Туман рассеялся, и мы с костяным остались посреди погоста, тумановица, горела, как факел, тихо шкварча. Брален подбежал к ней и начал отрывать голову от туловища, схватив ее руками и оперевшись ногой в тушу. Она с противным треском и хлюпаньем, начала отрываться. Ну а я? БУУУЭЭЭЭЭЭЭ!

Освободив желудок, от всего что имелось, я подошла к костяному. Он прижигал края рваной плоти на голове монстрицы, зажженной веткой.

– Зачем? – поинтересовалась я.

– Затем, что утром она растворится, как туман, с которым она и пришла. А без доказательства работы, тебе денег не дадут! Так что потопали быстрее, а то в деревню мне нельзя, а башка тяжелая. Ты не дотащишь!

В селение мы зашли еще по темну, костяной положил голову и пошел в лес, а я постучала к травнице. Она через дверь спросила, кто это и, услышав мой голос, открыла дверь. Увидев, башку чудовища, она медленно к ней подошла, – кто это?

– Тумановица. – с важным видом произнесла я. Стараясь не смотреть на нее.

– Это жеж надо, сейчас я позову старосту. Деньги у него.

И она убежала в начало деревни. А я присела на деревянное крылечко ее дома. Вскоре к дому травницы начали собираться люди, прикрывая рты, ужасались представшей перед ними хари.

– Вот, 26 зенитов, больше нет. – Протянул мне староста деньги.

– Спасибо, и прощайте! – поднимаясь, сказала я и потопала к костяному. – А, еще! У вас карта мира есть?

– Есть, сейчас принесу, – отозвалась травница, и шмыгнула в дом. Забрав потрепанную тряпицу с изображением мира я, помахав через плечо, поплелась в лес.

– Ну, что? Сколько дали?

– 26 зенитов.

– Сколько? За тумановицу? Должно быть не меньше 80! В мое время, с ними бы даже разговаривать не стали за такие копейки!

– кстати, а сколько лет прошло, как ты помер?

– А я почем знаю, в могилах календарей нет. Учета годам не веду.

– Эх, поспать бы. Я кстати карту раздобыла! – протянула я ему лоскут. Мы в Лунной Пади. Куда нам дальше двигать? – присаживаясь на траву, поинтересовалась я у костяного. Он развернул тряпицу, посмотрел, и сев рядом разложил между нами ткань.

– Мы здесь, – он ткнул пальцем внизу карты, – а нам сюда, – ткнул вверху карты.

– Твою жеж маковку, через весь континент топать. – Взревев от досады, и откидываясь на спину. Так я и уснула, на траве, в лучах восходящего солнца. Проснулась уже привычно на спине у Бралена. Он медленно, но верно топал к цели. Как оказалось изначально, мы двигались в противоположную сторону. И теперь наш путь лежал, через избушку, пруд и могилу костяного.

– Я тут вспомнила, почему на твоей могиле было написано, не воскрешать?

– Не знаю, видимо кто – то меня недолюбливал при жизни.

– Да ты что, тебя? Да не может быть?

– Всем не угодишь! – скидывая меня со спины, буркнул Брален.

– Да ладно, че ты? Не обижайся трухлявый. Я ж не со зла! Так, просто. – Бежала я не поспевая, за большими шагами костяного.

Большой Ландорблаффский лес охватывал почти половину континента. Города и селения в основном были окружены реками и полями, воздвигнутыми на месте выкорчеванного леса. Люди, как и климат, были не шибко приветливыми и, завидев меня, пытались скрыться с моих глаз. Может, конечно, некромантов они недолюбливали? Но да мне было плевать, мне надо было идти к вратам, а остальное неважно.

Мы остановились в паре километров от городища, и уселись на поляне, оглядывая из далека, представленный нам вид. Костяной скинул с плеча сумку и, дотронувшись, сказал: fac facilius! – а потом раскрыл ее и начал складывать себя в нее по частям. Сначала ступни, потом берцовые, бедренные, левая рука. – Помоги.

– Ну, на фиг. Давай сам!

– Как? Все что мог, я сделал сам, дальше не могу!

– А зачем вообще это делать, – оторвав руку и положив в сумку, посмотрела я на костяного.

– Ну как же Маристель, ты войдешь в город и не будешь одна. Мало ли чего. С тазом поаккуратней, не поцарапай!

А туловище твое туда влезет?

– Ну конечно, я же сразу сумарек на объем зачаровал. А сейчас еще и облегчил. Так что ты не надорвешься, таская меня за плечом.

– Да ты прям джентльмен! – усмехнувшись, совала я человеческие останки в сумку. Взяв череп в руки, и заглянув в глаза огоньки, поинтересовалась я. – А если я с черепом в руках войду в город, что будет?

– Сожгут тебя, да и все! – пробурчал он, и я начала засовывать его голову в сумку.

Завязав веревку и накинув на плечо легенький сумарек, я пошла в город. Грюхсбурген. Он раскинулся на берегу серенькой реки, чьи воды, как будто застывшие во времени, не отражали небо. Узкие улочки, вымощенные камнями, извивались между высокими, угловатыми домами, построенными из темного камня и дерева, покрытого мхом и лишайниками.

На каждом шагу в воздухе витал запах сырости и гнили, смешанный с ароматом угольного дыма, поднимающегося из труб, которые торчали, как гнилые зубы, из крыш. Местные жители, одетые в потертую и грязную одежду, передвигались по улицам с угрюмыми лицами, избегая взгляда друг друга. Иногда в толпе можно было услышать шепот о странных существах, обитающих в окрестных лесах, или о проклятых душах, бродящих по ночам.

– Да уж местечко! – присвистнула я, подходя к доске объявлений. Чтобы отыскать ночлежку. – О! Тут написано, что можно подзаработать.

– Что надо делать?– Прошептал, костяной, из сумки.

– Таааак. На мельнице, за городом, кто – то издает шум. Дают 50 зенитов.

– Бери. И пошли к мельнице.

– Слышь, костяной, я не хочу. Я хочу помыться, переодеться и, покушав лечь спать. А не по мельнице мышей гонять.

– А на какие деньги ты это собралась делать?

– Вот жеж зануда. – Я подошла к пожилой женщине с клюкой, – уважаемая, где тут мельница?

Она посмотрела на меня, как на умалишенную, и махнула в сторону заката. А затем начала, плевать мне под ноги.

– Эй, тетя, полегче. А то химчистку сама оплачивать будешь.

Та начала еще пуще плеваться. И я поспешила к мельнице, пока она не начала меня дубасить тростью. Минут через сорок, я вышла в поле, где у реки ведущей в город, стояла мельница, медленно крутя своими лопастями. Возле нее стояло несколько мужиков, помня свой предыдущий опыт с топорами я, немного помявшись, пошла вперед.

– Добрый вечер господа!

Они окинули меня хмурыми взглядами, вперед вышел пожилой мужик с длинными седыми усами. – Добрый. Чего изволите? Муки?

– Нет, я по объявлению, – протянула ему бумажку. Все разом, вытаращились на меня.

– А вы кто будете?

– Охотница, я, на нечисть.

Они расхохотались, окидывая меня взглядом.

– Ой, дите, иди домой. Пока мамка с папкой не заругали.

– Знал бы ты дядя, кто я такая, так бы со мной не говорил. – Сверкнув глазами, прошипела я. – Ишь ты, грозный какой. Да я таких страховидл нагляделась, пока сюда дотопала, тебе и в страшном сне не приснится. Ну и сиди тут со своими привидениями! – махнув на них рукой, пошла я обратно в город. Но, не успев отойти и пару метров, услышала.

– Ладно. Добро, но если сгинешь, ко мне без претензий.

– Че тут у тебя? Рассказывай.

– Да что рассказывать. Никто ни кого не видел. Только слышали. То шорохи, то скрипы, какие – то.

– На мельнице? – вот идиоты, ей Богу. Они бы еще ветра в трубах боялись. Ну, мне же лучше, скажу, что мочканула тварь, бабки возьму и в таверну какую зарулю. Надо бы выпить. Что – то совсем устала я от этого путешествия.

– Эй, ты меня слушаешь?

– А, да, да, да! Шорохи, скрипы. Посмотрим.

– Да нет же, это вначале было, а теперь людей дремота мучает, а как проснутся, то сил нет, даже встать.

– Пошли отсюда, – прошептала сумка.

– Так, я осмотрюсь, потом, решу. Берусь я за дело или нет. – И я пошла внутрь мельницы. Прикрыв дверь, распахнула сумку и уставилась на глаза огоньки.

– Чего пошли то, ты ж сам сказал, берем заказ!

– Похоже это шишига. Вредная она баба, не хочу с ней водится! Пошли, говорю.