– Что такое, ангел, ты нервничаешь? – его голос звучит мягко, но с ноткой игривого вызова. Я натягиваю на лицо маску безмятежности, стараясь отвлечь внимание от того, что самоконтроль начинает давать сбои.
– Нет, просто вспомнила кое-что… – отвечаю, продолжая двигаться на прежней скорости.
– Что?
И все было бы более-менее нормальным, если бы после его вопроса последовал мой ответ. Но вместо этого его любопытство пробирается сквозь все преграды не только в мою голову, но и в другие места. Он позволяет своей руке скользнуть выше, пробираясь под легкий материал моего сарафана, вырисовывая кончиками пальцев безболезненные, но такие ощутимо приятные ожоги на моей коже. Я вцепляюсь в руль, словно это единственное, что может удержать меня в равновесии, продолжая испытывать ощущение нестабильности во всем теле.
Горячие пальцы продолжают свое путешествие по бугристой коже, вызванной этими прикосновениями. Они тянутся к резинке трусиков сбоку и чуть оттягивают тонкую ткань, посылая по телу новую порцию жара, которая охватывает и сжимает все внутри так, что кажется, будто я нахожусь в эпицентре пламени, способного за секунду превратить все мысли в тлеющий пепел. Это как если бы меня бросили в самый жаркий костер, а затем окатили ледяной водой, заставляя желать вспыхивать с новой, пугающей силой.
Он проводит рукой дальше, изучает то, что ему запрещено изучать, трогает то, что ему нельзя трогать. Но я почему-то позволяю. И только когда его рука оказывается между ног, в тесной близости с тем местом, которое готово уже взорваться от пульсации и напряжения, мне удается вернуть себе обладание и сжать их вместе с такой силой, чтобы не позволить ему сделать чуть больше лишнего, чем я уже позволила.
«Прием, Тея, прекрати таять, сейчас же! Ты не Олаф из «Холодного сердца», оказавшийся у камина.»
– Снова пользуешься фиолетовым дружком? – с издевкой спрашивает, прекратив любые движения своими пальцами. Вместо этого он просто выравнивает ладонь и обхватывает внутреннюю сторону бедра одной ноги.
– С моим мужем мне не нужны никакие «фиолетовые дружки», – вру, бросив на него самоуверенный взгляд.
С моим мужем у меня никогда ничего не было. Никогда. О каком интиме вообще может идти речь, если мои мозги заняты совершенно другим? Я даже допустила мысль, что после Хантера я потеряла способность подпускать к себе других. Он делал со мной такое, что я не испытывала раньше ни с кем, а шанс встретить еще такого же сумасшедшего до боли человека, как я, приравнивается практически к нулю. Поэтому я надела на себя одежду монашки и целый год избегала малейшего контакта даже с самой собой. Вот именно по этой причине мне настолько тяжело находиться сейчас рядом с Хантером и его горячей ладонью между моих ног. Очень тяжело, и еще сотню раз тяжелее.
– Кажется, твои влажные трусы сейчас свидетельствуют о том, что ты лжешь, – говорит он, до боли сжимая мое бедро, чем вызывает тяжелый вздох из моей груди, который невозможно удержать в себе.
Как мне хочется сейчас сорваться. Остановить эту чертову машину на ближайшей обочине. Отстегнуть ремень безопасности. Перелезть через подлокотник. Оседлать его. И делать все, что только заблагорассудится моему затуманенному желанием сознанию.
– Я же сказала, что вспомнила кое-что, – сглотнув слюну, чтобы избавиться от сухости во рту, готовлюсь выдумывать очередную чушь.
– Раздвинь ноги, – просит он, и мои бедра уже на пути к тому, чтобы поклониться его руке, но я все еще держусь, продолжая крепко сжимать его руку.
– Нет, – отрицательно качаю головой, желая, как можно скорее подъехать к дому Эви.
– Ты ведь хочешь, ангел, – говорит он, наклоняясь к моей шее.
«Запрещенный прием, Охотник. Нельзя так, не-а. Никаких горячих губ на моей шее, с меня хватит твоей ладони.»
– Не хочу, – отвечаю, продолжая смотреть на дорогу, которая уже начинает расплываться перед моими глазами. – Я не хочу тебя, Хантер. Больше никогда не захочу. У меня есть муж, которого я люблю и который меня полностью устраивает во всех смыслах этого слова. Если не понимаешь, могу перевести на какой-то особенный язык, – бросаю на него быстрый взгляд и добавляю, сделав вид, что я задумываюсь: – Хотя, прости, но мудацкий только ты понимаешь.
«Молодец, Тея. Все хорошо. Ты держишься. Осталось ехать совсем чуть-чуть. Но потом придется ехать еще чуть-чуть, так что готовься к очередной обороне.»
– Какая сладкая ложь, – произносит он и начинает смеяться, а я начинаю еще больше нервничать. – Ты это себе пытаешься доказать или мне? Постарайся лучше, потому что актриса из тебя так себе, если честно. Я не верю ни единому твоему слову, Дейенерис.
«Так себе актриса? Не веришь мне? Постараться лучше? Хочешь убедиться в моих словах? Окей. Билет куплен – ты в первом ряду, наслаждайся.»
Подъезжая к дому Эви, я резко нажимаю на тормоз и останавливаюсь у обочины. Не выключая зажигание, подтягиваю ручник вверх. Затем делаю то, что совсем недавно ярко-красной вспышкой мигало в моей голове – снимаю очки, бросив их на торпеду, перелезаю через подлокотник и удобно усаживаюсь на его бедрах, тесно прижимаясь нижней частью своего тела к внушительному, идеальному, готовому к развратным действиям размеру. Мое тело умоляет разорвать это чертово кружево, которое уже до зуда впивается в мою кожу, и впустить долгожданного посетителя к себе в гости, а, может быть, оставить его на постоянное проживание.
Я хватаю его за голову и притягиваю к себе, жадно впиваясь в его губы, словно лакомлюсь тем самым мороженым, которое раньше обожала.
Я видела его губы во снах на разных участках моего тела, и теперь я снова ощущаю их по своему собственному желанию. Я целую его так, словно утоляю годовую жажду, приводившую меня в состояние, как если бы я была бездушным скелетом. Но сейчас я чувствую, как этот скелет оживает, наполняясь и обрастая кусочками жизни. Я целую его снова и снова.
Хантер забирается под сарафан и опускает руки на мою задницу, сильно сжимая ее и подтягивая меня ближе к своему члену, чтобы я осознала всю глубину его желания и поняла, как сильно он сейчас меня хочет. Как он жаждет того, чего жаждет мой внутренний демон или больная сторона. Я уже не знаю, как завуалированно объяснить свои собственные желания и необдуманные поступки.
Он слегка приподнимает меня, собираясь сделать то, чего я тоже очень хочу, но я убираю свои руки с его щек и отстраняюсь. Я стараюсь держать дыхание под контролем, но оно так сбивается и синхронизируется с ритмом моего сердца, что мне становится невыносимо трудно оставаться здесь, чувствуя его запах и витающую в машине атмосферу несостоявшегося, но столь желанного секса.
Я поднимаю руку к губам, чувствуя их пыл, и демонстративно вытираю их несколько раз. Натягиваю на лицо маску отвращения, собираясь покончить с этим точно так же, как однажды сделал он.
– Кое-что хотела проверить. И я была права. Неинтересно. Скучно. Пресно. Гадко, – выделяю каждое слово, неотрывно смотря в его потрясающего оттенка глаза, а в мыслях заменяю на: сладко, страстно, сильно, чувственно. – Теперь ты понял, что у меня нет на тебя никакого настроения, Хантер. Нет никаких чувств, нет влечения, нет желания, есть только отвращение, – продолжаю уверенно стелить дорожку из лжи и тянусь к дверной ручке, чтобы как можно скорее свалить отсюда.
К сожалению, моя попытка «уйти, отдышаться и подготовиться к следующему сражению» оказывается неудачной.
Одной рукой он хватает меня за запястье, а другой – нажимает на кнопку, которая опускает спинку сидения так, что я буквально падаю на груду стальных мышц, не успевая до конца понять, что вообще сейчас происходит. Я вырываю руку из цепкой хватки и упираюсь ладонями о его грудную клетку, пытаясь подняться. Он, в свою очередь, запускает пальцы в мои короткие волосы, слегка оттягивает их и мягко массажирует ими кожу головы. Наверное, они теперь выглядят совсем не аккуратно собранными в хвост и больше напоминают результат вечеринки в клубе под тяжелую музыку, где я активно крутила головой в такт битов. Он несколько секунд смотрит в мои глаза, не отрываясь от них, будто пытается увидеть там нечто большее, чем видит сейчас, и прижимается к моим губам своими.
