[1] Дэдпул, настоящее имя Уэйд Уилсон, – вымышленный персонаж в комиксах Marvel. Он является антигероем, известным своим саркастическим чувством юмора, склонностью к ломанию «четвёртой стены» и регенеративными способностями, которые делают его практически неуязвимым.

США, Лос-Анджелес, год назад

ТЕЯ

Однажды я сказала, что в этой жизни больше ничто не сможет заставить меня испытать боль и парализующий страх, как в тот день, когда я потеряла все. Но это произошло снова, когда я лишилась сестры. Однажды я думала, что больше никогда не стану ничего бояться. Но это снова произошло, когда я оказалась взаперти в темноте, окунувшись в страшное прошлое, которое по-прежнему терзает все внутренности, выворачивая наизнанку.

Это «никогда» стало моей пророческой бедой. Никогда не говори никогда. Потому что отрицательная частица «не» в любой момент может сыграть с тобой злую шутку.

Грустно, отвратительно, страшно, что мне пришлось столкнуться с этим чувством снова, от которого все внутри перестало выполнять свои предназначенные функции.

Все остановилось. Сердце, пульс, мозг, – все перестало функционировать, когда я отчаянно пыталась выбраться из этой чертовой комнаты. Окна оказались бронированными, ни мои кулаки, ни удары моих ног, ни стул – ничего не смогло подарить мне свободу.

Попытка связаться с кем-то и попросить помощи закончилась в тот момент, когда я не обнаружила ничего, что могло позволить мне сделать это – ни телефон, ни ноутбук, ни крики в пустоту, – ничего не помогло мне вынырнуть из этого кошмара, который с каждым часом превращался в тот самый ад, в котором я находилась девять лет назад на протяжении месяца. Закрытая комната без возможности выбраться плюс темнота – симбиоз моего страха, который я так отчаянно пыталась подавить. Это второе, после полетов, что вызывает во мне странное внутреннее состояние до истерики.

Возможно, слезные железы в моих глазах снова активировались, а боязнь того, что он снова придет, вкрутит лампочку и будет трахать меня на камеру, а потом убивать, стала настолько сильной, как если бы рычаг живых, человеческих эмоций снова начал выполнять свои функции.

Я сбежала. Я сдалась. Мне стало настолько страшно находиться в этом доме, с этим человеком, что я начала задыхаться от своего некогда верно-принятого решения.

Я не хотела, чтобы он шел за мной. Ни сегодня. Ни завтра. Никогда. Поэтому все, что пришло в мою голову в таком состоянии – разбить его тачку лежащим рядом кирпичом. Но я не стала этого делать, поняв, что легче мне не станет. Мне станет только тяжелее от своей собственной беспомощности.

Из-за отключенного телефона, который ни в какую не хотел включаться, мне пришлось пешком плестись по трассе до самого дома. И когда я поставила его на зарядку, не ожидала увидеть то, что заставит мое бешено бьющее сердце от долгой прогулки замереть, а сознание кричать в агонии, желая собственной смерти.

Сотня звонков от Доминика. Три пропущенных от Эви. И одно роковое сообщение от дяди, которое сломало оставшуюся надежду на что-то хорошее о суровую реальность: «Тея, приезжай в госпиталь. Срочно.»

Незамедлительно сев в старую машину Доминика, которая стояла в гараже, я дрожащими руками бесчисленное количество раз набирала номер Эви, который каждый раз переводил меня на голосовую почту, а телефон моего дяди оказался вне зоны действия сети. Всю дорогу я пыталась дозвониться хоть кому-нибудь, чувствуя боль, сковывающую грудь, от того, что я, к сожалению, еду туда не для того, чтобы услышать хотя бы минимально радостную новость.

Телефон, наконец-то, издает звук, оповещающий меня о звонке, и когда я смотрю на экран, вместо фотографии Эви или Дома, я вижу его лицо. Лицо того, кто сегодня разрушил меня, окунул с головой в мое прошлое, и показал, какой он на самом деле человек.

Недолго думая, я, во время движения автомобиля, опустила окно на полную и выбросила телефон, как последнее напоминание о том, что я больше ни за что не появлюсь в его жизни.

Припарковавшись на территории госпиталя, я быстрым шагом выхожу из машины и направляюсь к дверям, но останавливаюсь. Я кладу руку на ручку, но не могу опустить ее. Что-то внутри меня не позволяет это сделать. Я боюсь. Мне страшно. Что будет, если я войду внутрь? Что я увижу там? Последняя встреча с Диазом отпечаталась в моей памяти темным пятном. И я не хочу знать, что сейчас, переступив порог, я не увижу его в сознании. Не увижу его яркую улыбку, которую он дарил мне каждый раз, когда я приходила к нему. Не коснусь его теплой руки своей, и не смогу разделить с ним очередной киндер. Я не хочу этого. Я не выдержу этого и сломаюсь окончательно.

Почувствовав за своей спиной присутствие человека, а затем его руку на своем плече, я невольно вздрагиваю, но не оборачиваюсь. Такой парфюм есть только у одного человека, который всегда был со мной, который всегда, невзирая ни на что, был на моей стороне.

– Пойдем, – говорит Дом не совсем своим голосом, ровняясь со мной. Взглянув на печальное выражение его лица, я понимаю, что «хорошо» больше не будет никогда.

Никогда… Чертово пророческое слово…

– Мне страшно, – честно признаюсь и чувствую, как глаза предательски начинают пощипывать, предвкушая надвигающуюся лавину солевой жидкости.

– Ты нужна ей.

«Ей.»

Достаточно всего двух букв, чтобы осознать, что его больше нет. Моего Диаза больше нет. Малыш Диаз, который так боролся за свою жизнь умер в возрасте восьми лет. Маленький мальчик, который так радовался любым мелочам, ушел…

– Сейчас как никогда фраза: «Нужно идти туда, где страшно» работает. Ей нужна помощь, Тея. Твоя – в особенности, Снежинка. Ты для нее не просто «племянница», ты стала для нее младшей сестрой, которую она полюбила всем своим сердцем. Ты можешь помочь ей справиться с этим, разделить ее боль, – говорит Доминик, осторожно опуская свою ладонь на мою руку. – Ты была с ней с момента рождения Диаза, ты прошла с ними через все. Сейчас она, как никогда, нуждается в тебе, принцесса Тея.

Я сглатываю подступающий к горлу ком, одной рукой вытираю мокрые щеки, а другой, вместе с Домом, осторожно открываю дверь. Делаю несколько шагов в сторону палаты Диаза, где вижу Эви, которая сидит на полу, подперев своей спиной стену. Ее руки сжимают кепку сына, а лицо не выражает ни единой эмоции. Нет ни плача, ни крика, ничего. Лишь оглушающий звук тишины сквозит в помещении.

Я медленно направляюсь к ней с неуверенностью, что сверлит душу, не зная, какие слова могут быть достаточно сильны, чтобы хоть как-то утешить. Опускаюсь на хрупкий ламинат, чувствуя, как мир рушится вокруг нас. Напряженная до предела, я держусь из последних сил, опасаясь, что малейшее движение может разбить меня вдребезги, словно стекло об асфальт. В сознании эхом пульсируют слова, сказанные Домом: «Ты нужна ей, Тея».

Она поворачивается ко мне, ее эмоции выжжены дотла. Ее глаза – бездна пустоты, губы потрескались, а кожа, покрытая серым налетом безнадежности, напоминает густой, неотступный дым, переживающий пожар.

– Тея, – ее голос едва похож на голос моей Эви. Она опускает голову мне на плечо, и я расправляю свои руки в жалком подобии надежды, обнимая ее, горем убитую мать. – Его больше нет. – Из нее выхлестываются слезы, как потоки весенних дождей, пропитывая мою футболку. – Моего мальчика больше нет. – Я лгала себе, наивно полагая, что смогу удержать слезы рядом с ней. Клубок горечи вновь затягивается в горле удавкой, как огромная кость, не позволяя дышать. – Он ушел… он оставил меня здесь. Одну… Тея… Тея… Почему эта боль разрывает все внутри? Почему мир так жесток? Что я сделала, чтобы заслужить такой яростный удар судьбы?

– Эви, – шепчу я, прижимая руку к ее голове и нежно касаясь ее волос, словно стараюсь удержать ее душу от полного разрушения. – Наш маленький ангел сейчас в лучшем месте, окружен светом и умиротворением. Ты обещала жить для него, ради него, не сдаваться, потому что он мечтал, чтобы ты была сильной.