– Но… – немею я, и с трудом обретаю способность говорить. – Я же работаю. Я справляюсь… Я хочу оставаться на своём рабочем месте. Может кто-нибудь другой…

Сейчас я чувствую себя ненужной. Рудольф даёт понять, что я не очень нужна его компании. Они прекрасно справятся без меня, пока я буду развлекать старого богатого хрыча из другого города.

– Моя компания это механизм, – напыщенно сказал Рудольф. – Каждый человек это винтик, и он выполняет определённую функцию. Я не могу вынуть ни один из них, иначе механизм сломается. А вы, Мира, вы новенькая. У вас ещё нет своей важной функции.

– Рудольф Валерьевич, – растерянно лепечу я.

Я, как маленькая обиженная девочка и мне самой себя стыдно.

– Разговор окончен, милая. Ваш оклад на эту неделю будет сохранен, а ещё мы оплатим вам командировочные за все эти дни. Хорошие.

Ну, что же… деньги мне нужны. Придётся смириться.

– Хорошо, – киваю я.

Рудольф разводит руками и улыбается. И я снова улыбаюсь ему в ответ, хоть и хочется реветь – мне ещё работать здесь.

– Тимофей, ваша дама согласна.

В тот момент я поняла. Сразу, даже никаких подтверждений не требовалось. Просто интуиция, сложились все пазлы. Высокое кресло, стоящее лицом к окнам, развернулось, и я увидела его. Мой бывший муж смотрел прямо на меня, и в глазах его плескалось самодовольство.

– Нет, – чётко проговорила я. – Я отказываюсь.

– Мира, – укоризненно покачал головой шеф.

– Вы не можете меня заставить!

– Вы правы, Мира. Не могу.

Он протягивает мне лист бумаги и дорогую, брендовую авторучку.

– Зачем?

– Пишите заявление об увольнении. По собственному желанию.

Я не могла уйти. Я все идеально рассчитала. Я работала здесь пять месяцев, через месяц мне дадут отпуск две недели. И тогда же у Ники очень важная операция на глаза. Я должна быть рядом. И я не могу остаться без работы, Господи, как же дорого иметь ребёнка, как дорого его лечить…

Гордость боролась со мной с родительскими обязанностями и любовью к своему ребёнку. Я дышала через раз и каждую секунду чувствовала на себе взгляд Тимофея.

Победила любовь к Нике. Ради неё я пройду через это все. А потом, когда реабилитационный период будет позади, когда станет легче финансово, я вернусь и брошу заявление об увольнении Рудольфу в лицо.

– Хорошо, – снова киваю я с каменным лицом. – я буду его сопровождать. А сейчас позвольте, мне нужно вернуться на рабочее место.

Встаю и ухожу, ноги почти не гнутся. Смотрит ли мне след Тимофей? Зачем ему это все? Я спускаюсь вниз и почти бегу в свой кабинет. Мой и ещё пятерых других сотрудниц, но сейчас их уже нет.

Я включаю компьютер. Тимофей не должен узнать о моей дочери. Нахожу свою анкету, я имею к ней доступ. Удаляю скрин паспорта со страницы, куда вписана дочь. Редактирую текст. У меня нет дочери. Мира Летова – совершенно одинока.

Потом трачу несколько минут на то, чтобы найти бумажную папку с моим именем. Выдираю оттуда страницы, комкаю и отправляю в мусор.

– Я не так представлял себе кадровичек, – слышу насмешливый голос Тимофея. – Я думал они толстые. И такие, с белыми кудрями.

– Не хотела разочаровывать, – сухо отвечаю я.

Как хорошо, что я успела. Достаю из шкафа купе свое пальто и шарф. Переобуваюсь, с туфель на удобные ботинки, а Тимофей все так же молча смотрит.

– Подбросишь меня до гостиницы?

– А у меня есть выбор?

– Нет, – констатирует Тимофей.

Я ненавижу его. Мы идём по подземной парковке и он курит. И мне хочется втянуть холодный воздух, пахнущий сигаретным дымом, полной грудью. Мне всегда нравилось, как он курит. В прошлой жизни. В этой я его ненавижу.

– Мира, это ужасно, – качает головой Тимофей. – Я не сяду в это корыто.

Он с отвращением смотрит на мою китайскую малолитражку. Один её бок весь в царапинах, я купила её уже такой, зато дёшево. И мне многое хочется сказать. О том, что он может валить назад в свою сытую жизнь. О том, как сложно и страшно выживать, имея маленького ребёнка. И что я справляюсь, пусть у меня страшная машина, но она есть… Но говорю я только:

– Можешь ехать на такси.

Он усмехается, отбрасывает сигарету, и садится. Колени его упираются в бардачок, машина тесна для высокого мужчины. У меня снова трясутся руки, чёртова китайская тарантайка заводится только с третьего раза, рывками и чихая.

Но Тимофей не намерен выходить из машины. Называет адрес отеля, откидывается назад, даже насвистывает что-то.

– Скучала по мне?

– Нет.

– Врешь… не ной, Мира, мы отлично проведём время. Тебе понравится.

Возле отеля я торможу, понимая, что ещё несколько минут и я сорвусь, наговорю лишнего, или, что ещё хуже – заплачу. Я мечтаю, чтобы он ушёл и больше никогда не появлялся в моей жизни.

– У нас сегодня поход в ресторан, милая. Здесь, через три часа, не опаздывай. Будь в платье, и даже не смей делать мне назло, ты же послушная девочка.

Он выходит из машины и я сразу давлю на газ. Мне нужно к Нике. Уткнуться лицом в её белоснежные косички. Дышать ею. Она, такая маленькая и нежная, умела наполнять меня новыми силами. А Бессоннов уедет, нужно просто набраться терпения.

Я ожидал от неё бунта. Моя нежная Мира всегда была гордой. Я хотел сломать её, но мне хотелось так же и сопротивления. Поэтому выйдя через три часа из отеля и закурив сигарету я очень удивился, увидев её потертую красную развалюху.

– Милая, – сказал я. – Ты уже здесь. Какая умница.

Я не видел, что на ней, но из-под пальто выглядывали коленки обтянутые чёрными, полупрозрачными колготками, значит и платье надела. И правда – умница.

– Я выполняю свою работу, – сухо ответила она.

Мне выделили люксовый автомобиль и даже водителя, но мне доставляло удовольствие смущать свою бывшую жену. Ей явно не нравится все, что происходит, поэтому я снова втискиваюсь в её крошечную машинку, прямо с сигаретой в руке.

И Мира молчит.

– Видимо, тебе очень нужна твоя работа, – хмыкаю я. – Закончились богатые мужики, готовые оплачивать твои прихоти? Или просто постарела и никому не нужна больше? Обидно, наверное.

Вместо ответа она давит на газ, даже не спрашивая, куда нам ехать. Её машине я не доверяю вовсе, а Мира заставляет её разогнаться до сотни. Чудо китайского автопрома скрипит и трясётся, и я начинаю опасаться за свою сохранность.

– Ты решила погибнуть и утащить меня с собой?

– Я бы хотела, чтобы ты сдох в одиночестве.

И все это – с непроницаемым лицом. Моя Мира и правда очень изменилась, и неожиданно мне горько от этого. От того, что все сложилось так, что мы ненавидим друг друга. А ещё от того, что кажется вдруг, что так было всегда. И все сложнее вспомнить, до чего же раньше было сладко.

– К империалу, – качаю головой я. – И довези меня живым.

Парковка полна элитных автомобилей. Красная машинка здесь – как бельмо на глазу, но Мира спокойно паркуется и выходит. Дожидается, когда выйду я, затем нажимает на брелок, запирая машину, словно на такое корыто кто-то может позариться.

– У вас забронирован столик? – с сомнением уточняет швейцар.

Он видит, какой стоимости на мне вещи, у него наметан взгляд. Его смущает, из какого автомобиля мы вышли, и дешевое пальто Миры.

– На имя Тимофея Бессонова, – бесстрастно отвечает Мира. – У господина Бессонова некоторые сложности с финансами, понимаете.

Столик действительно заказан, растерянный швейцар проводит нас внутрь и принимает нашу верхнюю одежду. Я смотрю на Миру и подавляю желание закатить глаза. На ней платье, да.

– Ты ходила в нем на утренник к любимым племянникам? – едко спрашиваю я.

Платье тёмное, в мелкий светлый горошек. Целомудренной длины – почти до колена. На талии перетянуто ремешком. Черт побери, у платья имеется даже округлый воротник.

– У меня нет племянников.

Нас передают в руки приветливой хостес, которая выглядит так, словно только сошла с подиума. Она ведёт нас, шагая впереди, её бедра призывно раскачиваются. Но смотрю я не на неё.