1 июня, суббота

– Эти сны вас пугают? Почему вы так жаждете от них избавиться? – женщина наконец оторвалась от бумаг, сняла узкие очки для чтения, цокнула ими об стол и подняла глаза на Эмму, выжидающе наморщив лоб.

Девушка, до этого завороженная разглядыванием родинок на скуле собеседницы и складыванием из них узоров, встрепенулась, выпрямилась и робко заговорила:

– Ну-у… По-разному. Некоторые мне даже нравятся. То есть нравились… поначалу, – поправила она себя. – Казалось, они помогают сбежать от реальности в другую жизнь. Дают чувство, что там меня всегда кто-то ждет. А еще… я надеялась, что, возможно, они имеют отношение к моему прошлому. Думала, благодаря снам со временем смогу что-то вспомнить.

Перед глазами тут же встал образ молодого человека со светлыми глазами и открытой улыбкой.

– Но это не помогло?

– Нет, – вздохнула Эмма и опустила голову, вперившись взглядом в унылый темно-зеленый ковролин.

Ну и интерьерчик… Мебель, отделка стен, шторы не только собрали в себе все оттенки мрака и отчаяния, но и совершенно не сочетались друг с другом, не говоря уже об этом отвратительном тускло-желтом освещении. Разве обстановка здесь не должна как-то приободрять?

– Это временный кабинет, пока не закончится ремонт в новом. Там будет гораздо комфортнее, поверьте. Я только переехала в это здание, а рабочие подвели. Пришлось как-то выкручиваться. Пока что постарайтесь расслабиться.

Эмма понимающе кивнула и еще крепче вцепилась в сиденье кресла, стараясь при этом изобразить непринужденную улыбку. Она ведь ничего не сказала вслух. Неужели у нее все на лице написано? В свои двадцать четыре до сих пор не научилась следить за мимикой.

– Так что было дальше?

– Я запуталась, – развела руками Эмма. – Совсем перестала понимать, что реально, а что нет. Была ли во снах хоть какая-то доля потерянных воспоминаний? Или все это только жалкие попытки воображения найти покой, придумать себе лучшее прошлое… Мне часто снилась старшая сестра. Словно мы все время рядом и отлично ладим до сих пор. А в некоторых снах она звала меня, просила вернуться, остаться с ней. Этому хотелось верить, потому что мы и правда ладили в детстве. Было бы логично оставаться поддержкой друг другу. Сны были такими реалистичными. А на самом деле после смерти родителей сестра почти со мной не общалась, только по делу, очень сухо. Сейчас же изредка звонит убедиться, что я не помираю с голоду… И я не понимаю! Не помню, как и почему между нами все так резко изменилось. Наверное, это как раз и связано с аварией. Если она считает меня виноватой, то лучше бы так и сказала. Но Наташа с того самого дня убивала меня молчанием. – Девушка криво ухмыльнулась. – Знаете, будто у нее лимит на бесплатные слова. Избегала и сторонилась. Только и мечтала вытурить из дома поскорей. А потом… – Эмма замешкалась.

– Что потом? – Женщина сделала какую-то заметку у себя в блокноте.

Девушка смотрела в пространство перед собой, словно зацепившись взглядом за что-то невидимое для других, ее губы дрогнули дважды, будто она вот-вот собиралась заговорить, но не прозвучало ни слова.

– Эмма, не обязательно рассказывать сразу все. Просто скажите, если вам хотелось бы сменить тему. Но чем больше подробностей я узнаю, тем легче мне будет вам помочь.

Девушка встряхнула головой, и ее взгляд снова ожил, прошел сквозь невидимое препятствие в воздухе и достиг собеседницы.

– Потом сны стали превращаться в кошмары. Все, что начиналось, как нечто, напоминающее нормальную жизнь, где есть место радостным моментам, теплу, заботе, любви… все заканчивалось невыносимым ужасом. Любой сон о родителях заканчивался аварией. Улыбающееся лицо сестры вдруг искажалось, деформировалось, становилось уродливым, пугающим. И я просыпалась в поту.

– Как часто вы видите эти сны?

– Каждую ночь. По крайней мере, в последнее время. Как я уже говорила, я начала их видеть после аварии. Сначала примерно раз в месяц, и это не казалось слишком уж странным после такой трагедии. Да и все убеждали меня, что это временно. Но потом кошмары стали сниться уже раз в неделю и еще чаще, а теперь и дня без них не проходит. Прошли годы, и на время надеяться уже не приходится.

Женщина поджала губы, вновь нацепила очки и принялась перечитывать что-то в медицинских документах. Эмма тем временем силилась вспомнить, как зовут ее нового врача. Инициалы на бейджике мало помогали. В.А. Виктория Андреевна? Вера Антоновна? Не называть же ее доктор Звездунова…

– Ранее вам назначали антидепрессанты и анксиолитики. Почему вы перестали их принимать?

Эмма пожала плечами.

– От них не было никакого толка. Точнее, первое время они и правда успокаивали. Только, как бы сказать, не в хорошем смысле…

– Интересно… – В.А. поправила указательным пальцем очки.

– Да. Вместо комфорта я чувствовала вялость, подавленность. Словно меня лишили возможности чувствовать, а отрицательные эмоции и тревога никуда не исчезли. Они просто не могли найти выход, будто их плотно утрамбовали и затолкали в самый подвал души. И в какой-то момент эти запертые чувства начинали прорываться наружу, и тогда настигали меня бурным потоком – неконтролируемым, разрушающим все на своем пути. Как пружина, которую сжимали, сжимали, а она раз – и резко расправилась, отскочила тебе прямо в лоб с новой силой. Тогда я могла без особого повода прорыдать всю ночь или сорваться на близкую подругу из-за пустяка, которому раньше бы не уделила внимания. И еще появились побочные эффекты: учащенное сердцебиение – приступами и такое сильное, что, кажется, сердце сейчас выпрыгнет из груди, даже болезненное. И панические атаки, которых раньше не было.

Эмма остановилась, но В.А. продолжала внимательно на нее смотреть.

– Мы работаем вместе… С подругой, – добавила Эмма неловко, лишь бы заполнить паузу. – Вот я и подумала, что недостаточно просто притупить эмоции. Дело во снах, – она покраснела, вдруг осознав отсутствие логической связи между последними фразами; опять мысли пошли вскачь от волнения.

– Что ж, Эмма. Мне нравится, что вы начали говорить так откровенно и эмоционально. Не стесняйтесь выражать свои чувства. Это уже пятьдесят процентов успеха. Путь к выздоровлению начат. – Врач ободряюще улыбнулась. – А лекарства, прописанные ранее, действительно вам не подходят. Что касается снов, вы совершенно правы. Ночью нужно высыпаться, а не переживать накопленные страхи заново в ярких образах.

Не может быть! Наконец кто-то с ней согласился.

– Я выпишу вам новый препарат, более современный и с минимальной вероятностью побочных эффектов. Лекарство улучшит качество сна и, в частности, его медленной фазы – без сновидений. Также я распишу для вас рекомендации относительно режима дня, физических и умственных нагрузок. Очень важно отходить ко сну в одно и то же время, а также спать в полной темноте – особенно следует избегать холодного белого и голубого света ламп и гаджетов. Вы ложитесь до одиннадцати вечера?

– Стараюсь, но бывает, что и засижусь допоздна, особенно в выходные… – ерзая на кресле, призналась Эмма, ей никак не удавалось найти удобное положение, гладкая кожаная обивка под влажными ладонями издала характерный скрип.

– Люди зря так легкомысленно к этому относятся. Поверьте, время отхода ко сну имеет гораздо большее значение, чем кажется. А в вашей ситуации может сыграть решающую роль и даже сработать эффективнее таблеток. Все дело в гормонах. Чтобы почувствовать себя отдохнувшей, достаточно семи часов хорошего, крепкого сна, но это возможно только если вы спите в правильное время и в подходящих условиях. Давайте договоримся, что полночь – самый крайний вариант. – В.А. строго взглянула на нее поверх очков.

– Я поняла. Обязательно исправлюсь.

– У вас остались вопросы?

– Нет, спасибо, Вера Александровна, – все-таки рискнула Эмма, решившись положиться на интуицию.