Вместо ответа, она на миг закрыла глаза ладонями, и он все понял. Эта девушка боится грядущей слепоты.

 Пожалуй, Фросту было немного ее жаль.

 Он даже открыл рот, чтобы сказать слова ободрения, но не успел. Задняя дверь Крематория распахнулась, и на пороге возник смотритель. Видимо, это и был Гроун. Его сальные черные волосы, собранные в неряшливый хвост, пропахли содержимым похоронных печей, а на неопрятном фартуке из некрашеной кожи Фрост заметил кровавые разводы.

 Не обращая внимания на капитана полиции, Гроун бросил на Мэри тяжелый взгляд и хриплым голосом произнес:

– Ты была права. Одно из тел горело зеленым пламенем.

– Чье именно? – подался вперед Фрост, и смотритель Крематория, наконец, заметил его присутствие, как и нашивки на форменном мундире. Губы Гроуна скривились в подобострастной и одновременно презрительной улыбке.

– Некоего лорда Лерия Танета… капитан.

 Фрост нахмурился. У него появилось много вопросов к своей напарнице, но задавать их в присутствии человека, не относящегося к расследованию, он не собирался.

– Спасибо, Гроун, – Мэри покосилась на Денвера, опасливо повела плечами и улыбнулась смотрителю. – А что насчет второй моей просьбы?

 Гроун шмыгнул носом, провел пятерней по волосам, намертво застряв в своих сальных патлах и смачно сплюнул себе под ноги.

– Завтра ночью. Я буду дежурить.

– Спасибо! – не обращая внимания на остатки пепла, грязи и боги знают, чего еще, Мэри взяла Гроуна за руки, и на миг Фросту показалось, что она собирается их поцеловать. – Матушка не останется в долгу.

– Я знаю, – Гроун терпеливо подождал, пока Мэри отпустит его руки и снова сплюнул. Очевидно, у него во рту стоял привкус дыма и он хотел от него избавиться. – До встречи.

 Не соизволив даже кивнуть на прощание, Гроун скрылся во тьме Крематория, а Мэри повернулась к Фросту.

– Что за вторая просьба? – сумрачно поинтересовался тот.

 Рисующая неловко улыбнулась.

– Вы же помните о своем обещании…

– Помню! – рявкнул он. Закат превратился в сумерки, и ему совсем не улыбалось тащиться по сырой степи в полной темноте.

 Но, кажется, Мэри приняла его выпад на свой счет. Слегка вжав голову в плечи, она еле слышно прошептала:

– Гроун готовит кое-что для нашего культа.

 Она опустила глаза, уставившись на промокший подол своего платья, а Фрост решил, что он не хочет знать продолжения. В конце концов, это не его дело.

– Итак, тело горело зеленым пламенем, – как можно более миролюбивее сказал он. – Что нам это дает?

 Мэри подняла голову и недоверчиво посмотрела на него.

– Это значит, что летучие мыши здесь ни при чем. Впрочем, я и так это знала.

– Откуда?

 Вместо ответа, Мэри шагнула к нему, взяла под руку и потянула прочь от Крематория.

– Я кое-что нарисовала сегодня ночью. И теперь, когда мои предположения подтвердились, я хочу, чтобы вы увидели мой рисунок.

 Фрост покорно дал увести себя подальше от черной громады, где тела умерших находят последний приют. По дороге к Обители Денвер и Мэри слились с толпой скорбящих, которые закончили развеивать пепел. Судя по простой одежде, эти люди шли не с похорон Танета.

– Ты живешь одна? – спросил он, когда они пересекли Смоль по Красному мосту и подошли к одному из невзрачных трехэтажных домиков Обители.

– Да. Я одна, – кивнула Мэри. – Моя квартирка на третьем этаже.

 Фрост пропустил рисующую вперед, позволяя ей показать дорогу. У него возникло странное ощущение неизбежности. Как будто стоит ему перешагнуть порог жилища Твари, и его жизнь изменится навсегда.

 Возможно, так оно и будет.

 Он на миг замер, пытаясь унюхать запах вишневого дыма, но пахло лишь сыростью, прошлогодней листвой и пылью. Не зная, радоваться этому или нет, он вслед за Мэри поднялся на третий этаж и вошел в темную каморку.

 Мэри торопливо начала зажигать свечи, неловко чиркая серными спичками, и чтобы не мешать ей, Фрост подошел к окну.

 И подумал, что закат отсюда выглядит очень красиво…

 Кажется, рисующая была смущена тем, что в ее каморке появился посторонний, хотя она и сама пригласила его к себе. Фрост сделал этот очевидный вывод, когда шорох юбок Мэри стих, а она все еще ничего не говорила. Но облегчать ей задачу и оборачиваться он не собирался. Тем более что за окном действительно открывался невероятный вид. На черную, как сама Тьма, громаду Крематория. На реку Смоль, текущую навстречу Обсидиановому морю. На тихую степь, скрывающую в себе обширное кладбище. На маковые посевы. На восточный тракт, вьющийся среди могильных холмов и скрывающийся за горизонтом. Самой дороги было не видно, и это заставляло представлять Рурк эдаким островком цивилизации среди бескрайних полей, заросших полынью, маками и ковылем. Закат потух, уступив место черной ночи, и Фрост подумал, что после того, как он покинет жилище Твари, стоит спуститься в Глубь. Потому что именно на арене боев без правил он чувствует себя живым. Именно в эти моменты его кровь течет по венам так быстро, что он чувствует, как она приливает к лицу и рукам, заставляя двигаться быстрее. Заставляя видеть мир четче. Заставляя улыбаться. Пусть зло, но искренне.

 Арена и незнакомка из приюта. Драка и женщина. Только они способны заставить его вынырнуть из той пучины, в которую он погрузился после возвращения из Унрайлы.

 Услышать собственное сердце.

 Вынырнуть из Тьмы черного города. Рурк… мало кто знает, что в переводе с унрайльского, это слово означает «скорбь». Фрост не считал, что в империи Вейнер использовали язык соседнего государства, но совпадение было забавным.

 И точным.

 Пожалуй, только увидев империю с другой стороны и лицезрев быт и нравы соседей, Фрост был вынужден признать, что Рурк действительно довольно мрачное поселение. Мрачное и уединенное. Единственный город, у которого нет предместий. И стен. Как будто те, кто строили его, считали, будто никому в здравом уме не придет в голову нападать на него.

 А еще именно Рурк славился самым крупным Крематорием в империи. Нигде больше Фрост не видел подобных громадин.

 Мэри кашлянула, и причин делать вид, будто он не понимает, что пора бы обернуться, у Фроста не осталось. Поэтому он вздохнул и бросил взгляд через плечо.

 И замер.

 Развернулся всем телом.

 Не обращая внимания на замершую, словно статуя, Тварь, двинулся вперед. К противоположной от окна стене. Туда, где на специальных крюках было закреплено полотно.

 На миг Фросту показалось, будто рисунок живой, но он почти сразу понял, что это иллюзия. Но посмотреть все равно было на что. Белоснежный мрамор Верхнего Города буквально проглатывал огонь. Зеленое пламя. И невозможно было понять, что именно горит. Будто бы этот странный зеленый огонь исходил ниоткуда. Привычных стен, отделяющих Верхний Город от Спирали, не было, и это позволяло разглядеть каждую трещинку на домах. Каждую деталь. В том числе несуразный прилавок, которого в обители аристократов просто не могло быть. Покрытый некрашеным полотном с жирными пятнами, он был уставлен корзиночками с кремом, эклерами и песочными печеньицами на покрытых щербинами блюдцах. Рядом с прилавком, спиной к зрителю, стояли двое. Мужчина в ярко-красном плаще и шляпе из крокодиловой кожи и женщина, силуэт которой сильно напоминал фигуру Марлы. Вот только волосы неизвестной женщины были черными, а не золотыми, как у кошки. Подойдя к рисунку вплотную, Фрост заметил еще кое-что. То, что он принял за огонь, на самом деле им не являлось.

 Это были мотыльки. Сотни тысяч ночных бабочек со светящимися крыльями. Они сталкивались между собой, и пыльца падала вниз. На странную пару и прилавок со сладостями.

 Мотыльки.

 А ведь Фрост встречал в Унрайле Тварей, похожих на зеленых мотыльков.

 Поэтому Мэри была права.

 Летучие мыши к убийству Лерия Танета не имели никакого отношения.

– Мотыльки… – бездумно прошептал Фрост, коснувшись рисунка. И снова на миг ему показалось, что крылья ночных бабочек трепещут.