Медицинская коляска с автономным двигателем вкатила в дверь палаты. Светлана, лихо управляя джойстиком на ручке самодвижущегося кресла, подъехала к кровати, на которой возлежал Кирилл, и остановилась рядом. Он сел и со смущением уставился на гостью. Девушка выглядела похудевшей, на примороженных щеках остались небольшие пятна, и кончик носа тоже пострадал — сейчас он шелушился. Но для Кирилла это все не важно. Со временем пятна исчезнут, срастутся кости на ногах, и Светлана снова станет недоступной, как та далекая звезда в белесом небе.
— Привет, спаситель! — гостья улыбнулась. — Как чувствуешь себя?
— Неплохо, — сообщил Кирилл.
— Мне сообщили, что ты пролежал без сознания целую неделю.
— Искусственная кома, — Кирилл пожал плечами. — Так было нужно для лечения.
— Мог же умереть!
— Ну, это вряд ли, — он улыбнулся. — Не для того я шел сюда по снегу, чтобы скончаться в госпитале.
— И мимоходом спас меня, — Светлана тоже улыбнулась. — Кормил, поил и согревал ночами. Не дал сожрать меня медведоволку. Ты, кстати, лихо управляешься с ножом.
— Хирург, — Кирилл развел руками. — Нас этому учили.
— Ага! — Светлана хмыкнула. — Вулхов убивать. Разделывать, варить их мясо. Знаешь, что, Кирилл, все эти дни я много думала — заняться больше было нечем. Все вспоминала наш поход, как ты тащил меня на самодельных санках. И кое-что надумала.
Кирилл промолчал.
— Меня на Сокре часто звали замуж, но я всем отказала. Знаешь, почему?
— Не знаю, — покачал он головой.
— Мне было десять лет, когда отец нас бросил — нашел себе другую женщину. Я очень плакала, не понимая, как он мог так поступить, и дала себе клятву, что выйду замуж за мужчину, который никогда меня не бросит. И, кажется, нашла его.
Надежда, которую Кирилл питал до этих слов, растаяла, как снег под жарким солнцем.
— Кто он? — спросил осевшим голосом. — Я его знаю?
— И даже очень хорошо, — Светлана снова улыбнулась. — Я обещала, что запомню твои слова. Надеюсь, что и ты их не забыл. Так что ты говорил о нашей свадьбе?..'
Поставив точку, Кир написал название — «Далекая звезда», собрал листки и отнес их секретарше главного врача, чтобы перепечатала. Все знали, что она так подрабатывает. Он заказал четыре копии, и через пару дней забрал готовую работу.
— Читала с удовольствием, — сказала секретарша после того, как он рассчитался с ней. — Вы это сами сочинили?
— С-сам, — ответил Кир.
— Такая интересная история! Не ожидала, что в нашей поликлинике работает писатель…
Два экземпляра Кир отправил в институт, оставив себе парочку на всякий случай. Больших надежд он не питал. Для секретарши он писатель, но для Москвы навряд ли. Страна огромная, талантов много, и вряд ли он пробьется сквозь сито творческого конкурса. Но попытаться стоило…
Кир не знал, что рукописи, пришедшие на творческий конкурс, в Литинституте отдают читать студентам старших курсов дневного отделения — двоим одну и ту же. Задача их — отсеять графоманию. Студенты ставили на рукописи «минус», когда с ней сталкивались, и «плюс», если рассказ или стихи того заслуживали. Два «минуса» — и рукопись летела в корзину для бумаг. «Плюс», даже единственный, отправлял ее к руководителю семинара, который набирал студентов. Тот ставил рукописи оценку, которая приплюсовывалась к тем, которые абитуриент получит на экзаменах. Итоговая сумма баллов участвовала в общем конкурсе. Кир не подозревал, что в этот год на творческий конкурс в институте прислали сотни рукописей, так что в итоге претендентов набралось десятки на одно студенческое место. И хорошо, что этого не знал, иначе даже б не пытался поступать.
«Далекая звезда» получила от студентов старших курсов оба «плюса», а руководитель будущего семинара поставил ей оценку «пять». Не потому, что счел рассказ шедевром — тот просто очень выделялся среди прочих рукописей, и, главным образом, детально прорисованным в нем необычным миром. Руководитель посчитал: пусть будет в семинаре и такой студент. Его оценка повышала шансы Кира на поступление в Литературный институт, поскольку на заочное шли люди в возрасте — лет тридцати, а то и старше. Они не блещут знаниями на экзаменах, поскольку свои школы окончили давно, и многое забыли. Но это все случилось позже…
А в Минск тем временем пришла весна, в начале марта Кира позвала к себе Людмила Станиславовна, их старший техник.
— Такое дело, Константин, — сказала, усадив его перед собой. — Увольняется наш техник, работавший на золоте, и его срочно нужно заменить. Работа там ответственная, не каждый справится. Но ты хорошо себя зарекомендовал, врачи тобой довольны, и пациенты — тоже. Собираюсь предложить заведующему отделением твою кандидатуру. Согласен? Учти, работать с золотом желают многие.
Кир на мгновение задумался. Что-то в этом предложении его смущало. Если там такая сладкая работа, то почему уходит прежний техник? Почему освобождающееся место предлагают именно ему? Кир не замечал, чтобы старший техник благоволила к нему. Он помнил, как она подсунула работу с съемными протезами, соврав, что так будет легче выполнить план по единицам.
— П-подумаю, Л-людмила С-станиславовна, — сказал начальнице.
— Думай, — она скривилась. — Но недолго.
Спросить совета Кир решил у Каца. С Максимом отношения разладились, верней, приятель отдалился от него. Максиму все же удалось перетащить к ним в отделение армейского дружка. Теперь он с ним ходил в столовую и на перекуры, а Кир просто выпал из поля его зрения.
Врача Кир вызвал в коридор, где рассказал о предложении Людмилы Станиславовны.
— Я не советую вам соглашаться, — ответил Кац. — Во-первых, потеряете в зарплате, а, во-вторых, столкнетесь с неприятностями — и это еще мягко сказано.
— К-какими?
— Серьезными, — Кац пожал плечами. — Начнем сначала. Диски для золотых протезов[2] поставляет государство по государственным ценам. Они намного ниже, чем на золото в ювелирных украшениях, поэтому расход их строго контролируется. Желающих поставить золотые зубы много, что и понятно,[3] поэтому на очередь их ставят по решению комиссии по медицинским показаниям.[4] Ждать нужно долго, но можно очередь ускорить, предоставив для протезов собственное золото. Подходят старые протезы советского изготовления,[5] царские пятерки и десятки. Государство в этом случае может добавить даже грамм золота, если материала не хватает на протез. Но весь этот процесс под государственным контролем, в нем техник не участвует. Понятно?
— С-с х-халтурой б-будет п-плохо?
— Вот именно. Это гильзы для коронок приобрести не трудно, а золотые диски где? Даже если монету купишь — уголовная статья, и наказание тяжелое — вплоть до смертной казни. И если свяжетесь с расхитителями золота на приисках, то расстреляют гарантировано. Как заработать технику? Тут кое-кто химичит. Готовый золотой протез показывают пациенту и взвешивают на его глазах, чтобы он знал, за сколько платит. Но если мост с фасетками и облицовками, то он снова поступает к технику для нанесения пластмассы. Тут есть возможность отщипнуть кусочек. Знаю случай, когда один вот этим занимался. ОБХСС его проверило: обратилось к пациентам, которым он протезы делал, и предложило снять мосты и взвесить заново. И ведь никто не отказался, хоть это означало переделать всю работу. Недостачу обнаружили, и техник получил приличный срок.
Кир почесал в затылке.
— ОБХСС над теми, кто с золотом работает, как воронье кружится, — добавил Кац почти стихами. — А вы ведь не удержитесь. Человек вы молодой, к большим деньгам привыкли. Там девушку в ресторан сводить, там приодеться…
— П-понял, — ответил Кир. — Отказываюсь.
— Молодец! — одобрил Кац. — Забудьте вы о золотых протезах, они вчерашний день. На Западе давно работают с металлокерамикой, вот это золотое дно. Голливудские улыбки у их актеров вы, наверно, видели в кино. Сказка, а не зубы, но стоят дорого. У нас одна коронка — 25 рублей![6] Даже за вычетом стоимости материалов, на долю техника придется вдвое больше, чем за простой металл. Скажу вам по секрету: с металлокерамикой мы тоже начинаем. В апреле нам поставят оборудование: материалы, печи, инструменты. Но для того, чтобы с металлокерамикой работать, необходимо обучиться. Курс двухнедельный и организован в Вильнюсе. В Прибалтике есть специалисты по керамике. Но официально вам на курсы не попасть — там сплошь блатные, в том числе из нашего отделения. Поедут двое.
