– Как зовут твоего жеребца? – спросил я.
– Винден («Ветер»), – ответила Сигню.
– Красивый.
– Да, самый красивый в Сонборге. А твой?
– Вэн (Друг), – сказал я.
Но не успел я договорить, как её Винден вдруг взвился на дыбы и, если бы Сигню не владела так хорошо своим телом, непременно сбросил бы её. Но она удержалась в седле, причём, я увидел сквозь тонкую кожу штанов, надетых на ней под платьем, чей разрезанный для удобства подол укрывал круп лошади, как напряглись мышцы на её стройных бёдрах… Но конь понёс, не разбирая дороги, чего он испугался? По тревожному ржанию своего Вэна, я, впрочем, догадался раньше, чем помчался вдогонку. Волк был рядом где-то или рысь. «Зверя подняли»…
Несколько мгновений скачки и я увидел Сигню, поднимающуюся с земли:
– Я здесь! – крикнула она.
Я подъехал к ней.
– Что, унесло твоего Ветра? – я спрыгнул с седла, поспешил к ней, беспокоясь. – Сильно разбилась?
– Не разбилась, чепуха… Дурной конь, твоя правда. Красивый, но недобрый, – она отряхивала листву с одежды, потирая ушибленные места, тихонько кряхтя.
И вдруг по расширившимся её глазам, я понял, что за моей спиной она видит того самого зверя, которого испугался её недобрый конь.
Ещё не обернувшись, я схватился за рукоятку кинжала, торчащего у меня из-за пояса. Разворачиваясь, я наугад, полоснул лезвием воздух.
Но зверь, огромный, светлый матёрый волк, был не так прост. Не подставился сразу под оружие. Сморщив нос, он страшно и тихо зарычал, обнажив белые громадные зубы.
Ещё миг и он бросился на меня, вцепившись в локоть правой руки, сжимавшей кинжал. Но и я не был прост и неопытен, не чувствуя боли или, скорее свирепея от неё, я выхватил второй кинжал и воткнул хищнику в горло, продрав его сквозь грудину и рёбра до брюха. Проиграл матёрый, всё же.
Он обмяк, ослабляя хватку, я отшвырнул его в сторону… Волк был мёртв.
Всё это произошло так быстро, в полном безмолвии, если не считать захлебнувшегося волчьего рыка, что я замерла в растерянности. Но ровно до того момента, как увидела, как быстро и сильно пропитывает кровь прокушенный рукав Сигурда.
– Ты ранен… а бестолковый Винден мою коробку лекарскую увёз… – проговорила Сигню, подскакивая ко мне. – Ничего, ты только не бойся ничего, я тебе помогу.
– Думаешь, меня царапина эта напугает? – усмехнулся я, от возбуждения своим геройством, победой, тем, что она видела, как ловко я одолел хищника я, и правда не чувствовал раны. Но её лицо обеспокоено.
Она достала кинжал, взрезала мне рукав, раздирая мех тужурки тонкую кожу и холст нижней рубашки, обнажая тело. Из дыр, проделанных зубами волка выше и ниже локтя, обильно и быстро широкими ручьями текла кровь, быстро капая на землю… У неё сделалось сосредоточенное лицо, брови сблизились, ресницы закрывают глаза, я не видел её взгляда, губы сжались.
– Плохо. Он тебе сосуд разрезал, – сказала она. Расстегнулась, сняла пояс с себя и перетянула мою руку, выше локтя. Кровавый ручей уменьшился.
– Ты сядь, Сигурд, ноги приподними и сиди так… Что во фляге у тебя? Вино есть? Ты выпей. Я сейчас… – сосредоточенно сказала она, не глядя мне в лицо и поспешила прочь.
– Куда ты? – спросил я.
– Травок найти надо…
– Какие травки, зима на носу… – удивился я.
– Не те сейчас, конечно, да и луна неполная, но в третьей четверти хотя бы, уже хорошо, – проговорила она, задумчиво, будто сама с собой.
– Сигню, ты – гро? – удивлённо спросил я.
Она улыбнулась, посмотрела мне в глаза:
– Бери выше, Кай, я – лекарь. Я и у гро училась, и у повитух и знахарок деревенских, и труды Галена Пергамского, Гиппократа читала и Алкмеона Кротонского. Я всерьёз училась медицине, насколько могла. Умнее лекаря ты во всей Свее не найдёшь, так что можешь довериться мне.
Вообще-то я всё это знал и всё же не мог не удивиться:
– А опыт… Тебе же всего семнадцать.
– А я всю жизнь учусь и практикуюсь. Всё равно небольшой ещё опыт, конечно, но кое-какой есть, – сказала она.
Потом посмотрела на меня:
– Ты не болтай, огонь разведи. И не стой, говорю же, сядь, ноги повыше. Я скоро.
Я исполнил всё, что она велела. Почему-то хотелось повиноваться, наверное, потому что приказывает она уверенно и, зная, что надо сейчас сделать. И не успел ещё начать согреваться у огня, как она появилась уже из-за деревьев…
…Я улыбалась, чтобы ободрить его, но серая бледность его мне очень не нравилась. Надо поторопиться…
– Давай свою флягу.
Она растёрла в пальцах какие-то былинки, всыпала во флягу, потом протянула её над огнём, подержала недолго, поворачивая, но деревянные бока закоптились, протянула мне:
– Выпей всё.
Продолжая удивляться происходящему, я выполнил всё, что она просила.
– Я сейчас нож прокалю на огне, рану раскрою. Жилу зашить надо, – проговорила она спокойно, монотонно даже.
В ужасе я вытаращился на неё:
– Что надо?!..
Она улыбнулась на мой взгляд:
– Ты не бойся. Я умею.
Так легко говорит, будто носок зашить собирается…
Но в голове моей начинал густеть туман, будто заползал из этого холодного леса, растворяя в себе моё сознание. Я смотрел, как она готовила бинты, оторвав кусок от своей нижней рубашки… Как принесла вторую флягу с седла Вэна, смирно стоящего рядом… Как держала нож над огнём, потом села рядом со мной рядом, расстелив перед этим мой плащ на мягком ковре из палой листвы, частью прошлогодней, прелой, частью новой, желтой, ещё упругой.
Развязала жгут. И сразу вся боль, которая таилась где-то, устремляется в эту руку…
– На меня!.. На меня смотри! – скомандовала она, но говорила она вроде и жёстко, но тихо, как-то жарко даже. – Сейчас больно будет, но недолго…
Я не вскрикнул, заскрипел зубами только и туман в моей голове, развеявшись вроде на миг, начал густеть киселём. Я слышал только её голос говорящий равномерно, тихо, лаская…
– …ах, ты… много, много крови в землю ушло… – говорит она тихо и скорее себе. – Но ты не бойся, это к сердцу жила, не от сердца, не умрёшь ты… Вот я его сейчас… всё… всё хорошо будет… Завтра здоровый проснёшься… – баюкал меня её голос.
Завтра… небо едва начало зеленеть, ещё не вечер даже, до утра далеко…Ногам так холодно… И по животу ползёт холод, а лбу жарко… От костра, что ли… Я провалился в темноту…
…Ах, плохо как… Сигурд похолодел совсем, и сердце бьётся слишком быстро, испуганной птицей…
Эх, до Сонборга бы довезти его, да как? Ехать неблизко… Да и не взгромоздить такого здоровяка на коня… Здесь ночевать придётся.
Я принесла хвороста побольше, толстых веток, бурелома. Костёр пожарче нужен. Солнце скатилось к закату, здесь среди деревьев стало совсем темно, а небо над нами ещё не догорело…
От дыхания клубился парок. Надо согреть его теперь. Сигурд, суженый мой…
Я раскрыла одежду спереди на себе, раскрыла на нём. И увидела свежие параллельные шрамы на груди…
Вон как!.. вот это да…Так это ты, Победитель медведя!
Я всё поняла. Вот, почему он приехал таким влюблённым… Вот, почему знал меня будто…
Я прижала его к себе, кожа к коже, живот к животу, грудь к груди, сердце к сердцу. Два меховых плаща обёрнуты вокруг нас, пламя костра горячо полыхало, а его кожа всё ещё холодна, а сердце бьётся мелко, неполно…
Сигурд, мой любимый, мой суженый жених. Я люблю тебя, пусть это услышит твоё сердце. С первого взгляда, с самого детства, ты и не вспомнишь, а я помню, как солнце играло на твоих светлых волосах, как светились ясные твои глаза. Но ты был злой, заносчивый мальчишка. Совсем не такой как теперь. Теперь ты тёплый, теперь ты ясный, ты чистый как родник… Ты будешь долго жить, ты умрёшь старым-старым и седым, много детей, внуков, правнуков будут провожать тебя в Валхаллу, или в Ниффльхейм, как распорядят боги… И умрёшь ты не здесь, не в этой земле… Ты будешь счастливым, свет вливается в тебя! Много любви, мудрость и ум будут сопутствовать тебе! Удача ни на миг не покинет тебя!.. Ты сможешь всё, что захочешь сделать!.. Ты захочешь многого, а сделаешь ещё больше. Ты даже не предполагаешь ещё!..
