Пост – это навсегда. Звучит пафосно – но это так. Те, кто были из другого теста, отсеивались за один-два месяца.

Я торопился, но впитавшийся уже в кровь опыт, заставлял идти осторожно, разглядывая каждую тень в ямках. Однако, как только я вышел на прямую видимость и разглядел клетку, осторожность покинула меня. Не веря своим глазам, я помчался к «карцеру».

Решетчатая дверь была распахнута, контейнер был пуст.

– Что за хреновина?

Дверь висела на дужке огромного замка, петли с другой стороны были вырваны. Кто мог такое сделать? Хоть петли и самодельные, из катанки-шестерки, но голыми руками не один человек не порвет. Не Ольга же? Да и не было тут никого.

Я подозрительно посмотрел на закрытую «восьмерку», кроме них здесь никого кто хотя бы теоретически мог это сделать. Но и они тоже не гиганты – каким образом можно сорвать петли? Нужен хотя бы лом. Вокруг ничего похожего не было.

Я прижал тангетку и вызвал Смирнова.

– Палыч, ответь. У меня проблема.

Тот откликнулся сразу:

– Что такое? Тварь нашел? Вызывай всех.

– Не, не тварь. Пропала пленная. Ты ничего про это не знаешь?

– Иди на хрен, – не поверил командир. – Как это она смогла свалить из камеры?

– Вот и я думаю. Приходи, тут дело очень плохое. Дверь сорвана.

– Бля…, – донеслось из рации – Иду. Ничего не трогай.

Смирнов появился не один. Вместе с ним пришли Санька и Филя, я сразу понял, что Палыч был в медчасти, и прихватил их оттуда. Оба парня были взбудоражены – раскрасневшиеся лица с поблескивавшими глазами говорили, что он не отошли еще от произошедшего. Ребята, когда вызволяли спецназ, сошлись с тварями чуть не в рукопашную, на такое надо решиться. От Саньки можно было, конечно, и не такой фортель ожидать – он чокнутый, а вот Филя. Он, когда к нам пришел, я подумал – продержится максимум неделю. Такой он был домашний и не военный – как цыпленок.

– Но чо я говорил! – сразу начал Сашка. – Я предупреждал – она из леса, значит не человек. Человек дверь с петель вывернуть не сможет. Ушла на хрен вместе с тварями.

Смирнов молчал и, удивленно качая головой, осматривал разорванные петли. Филя тоже не сказал ни слова, но было похоже, что он на стороне Сашки. Наверное, совместная смертельная вылазка, как-то сблизила их.

Блин! – выругался я про себя. Логика в словах Федорова все-таки была – ведь кто-то освободил её. А вертолетчики?! – мне только сейчас пришло в голову, что они должны был видеть все – вертушка стоит на площадке выше всех, кроме пулеметного гнезда Павла. Я не успел.

– Надо спросить у ребят из «восьмерки», – высказал мою мысль Смирнов. – Они должны были все видеть. И почему-то не подняли тревогу.

– Да понятно почему, – усмехнулся Санька. – Обделались от страха, когда тварей увидели. Поди, в Городе думают, что это сказки.

– Сейчас узнаем, – усмехнулся и Палыч. Презрение к городским было общей чертой всех сидящих на первой линии, на постах.

– Ты, – он посмотрел на меня. – Пошли со мной. А вы ребята, порыскайте еще тут по округе. Сами знаете, они, суки, могут в любую дырочку спрятаться.

– Хорошо, Палыч, – ответил Санька и показал Филе его сторону. Армейской субординацией у нас и не пахло.

Вокруг уже основательно посинело. Поганое время. Сумерки. Мы пошли наверх, на лысую площадку перед расположенной на самой вершине вышкой Паши. На ней мы сжигали накопившийся мусор. Кто бы мог подумать, что она станет вертолетной площадкой.

Забравшись, мы подошли к пассажирской двери, и Палыч постучал по круглому стеклу.

– Ребята, откройте, поговорить надо. Это командир поста, капитан Смирнов.

Однако ничего не произошло – в вертолете молчали.

– Спят, блин, что ли? – командир раздраженно постучал опять. В этот раз сильнее.

Мне показалось, что я услышал какой-то скрип внутри вертушки, но ответа мы так и не дождались.

– Что за хрень?

На лице Смирнова появилась тревога. Он несколько раз ударил по дюралю прикладом Калашникова. Я тоже закричал:

– Эй, орлы, открывайте! Сейчас дверь сломаем.

Смирнов достал рацию и вызвал Иванова.

– Паша! Ты не видел, куда летуны из вертушки делись? Выходили они вообще?

Павел отозвался сразу:

– Командир, я никого не видел. Сам понимаешь, мне не до этого. Твари не дают отвлекаться. Я, честно сказать, за лагерем не смотрел.

– Ну, бл…, – хотел выругаться Палыч, но не успел. Рация захрипела голосом Павла:

– Командир, они опять!

В тот же момент из Пашкиного укрытия вылетела ракета и осветила все вокруг неровным качающимся светом. Следом оттуда же ударила длинная очередь. И тотчас внизу завыли твари.

Блин! Началось! Из головы мгновенно вылетели мысли о вертолетчиках и пропавшей Ольге. Теперь надо думать об одном, как выжить – то есть не дать тварям подняться на высоту.

За несколько мгновений я промчался через лагерь до своего места и заскочил в окоп. Я слышал, как взревел и затарахтел дизель. Свет есть. Я сразу включил оба своих прожектора, и выставив ствол в амбразуру, вгляделся в потемневшую стену леса.

Я не сразу понял, что это не только сумерки виноваты – из подлеска на дорогу снова ползло нескончаемое месиво рук, ног, клыков, горящих глаз.

– Ах, ты е…! – ругательство вырвалось, само собой. Такой толпой нас давно не атаковали. Я нажал на курок и провел длинной очередью вдоль строя. Движение в моем секторе сразу замедлилось, но ненадолго – твари перепрыгивали через упавших и продолжали выползать на дорогу.

Со всех сторон звучали выстрелы и гадинам никак не удавалось проскочить дорогу и набрать скорость для атаки. В который уже раз я удивился их тупости – ведь, стоило им применить немного хитрости и тактической грамотности, они давно бы разгромили наш пост, да и остальные тоже. Только их глупая тактика – всегда одна и та же – накопить силы в чаще перед дорогой, а потом толпой бежать вверх по холму – только это давало нам возможность отбивать пока их атаки. Я всегда, со страхом, думал, что однажды наступит день, когда они поймут, что в тихую нас взять легче. До них даже то, что высоту можно просто окружить, никак не доходило.

Рация ожила. Слабенький голосок медсестры Лены звал Смирнова. Ленка очень редко пользовалась «Моторолой», так что я даже сразу и не узнал кто это. Сразу же после её вызова вмешался чужой голос:

– Капитан Смирнов! Срочно пройдите в медсанчасть. Срочно!

Я понял, что это спецназовец, тот последний, который остался живым и невредимым.

– Иду, – ответил капитан. По голосу было понятно, что он недоволен.

Внизу, в свете прожектора, снова началось шевеление, и я перестал обращать внимание на все остальное.

Время для меня остановилось. Я целился, выбирая тварь поактивнее, могущую повести своим примером других, стрелял, снова целился, снова стрелял. Менял время от времени, пустой магазин на полный, смахивал пот и матерился. Краем уха я улавливал очереди других ребят – значит, живы, значит, держимся.

Вдруг все стихло. Лишь ставший уже фоном вой тварей в лесу висел над миром. Я еще минуту вглядывался в шевелящиеся тени внизу – раненные уроды уползали в кусты, а оттуда никто больше не появлялся.

Все, пора идти проверять лагерь. Напоминая об этом, из рации зазвучал голос Смирнова:

– Отбой. Все на зачистку. Паша наблюдает.

– Есть, командир! – Павел, как всегда, был серьезен. Остальные, тоже отозвались, но не по-армейски, а кто во что горазд. Я тоже буркнул, что понял и выполняю.

Как только я перестал стрелять и очнулся от горячки боя, тотчас вернулись мысли об Ольге – где она? что произошло?

Наверху было еще не так темно, как казалось мне, когда я глядел из амбразуры. Но все равно, я нацепил и включил налобный фонарь. Береженого бог бережет. От командирского блиндажа послышались голоса. Я узнал Палыча, второй был незнакомым – наверное, тот спецназовец, что остался целым. Уловив обрывки фраз, я понял, что говорят про вертолетчиков, похоже, все-таки собрались лететь.