^{© Eando Binder — «Artificial Universe», 1941}

Невидимый пучок поперечно поляризованных волн, никогда ранее не известных человеку, вырвался из восьмиугольного катода трубки. В шести футах от него мишень в виде медной пластины, покрытая коллоидным селеном, начала призрачно фосфоресцировать, ощутив сверхмощные разряды молнии. Катод загорелся ярче, и на пластине мишени появилось его перевёрнутое отображение.

Затем мишень внезапно исчезла! А вместе с ней и большая часть трехфутовой деревянной подставки, на которой она стояла.

Два человека в замешательстве уставились друг на друга.

— Вероятно, она испарилась, — пробормотал Питер Грант, хотя и знал, что этого не может быть.

Он отказывался признавать действительность, хотя это не выглядело как обычное разрушение. Как будто мишень и подставка переместились в другое измерение.

Но профессор Джеймс Аркрайт выбежал из-за асбестового экрана со странным выражением надежды на лице. Действовал он крайне необычно — осторожно приблизился к низкому выступу подставки, вытянув вперёд одну руку, словно лунатик. Затем он внезапно остановился и начал ощупывать подставку, как сумасшедший.

— Есть многое на свете… — начал Питер Грант и тут же задохнулся.

Руки профессора описывали очертания идеальной сферы!

— Твёрдое, как скала! — ликующе провозгласил учёный. — Вот, попробуйте сами!

Он взял руку своего ассистента и прижал её к той же невидимой поверхности, что исследовал сам.

Грант отдёрнул руку, как будто его ужалили, поражённый тем, что нащупал твёрдый, гладкий предмет, такой же невидимый, как и воздух окружающий его. Затем, устыдившись своего поступка, он снова вытянул пальцы и медленно провёл ими по фрагменту большой сферы, имеющей невидимую поверхность.

— Это странно… — пробормотал он, вздрогнув. — Что-то твёрдое и невидимое, состоящее из ничего!

И с этого момента Питер Грант стал инстинктивно бояться и питать отвращение к шарам.

— Он находится примерно в центре того места, где была расположена пластина-мишень, — проговорил учёный и ощупал её нижнюю часть. — И покоится на обрубке подставки, выглядящем так, как будто его срезали так же чисто и просто, как сыр, разрезанный циркулярной пилой.

— Но где же пластина-мишень и остальная часть подставки?

— Внутри, — коротко ответил профессор.

— Тогда почему мы их не видим? Мы видим лишь воздух внутри.

Пожилой учёный покачал головой.

— Нет, не видим, Грант, это феномен из феноменов. Мы не видим ничего из того, что находится внутри сферы. Мы смотрим вокруг неё. То есть падающие на неё световые лучи просто обтекают её, как линии тока обтекают изогнутую поверхность, и сходятся под тем же углом, миновав 180 градусов дуги.

— Но световые лучи не делают такого рода вещи, Аркрайт!

— Обычно нет. Но они это делают, когда сталкиваются с чем-то, что не может ни поглотить, ни отразить, ни пропустить их сквозь себя. Вы что, не понимаете, что это?

Глаза учёного горели, как раскалённые угли.

— Это стопроцентный колебательный стазис. Шар или область пространства, в которой полностью аннулируются все колебания. Лабораторная Вселенная!

Теперь, когда они её получили, Грант с трудом мог в это поверить, хотя они трудились пять лет, чтобы добиться этого результата. Теория сразу же превратилась в экспериментально доказанный факт. Их формулы показали, что поперечно поляризованные волны, ударяясь о сенсибилизированную селеновую поверхность, создают вокруг неё оболочку, лишённую колебаний. Оболочку тонкую, но совершенно непроницаемую.

Грант снова с удивлением прикоснулся к шару. Затем он с силой постучал по нему костяшками пальцев. Единственным звуком, который он услышал, был звук удара мягких тканей. Он занёс кулак, чтобы нанести более сильный удар, но остановился. Он повернулся и схватил учёного за руку.

— Аркрайт, это невозможно! Если оболочка непроницаема для излучения, как лучи из трубки могут достичь цели? Оболочка должна мгновенно разрушаться, как только отключается источник питания?

— Это происходит много раз в секунду, Грант. Но каждый раз, как образуется оболочка и отсекает лучи трубки, оболочка автоматически вновь исчезает. Лучи трубки снова попадают в цель, и снова образуется оболочка, и так миллионы раз в секунду. Для наших не воспринимающих такую скорость органов чувств оболочка существует постоянно.

Он огляделся.

— А теперь давайте проведём настоящие испытания.

Он поднял тяжёлый стальной прут, занёс его над головой и с силой опустил на невидимую поверхность. Прут резко остановился и издал не больше звука, чем если бы ударился о мокрую тряпку, висящую в воздухе. Профессор предпринял ещё две попытки, размахивая железным прутом с такой силой, что мог бы снести всё, что находилось в комнате. Половицы под подставкой протестующе заскрипели, указывая на то, что вся сила его ударов пришлась на них.

— В конечном счёте, — сказал профессор, вытирая лоб, — материя тоже имеет свои колебания. Ничто колеблющееся не может преодолеть эту оболочку колебательного стазиса. И абсолютно всё в известной нам Вселенной имеет свою частоту колебаний.

— Следовательно, ничто не может преодолеть её?

Учёный внезапно шагнул к своему столу и вернулся, держа автоматический пистолет в вытянутой руке.

— Вот, — он протянул его Гранту, — Я всегда боялся этих штуковин. Я действительно не знаю, зачем держу его при себе. Выстрелите по шару.

Грант уставился на безобразный предмет в своей руке.

— Это может быть опасно, — запротестовал он, — если пуля срикошетирует. Кроме того, люди могут услышать шум и вызвать полицию.

— Чепуха! — фыркнул учёный. — Находящиеся вокруг люди слышали так много звуков взрывов, доносящихся из этой лаборатории, что не повернули бы головы, даже если бы мы уронили на пол банку с нитроглицерином. Пули не имеют стальной оболочки, поэтому они не будут рикошетировать, разве что под большим углом. Однако для защиты мы можем воспользоваться асбестовым экраном.

Они встали за высоким экраном, и Грант одним глазом выглянул из-за него. Хотя сам он не был знатоком оружия, он крепко сжал холодную твёрдую рукоятку и прицелился, насколько мог судить, в центр шара. Затем нажал на спусковой крючок.

Шум выстрелов был подобен грохоту обрушившегося здания. Вылетело пять пуль, прежде чем Грант понял, что должен перестать жать на спусковой крючок. Он с содроганием посмотрел на оружие. Как, наверное, легко из него убивать!

Профессор Аркрайт суетливым кроликом метнулся из-за экрана. Раздался торжествующий крик, и он указал на пол рядом с подставкой, на которой находился невидимый шар. Три широких сплюснутых диска из горячего дымящегося свинца лежали там, где они упали после того, как ударились о шар. Две другие пули, очевидно, попали в цель под острым углом и куда-то отрикошетировали.

— Вы видите? — воскликнул профессор, похлопывая по шару почти с нежностью. — Это абсолютно непроницаемый барьер. Внутри него, должно быть, действительно странный мир — без света, тепла, звука, полностью изолированный от остальной Вселенной. Пространство, где ничего не известно о нормальных законах. Иная Вселенная!

— Признаюсь, я не совсем понимаю это! — Грант медленно покачал головой. — Нечто, созданное из ничего и останавливающее пули! Почему его не сбило с подставки? Он, должно быть, лёгкий, как мыльный пузырь, но стоит как скала.

— Инерция — один из естественных законов, — ответил пожилой учёный. — Но шар не подчиняется обычным законам. Любое давление, оказываемое на него снаружи, не передаётся внутрь, поэтому он не движется.

— Я бы хотел попробовать запустить в него пушечным ядром, — проворчал Грант.