В тот вечер у камина в библиотеке доктора Фелла в доме № 1 на Адельфи-Террас ключом било хорошее настроение. Доктор, весь разрумяненный, восседал в своем самом большом, удобном и старом кресле, обивка которого просела и потрескалась, – собственно, именно такие кресла и являются самыми удобными, но жен просевшая обивка почему-то всегда беспокоит. Глаза доктора Фелла буквально сияли за стеклами пенсне на черной ленточке, и каждый раз, когда его что-то смешило, он стучал своей тростью по коврику у камина. Он праздновал. Доктору Феллу нравилось праздновать прибытие своих друзей, да честно говоря, не только это. И сегодня у него был двойной повод для веселья.

Во-первых, его молодые друзья Тед и Дороти Рэмпол прибыли из Америки в радостном и оживленном расположении духа. Во-вторых, его друг Хэдли – теперь уже суперинтендант Департамента уголовного розыска Хэдли, как вы помните, – буквально на днях блестяще закрыл дело о подделке документов в Бейсуотере и теперь мог позволить себе расслабиться. Тед Рэмпол сидел по одну сторону от камина, а Хэдли – по другую, доктор же восседал между ними рядом с дымящейся чашей пунша. Наверху о чем-то совещались дамы; здесь, внизу, месье Фелл и Хэдли успели пуститься в горячий спор – в общем, Тед Рэмпол чувствовал себя как дома.

Он лениво откинулся на спинку мягкого кресла и вспоминал старые времена. Напротив него суперинтендант Хэдли, с аккуратно подровненными усами и волосами цвета потускневшей стали, улыбался и отпускал сатирические комментарии, не прекращая курить трубку. Доктор Фелл громыхал черпаком для пунша.

Судя по всему, они спорили о разных криминологических методах, в частности – о фотографии. Рэмпол с криминологией был знаком весьма поверхностно и периодически вызывал приступы веселья у представителя полиции. История началась с того, что, когда у доктора Фелла выдался перерыв между хобби и он не знал, чем себя занять, его друг, епископ Мэплхемский, улучил момент и увлек его чтением Гросса93, Йезериха94 и Митчелла95. Так он и попался. Теперь стоит упомянуть, что доктор Фелл, к счастью, не обладал так называемым научным складом ума. Каждый раз он умудрялся разбить аппарат еще до начала эксперимента, поэтому крыша после всех его химических изысканий уцелела и, кроме занавесок, которые он случайно поджег горелкой Бунзена, больше ничего не пострадало. А вот его увлечение фотографией оказалось весьма плодотворным. Он купил камеру Давонтела для микроскопической съемки с ахроматическими линзами, и очень скоро по всему дому уже валялись фотографии, напоминающие рентгеновские снимки не очень здорового желудка. Также он утверждал, что сумел довести до совершенства метод доктора Гросса, помогающий расшифровывать записи на обугленной бумаге.

Вполуха слушая, как Хэдли подшучивает над всем этим, Рэмпол позволил своим мыслям полусонно блуждать. Он смотрел, как блики от камина танцуют на неровных стенах, уставленных книгами, слушал, как за задернутыми шторами по окну стучат мелкие снежные крупинки. И добродушно усмехался. Мир был прекрасен, и ничто не могло нарушить идиллию… или могло? Поменяв позу, он посмотрел в огонь. Из камина выскакивали искры, они напомнили ему чертика, выпрыгивающего из табакерки именно в тот момент, когда ты ничего такого не ожидаешь.

Уголовное дело! Безусловно, все было не настолько серьезно. Да это просто Мэнган в зловещей манере пытался приукрасить историю. И все же…

– Чихать я хотел на то, что там пишет Гросс, – объявил Хэдли, ударив ладонью по подлокотнику. – Люди думают, раз автор описывает все в деталях, значит он точно знает, о чем пишет. В большинстве случаев буквы на обугленной бумаге совсем не проявляются…

Рэмпол тихонько откашлялся.

– А кстати, – заговорил он, – словосочетание «три гроба» вам о чем-то говорит?

Внезапно воцарилось молчание – именно на это он и рассчитывал. Хэдли смерил его подозрительным взглядом. Доктор Фелл озадаченно заморгал над черпаком, словно эти слова смутно напоминали ему о каком-то пабе или марке сигарет. Потом в его глазах заблестел огонек.

– Хе! – сказал он. – Хе-хе-хе! Помирить нас вздумали, а? Или вы и правда что-то знаете? Какие еще гробы?

– Ну, – произнес Рэмпол, – не могу сказать, что это тянет на уголовное дело, но…

Хэдли присвистнул.

– …но, если Мэнган ничего не приукрашивал, случай это странный. Я довольно хорошо знаю Бойда Мэнгана, он несколько лет жил в доме напротив. Славный малый, много колесил по миру, и воображение у него, как у всех потомков кельтов, чересчур развитое. – Он ненадолго умолк, вспоминая смуглое лицо друга и его приятную наружность, несмотря на некоторую небрежность в одежде, его медлительность при взрывном темпераменте, импульсивную щедрость и простодушную улыбку. – Хотел сказать, он сейчас в Лондоне работает в «Ивнинг бэннер». Сегодня утром я случайно встретил его на Хэймаркет. Он затащил меня в бар и выложил всю историю. А потом, – продолжил Рэмпол, желая польстить, – когда он узнал, что я знаком с самим доктором Феллом…

– Черт побери, – перебил Хэдли, смерив его своим пытливым, проницательным взглядом, – давайте ближе к делу.

– Хе-хе, – вмешался довольный доктор Фелл, – помолчите-ка, Хэдли! Очень интересно, продолжайте, мой мальчик.

– Так вот. Судя по всему, он большой поклонник то ли лектора, то ли писателя по имени Гримо. Кроме того, он по уши влюблен в дочь этого Гримо, из-за чего стал уважать старика еще больше. У этого лектора и компании его друзей есть обычай ходить в паб рядом с Британским музеем. И несколько вечеров назад там случилось нечто, потрясшее Мэнгана до такой степени, что вряд ли выходка обычного маразматика могла бы стать тому причиной. Пока старик рассказывал то ли о трупах, восстающих из могил, то ли о чем-то не менее жизнерадостном, к ним вошел высокий странноватый на вид парень и начал нести чепуху о себе и о своем брате. Мол, будто они на самом деле умеют выбираться из могил и летать по воздуху как пушинки. – (На этом моменте Хэдли презрительно фыркнул и перестал следить за историей с прежним вниманием; доктор Фелл, наоборот, продолжал с любопытством смотреть на Рэмпола.) – Судя по всему, на самом деле вся эта странная речь была завуалированной угрозой профессору Гримо. В конечном счете незнакомец пригрозил, что его брат в ближайшем будущем наведается к старику. И что самое странное, Мэнган клянется, будто Гримо, хоть и пытался сохранить спокойствие, буквально позеленел от страха.

Хэдли усмехнулся:

– Добро пожаловать в Блумсбери! Ну и что с того? Не так уж трудно напугать впечатлительного старика…

– В том-то и дело, – нахмурившись, перебил доктор Фелл, – что Гримо совсем не такой. Я довольно хорошо его знаю. Более того, вот что я скажу, Хэдли: вам не понять, насколько это все странно, если вы незнакомы с ним. Пф-ф. Ха. Продолжайте, друг мой. Чем все закончилось?

– Гримо ничего не сказал. Более того, он разрядил напряжение, обернув все в шутку, так что безумие рассеялось. Почти сразу же после ухода незнакомца к двери паба подошел уличный музыкант и заиграл «Отважный юноша на летящей трапеции»96. Вся компания разразилась смехом, и здравый смысл восторжествовал. Гримо улыбнулся и сказал: «Ну что ж, джентльмены, нашему ожившему трупу придется проявить еще большее проворство, если он рассчитывает улететь из окна моего кабинета».

После его слов все окончательно решили забыть о произошедшем. Однако Мэнгану стало интересно, кем был этот незнакомец, этот «Пьер Флей». Флей дал Гримо визитку, на которой было написано название театра. Мэнган его запомнил и на следующий день наведался туда якобы для того, чтобы написать заметку для газеты. Театр был расположен в Ист-Энде и оказался паршивеньким мюзик-холлом с дурной репутацией, где ежевечерне давали представления варьете. Мэнгану не хотелось случайно столкнуться с Флеем. Он завязал разговор со смотрителем сцены, который познакомил его с акробатом, выступавшим перед Флеем. Бог знает почему, этот акробат придумал себе псевдоним Великий Паяцци, хотя он, вообще-то, ирландец, причем весьма ушлый. Он-то и рассказал Мэнгану, что из себя представляет Флей в глазах артистов.