И оказалось вдруг, что все мои родственники мне словно чужие. Со многими из них я не виделась по несколько лет, и самое страшное, я по ним не скучала, и они по мне тоже.

И когда моя жизнь разделилась на до и после, ничего меня не держало в городе. Мой любимый мужчина, тот, которому я отдала и свое сердце, и свою невинность, меня бросил. То, что я уже беременна, я не знала.

Честно, мне сдохнуть хотелось. Я была такой одинокой. Сходила к маме с бабушкой на могилу, попросила прощения за то, что скоро к ним присоединюсь. Сидела в парке и размышляла, каким способом это сделать. Пугала боль. Я не хотела умирать, я просто хотела, чтобы ничего не было. Я так счастлива была с Тимофеем, что просто не представляла, как без этого счастья дальше жить.

Телефон завибрировал и моё сердце взорвалось бешеной надеждой. Тимофей все понял! Он вернёт меня себе. Он накажет всех моих обидчиков. И мы будем счастливы, всегда – всегда.

Это был инстаграм. Я ещё не успела отписаться от Лизы и она выложила свежую историю. У неё сегодня день рождения. Торт – неприлично огромен. На нем свечи, наверняка их меньше, чем Лизе лет, но считать мне лень. Я смотрю на Тимофея, за руку которого она цепляется. А развод ещё не вступил в силу, он ещё мой муж…

– Это ты шлюха, – сказала я тогда глядя на экран.

И передумала умирать. Почему я должна умирать из-за какой-то шлюхи, которая захотела отнять чужого мужа? Буду жить всем назло.

Уехала я через неделю, дождалась бумажки о разводе. Сидела, выбирала, где буду жить, в каком городе, и эти поиски тоже заставляли меня жить. Выбрала город. Большой. Не близко, но и не слишком далеко. Вещей будет один чемодан. Я справлюсь.

И тогда я ещё не знала, что самое ценное увожу внутри себя. И потом долго не могла в это поверить, несмотря на пяток тестов.. Мы с Тимофеем не планировали детей так скоро, я принимала оральные контрацептивы. Они давали до девяносто девяти процентов гарантии. Ника – один процент. Моё уникальное чудо. Белоснежное.

Тогда страшно было. Я плакала. Но я так и не смогла пойти к врачу и просто решить эту проблему. Денег не было, будущее мутно, но одно я понимала.

Что я никогда больше не буду одна.

И сейчас, пять лет спустя, на маленькой кухне съёмной квартиры я благодарила бога за то, что он подарил мне Нику. И даже немного Тимофея. Он отнял у меня свою любовь, зато взамен я получила нечто гораздо большее.

Я поднялась и пошла в душ – смыть с себя запах сигарет, алкоголя и Тимофея. Я не буду осквернять им наш дом. Вернувшись, тихо зашла в комнату. У Ники была своя софа, но спала она сейчас в моей кровати. Я тихо, чтобы не разбудить, легла рядом. Свет ночника делает кожу моей дочки чуть золотистой, и это так непривычно…

Внезапно она резко вздохнула и распахнула глаза. Я коснулась её, но Ника отдернула руку и едва не скатилась с кровати.

– Ника, это я, – тихо сказала я. – Мама вернулась.

Проблема была в зрении. Без очков она почти не видела, и проснувшись, особенно так резко, бывала дезориентированной.

Будущая операция обещала нам почти стопроцентное зрение и я старалась в это верить.

– Мама! – Ника потянулась к тумбе за очками.

В пижаме и в очках Ника была такой смешной, я рассмеялась и обняла её.

– Со мной спать будешь?

– Да! – помолчала немного и добавила, – может фото папы посмотрим?

– Не сегодня, пожалуйста, – умоляюще попросила я. – Я так устала.

Ника кивнула, снова сняла очки и полезла под одеяло. Я поцеловала её в пушистую макушку и подумала о Тимофее. Он не должен узнать. Он не заслуживает. Он не достоин. Ника – только моё белоснежное счастье.

И улыбнулась в темноту вдруг, вспомнив, что это платье я и правда покупала для первого утренника Ники в саду.

Утром она ожидала меня в вестибюле отеля, как и было велено. Чудная девочка, ещё бы не грубила, и не говорила пошлости, вовсе была бы прелесть. Волосы снова собраны в строгую причёску, под расстегнутым пальто блузка и чёрные брючки. Сама чопорность.

– Давно ждёшь?

– Час. Я не возражаю, я понимаю, что светилу отечественного бизнеса нужно выспаться после сомнительного секса.

– О, тебя интересуют мои сексуальные связи? Я могу рассказать.

– Обойдусь. В какой бордель мы идём сегодня?

Я уже пил кофе в номере, но алкоголя вчера было выпито немерено, и я направился в автомату с напитками. Горячий и сладкий, очень сладкий кофе, вот что мне нужно. Я стоял, набирая комбинацию цифр на табло и спиной чувствовал её взгляд.

А ещё я чувствовал себя чертовски усталым и невыспавшимся. И ещё, почему-то, опустошенным морально.

– Держи, – улыбнулся я.

И протянул ей картонный стаканчик. Она его приняла немного растерянно.

– Двойной горячий шоколад и поменьше сахара, я помню.

Если бы она его выбросила, это было бы чертовски глупо, и Мира это понимала. Мы шли к парковке, и маленькими глотками пили обжигающие напитки. Я курил и думал о том, что уже успел попытаться поцеловать Миру, посягнуть на её платье, точнее то, что под ним, но только сейчас по настоящему чувствовал её близость.

– Это что?

– Нормальная машина. Больше не хочу рисковать бесценным собой на твоем корыте.

За руль сел сам, водитель мне пока ни к чему. Мира назад, словно она в такси. Сразу же щёлкнула ремнем безопасности, я вспомнил, что она и правда пристегивалась всегда, в любой ситуации.

– Куда мы едем?

– Вывезу тебя в ближайший лес и там грязно надругаюсь.

– Без шуток, Бессонов.

– В музей. Там выставка современного искусства. Давно хотел посетить.

И встретился с её удивленным взглядом в зеркале заднего вида. А все было просто. Вчера ночью, когда она ушла, я остался один на один с алкоголем и кучей доступных женщин. Чего было скрывать, со мной бы ушла любая из них. Они были раскованными и уверенными в себе. Они были яркими и красивыми. Многие – наверняка, ещё и умными.

Но хотел я свою бывшую жену. И если я хочу, чтобы она попала в мою постель, мне нужно сменить тактику. Мира смогла полюбить меня один раз, не устоит и во второй. Я уверен в этом.

– Днём у меня встреча по поводу сделки, – пояснил я. – Погуляешь сама по себе. А на вечер снова планы. Выбор одежды за тобой, дресс кода нет.

Она кивнула. Я припарковал машину у величественного здания музея – серый камень, ряд высоких колонн, арочные окна. Музей дышал фундаментальностью. Внутри никого, мы сдали верхнюю одежду в гардероб, я оплатил вход, и нас проводили в зал.

– Экскурсию? – предложила девушка.

– Нет, мы сами.

Не могу сказать, что меня так интересовала выставка. Я любил все красивое, но не больше. Мы ходили от картины к картине, иногда я откровенно скучал, но главное, не это. В глазах Миры горел интерес. Она любила все это, сама неплохо рисовала, но сетовала на то, что настоящего таланта в ней нет.

Она подолгу останавливалась даже у картин импрессионистов, что там можно было разглядеть в этой каше из хрен пойми чего?

– Ми-и-ир, – позвал я. – Смотри.

Картина была незамысловатой. По сравнению со многим здесь – даже излишне простой. Берег реки, узкий песчаный пляж, за ним редкий берёзовый лесок. На пляже лежит бревно, вылизанное ветрами и водой почти добела. На нем сидят парень и девушка. Её волосы ещё не высохли после купания, лёгкое платье липнет к влажной коже, к босым ступням пристал песок, на одной коленке – трогательная ссадина. А парень чуть склонился к ней, и смотрит на неё так, словно она для него весь мир. Он хочет поцеловать её, но пока не смеет.

– Кажется, он вот вот её обнимет, – тихо говорю я.

– Да, очень трогательно.

– Как мы с тобой лет семь назад…

Семь лет назад мы познакомились. И я возле неё тогда растерял всю свою уверенность и тоже не смел её коснуться. Сладкое было время, но воспоминания о нем больше не доставляют мне боль. Я буду ими пользоваться, чтобы Мира растаяла.

– Я уже не помню, что было семь лет назад, – сухо ответила Мира.