Демон, захвативший душу Конкина, оказался не из преисподней этого мира – он не отозвался на древние заклинания Стигии. Жрица почувствовала, что эта сущность – пришелец из очень далекого мира. Она не могла понять, ведал ли Великий Змей про него, когда сводил их вместе. И еще – она никак не могла определить, опасен этот демон или нет. Сначала ей показалось, что Конкин не осознает, что одержим демоном, но она быстро убедилась, что это не так. Как только она намекнула, про его одержимость, Конкин не на шутку испугался. Он, похоже, сильно боялся, что об этом узнает Конан. И жрица понимала его, судя по тому, что она вспомнила о варваре, северянин очень не любил подобные существа. Ей это на руку. Владея чужим секретом, всегда можно использовать его себе на пользу.

Как бы то ни было, чтобы понять, что за сущность сидит внутри Конкина, надо основательно поработать с ним, но удобного случая никак не подворачивалось. Конан все время находился рядом. Так что Инсаэль оставила это до лучших времен. Серьги теперь снова у нее, и она не сомневалась, что сможет взять под контроль демона, даже из другой преисподней. Власть Бога-Змея беспредельна, ведь Сэт и сам пришел сюда из другого мира.

Конан подбросил на ладони, набитый под завязку кожаный мешочек, и улыбнулся – совсем неплохо эта «ведьма» платит за свою охрану. Словно богатый купец за сопровождение большого каравана. Но это и не удивительно, всем известно, что подвалы стигийских храмов битком набиты золотом. Хотя сам он еще не бывал ни в одном из этих сказочных хранилищ, но, почему-то, не сомневался, что это правда. Вот и сейчас это подтвердилось, ростовщик по первому слову жрицы, сразу же выдал запрошенную сумму. А уж про жадность менялы Конан знал не понаслышке – Аринтус и из Шадизара сбежал, не только из страха, но и потому, что не хотел платить Конану его долю. А тут он даже не стал плакаться, что дела совсем плохи и он скоро по миру пойдет. Таких жалоб Конан наслышался еще тогда, в Шадизаре. Как бы то ни было, сейчас Конан оказался рад, что Аринтус в тот раз сбежал, не расплатившись. Потому что второй мешочек набитый монетами, уже оттягивал его карман. Варвар знал, что если бы меняла заплатил тогда, Конан бы давно забыл, как выглядят эти монеты. Такая уж странная судьба у всех денег, приплывавших в его руки – они испарялись с завидной быстротой. Гораздо быстрее, чем он успевал их зарабатывать.

В общем-то, Конан мог уже давно достать Аринтуса – по счастливой случайности, он точно знал, где спрятался должник. Но в тот момент ему подвернулось неплохое дело по вскрытию одного хранилища там же в Шадизаре, а после этого дела ему пришлось срочно уехать из воровского города, и Конан оставил менялу на потом. Вполне могло случиться затяжное безденежье, и тогда должок от Аринтуса очень пригодится. Однако годы шли, и Конан уже почти забыл про те деньги. Но судьба сама напомнила про них. Как только на их пути нарисовался Шемиран, он вспомнил, что именно тут прячется его должник. Теперь не было никакого резона оставлять денежки жадному ростовщику. Кроме того, то, что он мог ссудить нужную сумму Инсаэль, тоже заставляло искать встречи с Аринтусом.

– Теперь может ты расскажешь, что это было? – Конан оторвал зубами мясо от кости и заработал челюстями, словно хищник рвущий добычу.

– Ты про что? – равнодушно спросила Инсаэль. Она тоже грызла мясо, правда, отрезая его от тушки небольшим острым ножом.

Варвар проглотил мясо, оттер рукой жирные губы и переспросил:

– Вот про это – почему вдруг Аринтус начал червяком перед тобой извиваться, чуть ноги тебе не целовал?

Жрица лишь равнодушно пожала плечами, и продолжала молча есть. Конкин тоже грыз свой кусок, и молчал. Хотя ему тоже очень интересно, почему этот босой богач, вдруг грохнулся перед Инсаэль на колени, и все время пытался поцеловать её ноги. Хотя в разговоре перед этим Санька чувствовал, что опасается он только варвара. И еще – он заметил, что упал перед девушкой он не сразу, а только когда разглядел её серьги. Перед тем, как началось представление, Конкин как раз перехватил его удивленно-испуганный взгляд.

Серьги, действительно, несли в себе, что-то мрачное. Кажется, что то них исходила постоянная угроза. В первый раз, когда Санька их увидел, он почувствовал это особенно ярко. Потом, во время путешествия, пригляделся к ним и, наверное, привык. Потому что больше такого страха, как в начале, уже не испытывал. Конан же, похоже, и вовсе не заметил энергию, исходящую от черно-серых фигурок змея. Или сделал вид, что не заметил.

– Ты знаешь, что мы приближаемся к очень опасному месту? – спросила Инсаэль. Похоже, она не хотела говорить о произошедшем в Шемиране и пыталась перевести разговор.

– Ты про Ларшу?

Жрица бросила на него короткий острый взгляд и кивнула.

– Я не собираюсь заходить в Мертвый Город, мы проедем в стороне от него.

– И надеюсь, это будет днем?

– Да, ночевать возле проклятого города я не собираюсь.

Ответ, похоже, успокоил жрицу и она замолчала. Но этот разговор совершенно не успокоил Конкина, наоборот, у него сразу возникла куча вопросов.

– Эй, эй, ну-ка скажите мне, что это за Мертвый Город? И почему мимо него надо проезжать днем?

Инсаэль никак не среагировала на вопрос Саньки, а Конан удивленно посмотрел на него.

– Ты что, Конкин? Мы же говорили с тобой про Ларшу. Ты про нее все знаешь.

Теперь на Конкина удивленно смотрела и жрица. Он прикусил язык. Ни хрена себе – он все знает! Да ничего он не…. И вдруг Санька понял, что, действительно, знает про этот город. Откуда-то из глубин памяти вынырнуло множество историй, и он вспомнил, что специально собирал эти истории, потому что…, потому что…, потому…. «Черт, ведь он охотник за древними сокровищами!» Его словно ударило током. Еще один пласт его местного сознания внезапно открылся Конкину.

Вот почему он собирал любые слухи, любые, самые фантастические истории о похороненных и забытых сокровищах. И заброшенные города – это один из самых распространенных вариантов, где можно найти золото и камни. А кроме этого и кое-какие вещи, которые иногда стоят дороже и золота, и драгоценных камней. Картины прошлого, того, которое Санька на самом деле не переживал, рваными кусками вставали перед ним. Он замолчал и невидяще уставился в одну точку. Казалось еще чуть-чуть, и он вспомнит все. Все о жизни его здешней личности. Но, как он не старался подстегнуть память, полностью её оживить не удалось. Однако про Мертвый Город он кое-что вспомнил. И впервые в его памяти начал оживать вечер встречи с Конаном. Проблески.

Конкину повезло, что спутники не заинтересовались его непонятной забывчивостью, и начали обсуждать дальнейшую дорогу. Сейчас в то время, пока никто не отвлекал, он мог, наконец, попытаться разобраться в событиях того судьбоносного дня. А это непросто. Все из-за того, что в памяти переплелись две нити воспоминаний – его здешнего и его настоящего, Московского.

А ведь, как говорят в приключенческих романах, ничего не предвещало беды. На вечер пятницы Конкин отработал постоянный ритуал. Он всегда начинал его с коллегами в баре, недалеко от конторы. Но с грозными работниками компьютера и ручки пить было скучно. После нескольких рюмок они начинали тупо обсуждать работу, словно недели в душном офисе им не хватило. Санька всегда в этом случае старался тихонько слинять и уже в одиночку ехать в какой-нибудь клуб, чтобы продолжить веселье. В субботу, если он просыпался не один, на этом все заканчивалось, и в воскресенье он уже просто отлеживался и отходил после возлияний и пьяной любви.

Но иногда, когда Конкин не находил кого-нибудь в баре, и не договаривался с какой-нибудь из старых подружек, пьянка могла продолжаться и в субботу, а то и в воскресенье. Он понимал, что понемногу спивается, но сделать с собой ничего не мог. Если не забываться на выходные, то через несколько трезвых недель можно просто сдохнуть с тоски. Он ненавидел свою работу. Вот и в этот вечер тоска так скрутила его, что он решил не идти с коллегами в бар, а сразу начать напиваться. Мысли о будущем сначала еще тревожили его, поэтому он позвонил Рыжей и договорился встретиться. Секс не давал Конкину уйти в трехдневный запой.