Аннабель садится рядом со мной и сжимает мою ладонь.

– Мне не нужно напоминать, что она блондинка. Я знаю ее с первых дней жизни.

Это правда. Все мои друзья являются почти что родственниками для Хоуп. Аннабель, жена моего друга Леви, рассказывала и показывала мне, как обращаться с маленькими детьми, потому что у нее самой их двое. Валери и Макс знали о малышах лишь то, что они… Маленькие? Но каждый из них старался помочь чем мог. Лиам, лучший друг Аннабель и мой компаньон по безрассудной жизни, которая осталась в прошлом, часто был и есть моим ночным собеседником по фейстайму. Потому что он так же, как и я, какого-то черта, не спит до рассвета.

– В среду Майлз нарисовал на ее ладошке член, потому что Хоуп дала ему не зеленый карандаш, а красный. Его мать уверяла воспитателя, что это небоскреб. Начнем с того, что я чертов архитектор и с уверенностью могу сказать, что это не небоскреб, и закончим тем, что мне на сто процентов известно, как выглядит член!

– Тише! – Аннабель оглядывается по сторонам, поправляя свои тёмные волосы, собранные в пучок.  – Не ори это слово на всю студию.

С ворчанием я снимаю очки и провожу руками по лицу, откидывая голову. Затылок касается холодной стены, и мне хочется удариться о нее со всей силы, чтобы унять это долбаное давление в голове.

– Они чувствуют, что она другая, поэтому нападают. Ей три с половиной года, а я уже не могу…

– Нейт, успокойся. Ты отлично справляешься, Хоуп – счастливый ребенок, окруженный любовью. Просто… – она вздыхает, покусывая щеку, – просто для каждого родителя его ребенок самый лучший, самый красивый, самый особенный, но в то же время ни один родитель не знает, как оградить своего ребенка от этого дерьмового мира.

Мы сохраняем молчание с пару минут, после чего Аннабель вновь говорит:

– Это только начало. Ты, наверное, сожрешь себя заживо, когда какой-нибудь парень вырвет ее сердце.

– Я вырву его член.

– Да тише ты!

Моя грудь вибрирует от смеха, но веселье быстро улетучивается.

– Я понимаю, понимаю… что дальше нас ждет еще множество трудностей, но мне сложно смотреть на то, как она не может постоять за себя и повыдирать волосы всем этим Мелисам и Алисам.

– Я тоже никогда не могла так сделать, потом у меня появилась Валери.

 О да, я наблюдал собственными глазами, как ее подруга отпинала одну сучку, когда та ударила Аннабель.

– Всему свое время, Нейт. – Она взъерошивает мои кучерявые волосы и встает. – Леви скоро привезет Оливию, дождешься его?

– Да.

Улыбнувшись на прощание, Аннабель уходит.

Леви – муж Аннабель, а также один из моих лучших друзей. Я познакомился с ним на первом курсе в колледже Бартлет и буквально заставил со мной дружить, угрожая расправой.

При поступлении мне выделили одиночную комнату, что для меня равнялось тюрьме или палате в психбольнице. Я ненавижу тишину и одиночество, потому что тогда тревога начинает пожирать мой мозг. Поэтому мне не составило труда написать заявление на переселение в другую комнату, в которой по счастливой случайности жил парень с хронически хмурым выражением лица.

Я был хуже жужжащей мухи. В конце концов он сдался и влюбился в меня по уши. По крайней мере мне нравится так думать.

На самом деле, Леви никого не любит больше, чем Аннабель. Эта та любовь, построенная на всех основных правилах и канонах. Если Аннабель и Леви могут выиграть номинацию «Академическая любовь», то Валери и Макс претендуют на «Если мы не развелись из-за собаки, значит, прожили успешный день».

Я встаю и подхожу к стеклянной двери, ведущей в балетный класс. Моментально нахожу Хоуп и наслаждаюсь каждым ее изящным движением.  Нежно-розовая балетная форма делает ее похожей на красивый цветок.

– Подглядывать нехорошо. – Тяжелая рука приземляется на мое плечо. – Ты же знаешь, что Аннабель запрещает смотреть, чтобы дети не отвлекались.

– Ну тогда я могу воспользоваться преимуществом дружбы с твоей женой и не бояться, что меня отсюда вышвырнут.

Я ухмыляюсь и поворачиваюсь лицом к Леви.

– Что-то случилось? Ты ушел из офиса как раз в тот момент, когда Макс подготовил документы.

Документы, которые я портил уже несколько раз, лишь бы не подписывать.

Год назад у Леви умер отец. Генри Кеннет был акулой в бизнесе и основателем строительной компании, в которой я и мои друзья работаем по сей день. Леви уже давно занимал пост генерального директора, но после смерти отца все акции стали принадлежать ему. Он всегда говорил, что мой талант и труд возвели компанию на новый уровень, поэтому решил сделать меня партнером и передать тридцать процентов акций.

Огромную роль сыграло то, что примерно полгода компанией руководил я, потому что смерть отца ударила по Леви намного сильнее, чем мы думали. Он готовился, ожидал, но все равно не смог с этим справиться. За несколько месяцев до смерти Генри Леви постоянно пребывал в Бристоле, словно чувствовал, что время и потерянные годы из-за непонимания безвозвратно ускользают. Он до последнего верил, что произойдет чудо, и у них будет еще множество дней, когда сын и отец смогут сказать друг другу слова, которые были не высказаны годами. Единственное, о чем Генри Кеннет попросил перед смертью: любить своих детей больше, чем свои амбиции.

Именно этого, видимо, и придерживался Леви, когда пришел ко мне с предложением о сотрудничестве.

Мое мнение? Я до ужаса боюсь брать на себя такую ответственность. Что если я сорвусь? Что если упаду и не смогу подняться? Что если гребаный негатив плотностью поглотит позитив? Последний вопрос волнует меня сильнее всего.

– Ты уверен?

Леви тяжело вздыхает, потому что я задаю этот вопрос уже в миллионный раз, и каждый раз он отвечает:

– Мы дружим девять лет. Я уверен в тебе, как в себе. Ты заслужил это место. И вдвоем нам будем проще со всем разобраться.

– Вдруг я тебя подведу.

– Тогда я прихлопну твой член дверью своего кабинета, в который ты так любишь наведываться без стука, – усмехается он.

– Господи Иисусе, я наложу вето на употребление этого слова в моей студии, – гневно ворчит Аннабель позади нас. – Леви, где Оливия? – Она посматривает по сторонам в поиске их дочери.

Друг оглядывается на свою жену, его лицо со скорость света приобретает счастливый вид. Вполне возможно, что я даже могу увидеть мультяшные сердечки в глазах.

– Она с девочками в раздевалке. Сказала, что у Кейт есть новая сплетня, которую им нужно срочно обсудить.

– Им по шесть лет, какие у них могут быть сплетни? – Хмурюсь я.

– О, ты даже не представляешь, – произносят они в унисон.

Прежде чем отпустить Аннабель обратно в класс, Леви притягивает ее к себе за ладонь, вырисовывая на ней их невидимое клеймо. Макс называет их сектантами, я же просто влюбленными дураками.

– Пойдем проветримся, грех не насладиться редким солнцем в Лондоне.

Он прав, весна в этом году необычно солнечная и теплая.

– Мой организм с дефицитом витамина Д трепещет от счастья.

– Боже, мы стареем, раз заводим разговор о витамине Д?

– Ты мерил сегодня давление?

– Нет, но я слежу за своим пульсом.

– Неплохо, – я отбиваю ему пять.

Мы выходим на воздух, ветер обдает нас ароматом цветущих деревьев, и я готов закрыть глаза в экстазе, если бы не…

– Что за… – начинает Леви.

– ЧТО ЗА ХРЕНЬ?

По всему боку моей машины, от передней фары и до задней двери, тянется царапина. Мне становится так больно, словно мне поцарапали сосок, а не кузов моей малышки из лимитированной серии.

Я существую в замедленной съемке, когда мой взгляд скользит дальше и натыкается на девушку, лихорадочно собирающую маркеры, стикеры, блокноты и еще миллиард разной канцелярии в свою сумку. Ее волосы цвета зрелой пшеницы отдают золотом при каждом движении ее тела, упакованного в белый комбинезон с ярко-желтыми бананами.

Что за цирк?

Я настолько шокирован, что не успеваю ее окликнуть, как она устремляется прочь на… велосипеде.