Наташа остановилась, но оборачиваться не стала. Так значит, она все прекрасно слышит! Это поведение взбесило Эмму. Злость затмила смятение и все другие чувства.

– Слушай, ты ведь сама меня позвала. Я думала, что-то изменилось, и мы сможем найти общий язык наконец. Я ошиблась? Я что, зря приехала? Эй, ты слышишь меня?! Говори! – Эмма вскинула руку, желая одернуть сестру за плечо, но что-то ее остановило, а в комнате вдруг сам собой загорелся свет.

Теперь девушка не могла пошевелиться, не могла ничего сказать, а только наблюдала за происходящим.

– Нет… нет! Ты меня не получишь! – Наташа держалась за голову и ходила кругами по комнате. По лицу ее текли слезы. Она всхлипнула и вытерла их рукой, размазывая тушь.

«О ком она говорит?»

– Я слишком долго скрывала, чтобы позволить тебе… Я ведь сразу тебя раскусила.

Свет люстры начал мигать, время от времени погружая комнату в темноту на краткие мгновения и вырывая куски картины, разворачивающейся перед Эммой. В следующий момент Наташа уже стояла у зеркала.

– Хорошо. Хорошо. Значит, время пришло.

Наташа села на стул, взяла расческу, несколько раз провела по волосам, а потом пригладила их руками и улыбнулась своему отражению. Она взяла в руки бутылку кофейного ликера, стоявшего там же, на столике, покрутила. Поставила на место.

– Надеешься лишить меня рассудка? Обвести вокруг пальца? Но что ты скажешь на это? Я. Бросаю. Тебе. Вызов. Я уничтожу тебя!

Она выдохнула и опустила голову, словно набираясь решимости, а затем резко взметнула ее и завопила. Свет на секунду погас, будто от ее крика лопнула лампочка. А когда загорелся вновь, Наташа в ступоре стояла напротив зеркала, опрокинутый стул валялся у ног, а на ее теле один за другим появлялись порезы. Сначала невидимые, они проступали на коже тонкими красными линиями, становились глубже, чернее, раскрывались, как голодные рты жадных до свежей плоти чудовищ. На зеркало брызнула кровь.

Отражение сестры посмотрело на Эмму безумными взглядом и засмеялось, зловеще, самозабвенно. Девушка похолодела от ужаса, но не чувствовала под собой пола, не могла сдвинуться с места или отвести глаза. Наступила полная тишина, словно кто-то выключил звук. Кровавые брызги взмывали в воздух, их становилось все больше, они плыли по комнате, заполняя пространство багряным водоворотом.

Что-то внезапно резануло по левой ноге внизу. Эмма вскрикнула. И в тот же миг все исчезло.

Она стояла перед распахнутой дверью в спальню сестры. Горел свет. Но внутри никого не было.

– Наташ? – робко сказала Эмма, уже ни на что не надеясь.

Конечно, никто ей не ответил. Только Йоши скакал рядом, пытаясь забраться по ногам, он и задел острыми коготками кожу на оголенной щиколотке.

В запачканном зеркале у стены напротив теперь отражалась только сама Эмма. На столике не было ни расчески, ни бутылки ликера – должно быть, забрали для расследования. Стоп… Бутылка кофейного ликера. Точно! И как она не заострила на этом внимания? Ведь правда, вчера, когда она зашла в дом, бутылка здесь была. Вот только Наташа терпеть не может кофе ни в каком виде и ни за что не купила бы подобный напиток! Ее принес кто-то знакомый, и она впустила его?

Неужели сестра так пытается ей что-то сказать? Но было столько ужасных порезов и крови. Если все увиденное правда, то, выходит, она мертва? Нет… Эмма мотнула головой, будто стряхивая с себя наваждение. Не обязательно. Это может быть лишь метафора. Знак, что кто-то пытался причинить ей вред, напал… Тот невидимый, к кому обращалась Наташа, но не смогла показать. И не смогла разглядеть Эмма, потому что… не знает или не помнит его?

Если это не просто очередная побочка от нового лекарства и бурное воображение. В конце концов, она не в первый раз видит ночной кошмар, и далеко не все в них бывает реально. Но чтобы ходить во сне… Надо будет обязательно сказать об этом психотерапевту…

Эмма закрыла дверь, зашла в соседнюю комнату и села на диван. Если она снова вздумает гулять во сне, не хотелось бы рисковать и спускаться по лестнице вслепую. Лучше уж до утра она останется здесь, в гостиной.

Девушка встала и подошла к окну, чтобы задернуть шторы. На втором этаже в соседнем доме горел свет. Чей-то темный силуэт замер у окна. Что? Кто-то за ней наблюдает? Эмма задвинула шторы резким движением и снова посмотрела через щелочку. Силуэт поколебался, удалился от окна, и через мгновение свет погас.

«Надеюсь, это не тот вчерашний амбал? До чего же жуткий тип… – подумала она с тревогой. – Хотя нет. Вряд ли. Тот был идеально равносторонний. А силуэт в окне выглядел более изящным, вытянутым, хоть и тоже, скорее всего, принадлежал мужчине. Но это точно не Владислав. Может, сосед просто заметил, что среди ночи зажегся свет и решил посмотреть, все ли в порядке? Верно. Не стоит себя накручивать».

4 июня, вторник

На месте небольшого продуктового магазинчика на перекрестке Речной и Сосновой улиц, который Эмма помнила с детства, теперь стоял сетевой супермаркет «Амням», издалека заманивая покупателей своей красно-белой вывеской с вилкой и ножом на тарелке. Девушка пришла сюда перед обедом.

После утренней уборки и чашки крепкого кофе в доме посвежело и стало уютнее, а голова прояснилась. К тому же прогноз погоды на день обещал возвращение солнца и тепла.

Проснувшись около десяти, Эмма позвонила следователю Быкову и рассказала о своем замешательстве относительно бутылки кофейного ликера. Тот поблагодарил за новую полезную информацию и просил сообщить, если вспомнятся еще какие-нибудь детали, даже незначительные. Но тут же добавил, что Наталья вполне могла приобрести напиток для кого-то в подарок. К сожалению, проверка больниц и опрос соседей пока не дали никакого результата, а собранные образцы крови совпадали по группе с Наташиной, оставалось дождаться результатов экспертизы ДНК, но Евгений Романович велел не отчаиваться. Ведь крови было не так много, чужих следов и свежих отпечатков пальцев не обнаружили. На Наташин телефон, найденный в комнате, подозрительных звонков и сообщений не поступало. Рабочий компьютер тоже оказался чист.

Голос следователя звучал бодро и убедительно, в этот раз Евгений Романович говорил как-то по-отечески, словно старый знакомый, даже перешел на «ты»: «Ну и что нос повесила? Найдем мы твою сестру. Ты уж, наверное, нарисовала себе всяких ужасов. Думаешь, держит ее в подземелье какой-нибудь маньяк-мучитель? Выбрось из головы. Это тебе не Москва. Здесь тихо, спокойно. Маньяков это место с шестидесятых не видело. Да и то был единичный случай. Вас с сестрой тогда еще и в планах не было, меня, собственно, тоже. А что тут частенько бывает? Да вот что. Подрались по пьяни, загуляли, да пропали на пару дней, своровали что-то по мелочи. Все дела житейские, все тут друг у друга на виду. Кто-нибудь да узнает твою Наталью, позвонит со дня на день. А если в лесу заблудилась, так и там отыщем. Ты что, думаешь, мы тут на месте сидим?»

Странно, но эта речь и его уверенность Эмму как-то приободрили. В конце концов, если отбросить эмоции, ни на какого маньяка это действительно не похоже. Где водятся такие маньяки, которые выкрадывают жертву из дома, вытирают за собой следы и отпечатки, а кровь оставляют? Все должно быть гораздо прозаичнее. Возможно, Наташа сначала сама остановила кровь, а потом уже вышла, в аптеку, к примеру, там кого-то встретила и где-то задержалась. Точно. Знакомые не смогли уговорить ее поехать в больницу, Наташа ведь упрямая как осел, но и не отпустили ее одну домой с таким приличным порезом – может, для криминала крови было и немного, а для бытовой травмы вполне достаточно, чтобы перепугаться, вот они и уговорили ее остаться на ночь на всякий случай. Поселок не такой уж маленький, разве всех успеешь опросить. Подвезли на машине на другой конец. А не позвонила она, потому что забыла телефон, а номер Эммы наизусть не помнит. Не заперла дверь, потому что не думала, что уйдет надолго, а в поселке, как сказал следователь, тихо, спокойно, бояться нечего.