Изменилось не только поведение Миры. Её тело тоже претерпело некоторые изменения. Оно стало более зрелым. Платье сидит на ней достаточно свободно, но тонкий шифон обтягивает её ягодицы, я вижу, как натягивается ткань при шагах, и мне сводит руки от желания стиснуть её задницу руками. Я хочу кусать её, облизывать, я хочу узнавать, какой стала на вкус и наощупь эта новая Мира.

Сегодня, мысленно говорю я, и от предвкушения шекочет где-то в горле.

– Ваш столик. Меню.

Это место меньше всего похоже на стандартный ресторан. Я знал это, я специально привёл Миру именно сюда – был здесь в прошлый свой визит.

Здесь можно было снять любую девчонку. И тех, кто танцевал на сцене. И тех, кто приходил сюда в надежде выпить нахаляву, а если повезёт, уйти под руку с одним из богатых завсегдатаев. Пахло кальяннным дымом, кондиционеры не справлялись и он висел густым облаком под потолком. Пахло дорогим алкоголем и хорошей едой. На сцене, прямо у нашего столика извивалась рыжая девушка, из одежды на ней были только тонкие трусики, и было совершенно очевидно – рыжая она везде.

Мира сидела словно проглотив кол. Она выглядела чопорной училкой, нечаянно заблудшей в это царство разврата. Даже волосы убрала наверх, одна прядка выбралась из причёски, упала на шею, и мне хотелось намотать её на палец.

– Что будешь пить?

– Воду, пожалуйста

Я снова качаю головой и делаю заказ за нас обоих. Я решил, что она будет пить, значит, она будет. Алкоголь приносят быстро. Брендовый виски, в янтарной жидкости мерцают кубики льда. Стакан воды для Миры, я помнил, что она не умеет пить алкоголь, и запивает даже вино.

– Пей, – говорю я.

– Я не хочу.

– Мира, тебе же очень нужна твоя работа?

Она протягивает руку, движение твёрдое и уверенное, пальцы не дрожат. Берет бокал, делает большой глоток и ставит его на место. К воде не прикасается.

– Доволен?

– Вполне. Видишь, Мира, как сложилась твоя жизнь. Если бы не была такой шлюхой, быть может, до сих пор тратила бы мои деньги. Хотя, о чем это я…

Её глаза вспыхивают. Приносят блюда. Я протягиваю Мире бокал, и она делает ещё глоток, к еде не прикасается, это мне на руку – так её быстрее развезет.

Кальян меня никогда не привлекал, я закуриваю сигарету и никто не говорит мне слова против. Играет музыка, по залу пробегают лучи света, и когда попадают на волосы Миры, они переливаются рыжим. Красивая, зараза…

– В полночь я планирую быть дома, – говорит Мира.

– Золушка, – хмыкаю я.

Она ещё не знает, что сегодня мы переспим. А быть может, понимает, но боится признаться себе в этом. А может даже хочет этого… Прежняя Мира всегда меня хотела.

К нашему столику подходит одна из девушек. На ней вызывающе короткое платье, она наклоняется, демонстрируя все свои прелести, и посмотреть там есть на что. Мира отводит взгляд, девушка не встречая сопротивления, садится рядом со мной и опускает руку на моё бедро, нежно поглаживая его пальчиками.

– Не хотите развлечься?

– Я не один, – пожимаю плечами я, не убирая её руку, и та уже поглаживает мою промежность.

Девушка непонимающе смотрит на Миру – та сюда совсем не вписывается.

– Можно и втроём… не отказывайесь. Я многое могу и умею. Ваша дама позволяет вам трахать себя в попу?

Мира краснеет, а я улыбаюсь. Мне нравится этот вечер.

– Моя дама та ещё недотрога, у неё же на лице написано, что её попа неприкосновенна.

Мира берет бокал, и залпом допивает его до дна. Ставит его, и смотрит на меня через заполненный едой стол.

– Это я тебе в задницу не давала, – спокойно говорит она. – Другим даю.

– Пошла вон, – рыкаю я девице и она без слов поднимается со стула и испаряется. Рывком притягиваю к себе стул Миры, он скрипит ножками по полу и врезается в мой. – Никогда, никогда слышишь, не говори мне про других мужиков.

Мой голос низок, я пытаюсь держать себя в руках, но внутри клокочу от ярости. Мира пытается встать, я не позволяю, хватая её за руку. Я хочу смотреть ей в глаза, поворачиваю её лицо к себе, Мира вырывается и моя ярость рвётся наружу.

Никто не подойдёт к нам. Я могу делать с ней, что захочу. Нет, я не буду трахать её прямо в зале ресторана. Целовать буду, кусая губы, тараня языком, не позволяя закрыть рот, задру наверх её нелепое платье, сожму в руках её ягодицы, коснусь нежной полоски кожи между ними…

Подминаю её под себя, Мира бьётся, упирается ладонями в мою грудь, пытаясь отодвинуть меня. Я могу сломить её сопротивление в одну секунду.

– Ты можешь меня трахнуть, – говорит она хриплым голосом. – Ты больше и сильнее меня, Бессонов. Ты можешь бить и насиловать меня. Но я буду сопротивляться, пусть я и слаба. А потом, когда ты кончишь, я пойду в полицию. Я сниму с себя чёртовы побои и посажу тебя в тюрьму, ты понял меня, Бессонов?

Я немного расслабляю хватку, Мира вырывается и падает задницей на пол. Потом встаёт, поправляет свое платье и садится, как раньше, напротив.

– Ты не будешь истерить? – спрашиваю я.

– Нет. Я буду есть. И когда на часах будет одиннадцать тридцать, я встану и пойду домой, а ты можешь остаться и перетрахать здесь всех, мне плевать.

Пододвигает к себе тарелку, и спокойно отрезает ножом кусочек мяса, отправляет его в рот вилкой.

Такая Мира даже интереснее прежней.

В одиннадцать тридцать я встала из-за стола. К тому времени Тимофей выпил порядком, но глаза были на удивление трезвыми. Я же не пила крепкий алкоголь уже несколько лет, и несмотря на то, что выпила немного, все равно подташнивало. Огорчало и то, что машину придётся бросить здесь. Утром ехать в садик… Жили мы не близко, таких садов, специализированных, всего на город было несколько штук.

– Я поеду, – твёрдо сказала я.

Я была готова к чему угодно. Очевидно, что ему нравилось меня унижать. Не верю, чтобы после стольких лет, после стольких тонн презрения он все ещё меня хотел. Значит, просто хотел показать мне моё место. Шлюшье.

– Я вызвал водителя, – ответил Тимофей. – Будет ждать тебя у машины.

– Спасибо, – растерялась я, не ожидая от него такой внимательности.

– Отработаешь, – фыркнул он, ломая единственное мгновение, когда он показался мне почти прежним.

Уходя я видела, как одна из девушек скользнула за его стол. Неприятно покоробило, пусть я и говорила себе – мне все равно. Он явно не хранил целибат все эти пять лет. И это не моё дело.

Обещанный водитель ждал меня у дверей и вместе со мной вышел на улицу. Я передала ему ключи, сидеть в своём автомобиле на пассажирском месте было непривычно. Оглянулась назад – детское кресло пришлось убрать в багажник. Вечером, когда Тимофей сел ко мне в машину первый раз, меня спасло только то, что у нас с Никой здесь хаос – на кресле лежал мой пуховик.

– Доброй ночи, – пожелал мне водитель.

А Тимофей даже не попрощался. Он…он не тот, кого я раньше знала и любила. Вдруг стало грустно. Остро хотелось плакать. Я поднялась в квартиру. Её мы снимали у милейшей пожилой женщины, она была одинока, и иногда сидела с Никой, когда я её просила.

Не буду плакать из-за него.

– Простите, что так поздно, теть Надь, – извинилась я.

– Да брось… что мне, я же в соседнем доме живу. Быстро добегу. Егоза твоя толком не ужинала, зато втихаря наелась конфет. Вроде спит крепко.

– Спасибо!

Я обняла её. Она вкусно пахла теми самыми конфетами, немного шампунем для волос, и почему-то, укропом. Её запах был таким домашним и уютным, а после этого вечера так покоя хотелось. Я отстранилась и улыбнулась.

– Чаю поставлю.

– Домой побегу, – отмахнулась женщина, ушла, оставляя меня на тесной кухне одну.

У меня была большая семья. У мамы было целых шестеро братьев, и все детство я провела в окружении миллиона кузенов и кузин. И казалось, мы любим друг друга. Потом умерла бабушка, которая, как цемент скрепляла нашу семью. Затем, когда брак с Тимофеем уже трещал по швам, ушла мама.