На самом деле она чувствовала лишь грусть… Грусть и тоску.

Она подняла глаза к зашторенным окнам и свече на полке. Она догорела до третьей черной метки. Время ползло.

А кошмары продолжали сниться, все сильнее терзая ее бедную семью. Она пела, напевала, молилась и качалась, не прекращая бдения, пока ночь ползла вперед.

Эти периоды дрожи и плача были лучше, чем кома. Это было всегда. За это можно было быть благодарным.

В коме не было ничего, кроме пробуждения и попыток накормить и позаботиться о физических потребностях не реагирующего пациента. Жертвы не могли даже вздрогнуть или закричать. Они просто лежали, словно мертвые. Что бы там ни было, это, по крайней мере, подтверждало, что они живы.

Тиеро закричал, борясь с путами. Из его рта вылетали искаженные имена и слова, которые она не могла разобрать.

Она склонилась над ним.

— Все в порядке, — успокаивала она. — Ты не один. Помни, что ты не один. Тебя любят, и ты в безопасности.

— Всегда, — задыхался он. — Всегда. — Его тело обмякло, затем дернулось.

Ночь продолжалась.

Через два с половиной часа и Тиеро, и Саланка затихли. Затем, после нескольких мучительных мгновений, когда она наблюдала и ждала, опасаясь самого худшего, они проснулись.

Рея вздохнула с облегчением, хотя ни один из них не хотел говорить. Они выпили чай, который она им дала, а затем воду. К счастью, они съели немного орехового хлеба с вырезанными в губчатом веществе смайликами, после чего рухнули обратно на поддоны. Она едва успела снять с них простыни и постелить свежие, как они уже были готовы снова заснуть.

В начале всего этого они сидели все вместе, она и Саланка шепотом обсуждали происходящее, а Тиеро обычно молчал. Иногда никто из них не спал. Но сейчас усталость была слишком велика. Какими бы плохими ни были сны, Саланка и Тиеро должны были отдохнуть.

Вся энергия, потраченная на поиски источника и решения проблемы, улетучилась в прохладную ночь, и, когда они улеглись, Рея перебралась на подушки и села с остывающей кружкой, ее мысли разбежались. Свечи и факелы горели, но их пламя казалось приглушенным, а свет — более тусклым и густым.

Затем воздух пронзил низкий свист. Что-то среднее между трелью ночного жаворонка и плачем серокрылого пуату, за которым последовал стук в ее голове. Как будто можно было сомневаться, кто это. Слабая улыбка потянулась к ее губам, когда тяжесть отступила.

Встав, она подняла небольшую стопку заказанных эскизов. Потребовалось шесть шагов, чтобы дойти до двери и выйти на крыльцо. Ночной воздух был прохладнее, чем обычно для весны, но, по крайней мере, дыхание не замерзало.

Крыльцо открылось, и на него можно было подняться по прочной лестнице. По бокам не было перил. Внизу стоял Киллот, стройный мужчина из Нейеб, который за последние несколько месяцев стал ее другом: формально он приходил сюда, чтобы купить эскизы различных предметов, а на самом деле — чтобы узнать о Саланке, своей суженой. Они были нулаамедами друг с другом, их брак был заключен при рождении. Теперь, когда приближалась дата свадьбы, Киллот старался узнать как можно больше, хотя они с Саланкой не должны были встречаться до самого дня свадьбы. Он с гордостью носил свое обручальное ожерелье Нейеба.

В последнее время он всегда приходил после нападений. Не потому, что терпел их. Просто он был одним из немногих Нейебов, кто, казалось, был неуязвим. А может, и единственным. Он также был одним из немногих Нейебов, способных совершать убийства. Может быть, это было связано с ним? Как бы то ни было, раз в неделю он приходил под каким-то предлогом, но всегда для того, чтобы убедиться, что с Саланкой все в порядке и ничего не нужно.

— Ты выбрал удачное время, — сказала она, заставив себя подбодрить. — Нападение прошло, и теперь все отдыхают как можно спокойнее.

Теплая улыбка расплылась по его загорелому лицу. Он с грациозной легкостью поднялся по лестнице, его длинные черные волосы были откинуты назад и покачивались при движении.

— Приятно слышать.

Она присела на край крыльца с эскизами в руках. Протянув руку, она уперлась в одну из веток. Клочья грубой коричневой коры соскоблились, прилипли к ее коралловой тунике, но тут же соскользнули с коричневых брюк.

— Да. Примерно так хорошо, как и следовало ожидать.

Если бы сегодня все прошло как обычно, когда Киллот приходил, они бы провели пару часов, болтая о жизни в целом, пока он бы жеманно искал ответы на вопросы, касающиеся Саланки: что ей нравится, что нет, что заставляет ее улыбаться.

Но когда Киллот вскочил рядом с ней, он приостановился. Его ониксово-карие глаза расширились.

— Что это, Банни?

— Что? — Она нахмурилась. Он был единственным человеком, кроме Саланки и Тиеро, которому она позволяла так себя называть. В отличие от них, он использовал это слово только как ласкательное.

Он поднял палец, слегка прищурившись, изучая ее.

— Произошло нечто важное. Ты… стала ярче.

Она чуть не рассмеялась.

— Ярче?

Он кивнул.

— Ты кого-то встретила? — Он нахмурил свои прямые черные брови. — В кого ты влюбилась, Банни? Тебе нужно, чтобы я про него поискал? Я могу выведать все его секреты и оценить его так, как ты захочешь.

На этот раз она рассмеялась. И это было приятно. Затем она покачала головой и перекинула ноги через край крыльца.

— Нет. Я не думаю, что это что-то.

— Но что-то произошло. — Он понюхал воздух. — Пахнет ягодами колберн.

Неужели это то, что было в пузырьке? Она слегка нахмурилась, обдумывая, что еще сказать.

— Ты много знаешь о Запретных Искусствах?

— Они запрещены. Поэтому я никогда их не практиковал, но кое-что о них знаю. Убийцам полезно знать о таких вещах. Почему?

— Как ты относишься к людям, которые их практикуют?

— Это зависит от того, что именно они делают. Иногда боль и страдания, которые они требуют, достаются только заклинателю. В других случаях они гораздо шире. Но их собирают и убирают, потому что риск слишком велик. — В его голосе прозвучало беспокойство. — Ты пробовала, Рея?

Она пожевала губу.

— Скажем так, сегодня мы с друзьями решили попытаться найти источник или решение проблемы, которая вызвала эту чуму. — Затем она вкратце рассказала о случившемся, не упоминая ни Саланку, ни Тиеро, хотя знала, что он наверняка уже догадался об этом.

Выражение лица Киллота стало более похожим на мягкое веселье, когда она заключила.

— А. Я понимаю. Все не так плохо, как я мог опасаться. Жаль, что я не знал, что вы трое собираетесь это сделать. Я мог бы найти еще одного Нейеба, который помог бы мне, и тогда бы все получилось. Тот, кто придумал этот план, на самом деле был весьма умен, хотя в нем и есть определенный риск. Ты уверена, что ничего не можете проверить?

— Ничего, что я могу проверить. — Она продолжала беспокоиться о своей нижней губе.

— Тебе действительно нравится этот Цикори.

Жар поднялся по позвоночнику и прилил к щекам.

— Это неважно. Он кажется милым. И расстроенным. А никто не заслуживает того, чтобы его уничтожали наги.

— Хм… — Он перевел взгляд на горизонт, проглядывающий сквозь ветви. Серебристая полулуна все еще была высоко в небе, ночь еще не закончилась. — Понятно. Как ни странно, я рад, что ты нашла кого-то, Рея. Я бы хотел, чтобы ты была счастлива. Счастливее меня, если это возможно.

— Возможно, он даже не настоящий. Давай не будем забегать вперед.

— Тем не менее, он сделал тебя счастливой на какое-то время. Похоже, это хорошее начало. Если ты узнаешь больше и тебе понадобится моя помощь, скажи мне. Ты и так сделал для нас с Саланкой более чем достаточно. Может быть, я смогу найти для вас информацию о нагах. Возможно, это даст какие-то подсказки, которые приведут нас к месту, где мы сможем проверить ситуацию настолько, чтобы двигаться дальше.

Она вцепилась пальцами в ладони, напряжение в ней нарастало.

— Могу я спросить тебя кое о чем?

— О чем хочешь.