— Вениамин Григорьевич! — министр побагровел. — Вы обвиняете меня в нарушении социалистической законности? В организации милицией убийств?

— Что вы, Геннадий Николаевич! — председатель поднял руки, словно демонстрируя, что он не говорил такого. — Никто ни в чем не обвиняет и не собирается. Но ваш новаторский подход мое начальство оценило. Вас просят поделиться опытом.

— Да меня за это… — министр пытал возмутиться, но его прервали.

— Наградят, повысят в звании и переведут служить начальником особой группы комитета. Так попросили передать. Геннадий Николаевич, давайте откровенно. В стране грядут большие перемены. Год или два — и они начнутся. Я не могу вам сообщить подробности, но они, поверьте, будут. И тогда тот, кто проявил инициативу, помог своей стране, окажется востребованным ею.

Министр вздохнул.

— Нет, все же нужно выпить.

Он встал, достал из шкафа бутылку коньяка и два бокала. Поставил их на стол, наполнил и один придвинул гостю. Затем взял свой.

— За взаимопонимание!

Он чокнулся с емкостью гостя и осушил бокал. Крякнул и опустил его на стол.

— Вениамин Григорьевич, как на духу, — продолжил разговор. — Мои тут не замешаны — они такого не умеют. Признаюсь, мы на вас грешили. У комитета, вроде, есть специалисты.

— Когда-то были, — ответил председатель и вздохнул. — Но при Хрущеве их репрессировали и многих расстреляли. И не подумали, что могут пригодится. Кукурузник дров много наломал. Вы точно не причем? — он глянул на министра.

— Клянусь!

— Но кто-то это ж сделал!

— Возможно, ГРУ?

— «Соседи»[1] таким не занимаются, — ответил председатель. — Военная разведка, работает за границей. И мы бы знали, если бы попробовали здесь. Загадка. Ладно, разберемся. Геннадий Николаевич, я прошу вас, чтобы об этом разговоре…

— Не мальчик, — поспешил министр, — и все прекрасно понимаю. Здесь все останется.

— Тогда — успехов! Рад был побеседовать.

Председатель встал, пожал министру руку и удалился. К бокалу с коньяком он даже не притронулся. Министр взял его, вздохнул и осушил.

«Доложить о разговоре руководству?» — мелькнула мысль. Подумав, он ее отверг. У Щелокова с Андроповым вражда, и Николай Анисимович не преминет при случае уязвить соперника попыткой завербовать руководителя МВД БССР. А крайним станет кто? Геннадий Николаевич! Контора ему это не забудет. А если, как заверил гость, начнутся перемены, министру вспомнят этот разговор. И повезет, если все закончится отставкой. Руководителю республики знать о состоявшейся беседе с председателем не нужно. Как опытный аппаратчик в прошлом, министр прекрасно понимал: стоит только зарониться сомнению… А вдруг милиция и вправду занимается убийствами? Начали с уголовников, а после доберутся до партийных деятелей? Да, ну их на хрен! Чур нас, чур! Об этом лучше не думать! Пусть остается в тайне.

Министр плеснул себе немного коньяку и, уже смакуя, выпил…

Кир ничего не знал об этом разговоре. Разведывательный дрон мог его подслушать, но с этой целью его пришлось бы отправлять на Урицкого, где размещалось здание республиканского МВД. Системник бы такого не позволил: днем дрон следовал за подопечным. О том, что их лихая эскапада по ликвидации рецидивистов привлекала внимание властей, они не знали и не слишком беспокоились. Поверить, что какой-то скромный техник причастен к массовым убийствам? Ну, ну, самим-то не смешно?

Кир жил уже привычной жизнью. С Наташей отношения наладились, а со Светланой, которая вернулась в общежитие подавленной и замкнутой, Кир провел сеанс психотерапии. Чего, чего, а это умел. В военно-медицинской академии, где он учился, их обучали методам по приведению солдат и офицеров в нормальное психологическое состояние, а служба показала, насколько это нужный навык. Когда в бою ты видишь сослуживцев, разорванных на куски, и убиваешь сам, потому что и тебя хотят убить, ты сатанеешь от стремления крошить противника, мозг закипает, и его владелец становится опасным. Тут или лекарство, которое в большинстве случаев психоз только отложит, или воздействие обученного врача. У Кира получалось…

Улучив момент, когда Наташа отлучилась в магазин, он сел перед Светланой и стал делать пассы у ее лица.

— С-смотри, с-счас б-будет ф-фокус.

Девушка вздохнула, но глаз не отвела. Кир уловил момент, как взгляд ее застыл.

— Т-тебе с-спокойно, х-хорошо. В-ведь т-так, С-светлана?

— Да.

— З-запомни: изнасилования н-не б-было. Т-тебе п-пригрезилось. З-забудь. П-понятно?

— Да.

— С-сейчас я у-уберу л-ладони, а т-ты о-очнешься и б-будешь ч-чувствовать с-себя с-счастливой.

Опустив ладони, он громко хлопнул ими. Взгляд девушки стал осмысленным, и, посмотрев на Кира, он вдруг засмеялась.

— Ой, ты такой смешной! Сидишь и смотришь на меня, как баран на новые ворота.

— Л-любуюсь.

— Смотри! — Светлана погрозила пальцем. — Вот расскажу Наташе, она тебе устроит!

— Н-не б-буду б-больше! — Кир сделал умилительную рожу.

Светлана снова засмеялась. Пришла Наташа. Втроем они немного выпили, поели, поболтали. Интима в этот вечер не случилось — у Наташи начались женские дела, поэтому Светлана оставалась с ними. Она вела себя расковано, смеялась и шутила, чем здорово Наташу удивила.

— Что ты с ней сделал? — спросила Кира, выйдя проводить его до вахты. — С чего она такая?

— Н-ничего н-не с-сделал, т-только в-вошел, — ответил он цитатой из комедии. — К-клянусь.

— Смотри, Чернуха! — Наташа погрозила кулаком. — Узнаю: закрутил любовь со Светой — кастрирую!

— К-кому я н-нужен? — Кир прикинулся непонимающим.

— В том-то и дело, что многим, — она вздохнула. — Да тут полкорпуса… Ладно, промолчу, не то нос станешь задирать.

На том расстались. А Кир, вернувшись в свою комнату, занялся моделированием. Если с интимом не срослось, то хотя бы денег заработать. С тех пор, как он завел себе любовницу, расходы сильно подросли. Нет, он не бедствовал и не считал копейки, как некогда, но деньги утекали. Кино, театры, новая одежда… К зиме Кир приоделся в импортную куртку с искусственным мехом и намертво пришитым капюшоном. Купил шапку-ушанку из мутона, перчатки, теплые ботинки. Все это стоило немало. Хорошо, что за халтуру деньги отдавали сразу, и не приходилось ждать получки и аванса, чтобы свести концы с концами.

Однажды Кир, пролистывая «Литературную газету», увидел небольшое объявление. «Литературный институт имени А. М. Горького при Союзе писателей СССР объявляет творческий конкурс для поступления на очное и заочное отделения…» Кир прочитал его и глубоко задумался. Да, у него пока все хорошо, и вряд ли будет хуже. Профессию освоил, неплохо зарабатывает, но дальше… При его характере, сложившейся привычке к переменам, он неизбежно заскучает. Карьерная вершина при его профессии — старший техник или заведующий производством. Младший офицер, если судить по меркам Обитаемых миров. А он медик-инженер второго ранга, что по земным раскладам — подполковник. Не генерал, но все же… И служба в армии Республики, несмотря отрицательные ее стороны, была интересной. И что же? Стать и здесь врачом? Для этого придется окончить курс медицинского института. Поступит без проблем — системник на экзаменах подскажет, но затем учиться шесть лет плюс год интернатуры. Жить на стипендию… Конечно, мать поможет сыну, но она немолода и зарабатывает мало. Опять считать копейки… И, главное, зачем? Выпускников института здесь распределяют на работу, а в Минске Кира не оставят — найдутся чьи-то дети и племянники. Кир больше не питал иллюзий по отношению к общественному устройству в СССР. На словах здесь равные права, в реальности же существует блат — так называют кумовство. Для родственников и друзей начальства есть привилегии, для прочих же — распределение в деревню или, в лучшем случае — в райцентр. А Кир прижился в Минске, и ему здесь нравилось. В столице есть театры, выставки, музеи, кафе и рестораны. (В последних Кир с Наташей побывали — поели вкусно, выпили, потанцевали, ему понравилось.) В провинции — Кир знал это от приятелей по общежитию, тоска. Не распределяют лишь заочников и выпускников вечерних отделений вузов. Но в медицинском институте только дневное обучение.