Матушка, недовольная Лизиным отсутствием, сердито позвала её и новоиспеченная горничная увидела внутреннее убранство особняка. На втором этаже, в серединной части дома, находились малая и большая гостиные, на первом же располагались столовая, кухня и всевозможные кладовки. Жилые комнаты для девушек обустроены в правом крыле по пять на этаже, «рабочие» помещения, убранством повторявшие гостиные – в левом.

– Заведение моё элитное, – важно объясняла мадам Жанетт, хозяйка борделя. – Поэтому девушки принимают гостей в отдельных апартаментах. Нужно будет успевать прибираться везде.

В гостиных пахло первосортным табаком, шампанским и дешевыми духами, на натертых паркетных полах, там и тут стояли диванчики, кушетки и оттоманки, на которых так легко принять выигрышную и томную позу. Обивка мягкой мебели в красно-золотых тонах перекликалась со стенами, увешанными картинами в тяжелых золочёных рамах. Большие полотна изображали сцены из жизни дам полусвета и являли собой плохонькие копии шедевров живописи, рисованные местными художниками. Эти картины смущали Лизу, она так и не разглядела ни одну из них.

Обитающие в Сосновоборске состоятельные мужчины считали заведение своим клубом, негласным центром светской жизни «сильных мира сего». Респектабельный бордель мадам Жанетт всегда к услугам солидных господ – устроить деловой обед, в непринужденной обстановке, с вином и хорошенькими женщинами; справить именины компанией приятелей и не осрамиться коли выпил лишку; пригласить гастролирующих актрис, для общения в интимной обстановке. И наконец, отдохнуть мужчине от тяжкого бремени супружеской жизни и вкусить то, о чём жена, взятая девицей из порядочной семьи, даже в романах не читала. Добро пожаловать, дорогие гости!

Бдящие за нравственностью столпы общества Сосновоборска закрывали глаза на злачное место. Расположение на окраине и щедрые пожертвования снимали все вопросы и претензии. Дела мадам держала в порядке, деньги собирала исправно, скандалов не допускала. И владельца заведения, который проживал доход от борделя в столице, тоже всё устраивало.

– Лизхен!!! – зычный голос мадам Жанетт дрожал от гнева.

Пышнотелая, со следами былой красоты, и обычно добродушная дама негодовала в двух случаях – проблемный визитёр и нерасторопная прислуга. Гостей опытная хозяйка борделя видела насквозь и ловко отсеивала неблагонадежных. А вот с челядью было сложнее. На скромное жалование и неприличное место, хорошие работницы в очередь не стояли, приходилось выбирать из того что есть или приглашать издалека и обучать всему. Мадам и была той самой дальней родственницей матери, которой понадобилась девушка в услужение.

Когда всё шло своим чередом, она была просто душкой – любила вкусно поесть, посмаковать понюшку-другую крепкого табаку да употребить пару рюмок сливовой наливки за обедом и коньяку за ужином. Отставная жрица любви, выйдя в тираж, помнила тяготы продажной жизни и относилась к подконтрольным девушкам достаточно мягко, потакая их слабостям. Девицы, знамо дело, вовсю пользовались её либерализмом.

Лиза выпала из своих мыслей и бросилась на зов. Так непривычно, её теперь называли странной формой родного имени. Будучи услужливой, но медлительной, Лиза часто навлекала на себя гнев благодетельницы. Работа требовала сноровки и неторопливой девушке приходилось нелегко. Но многое искупал Лизин спокойный нрав – она привычно терпела недовольство хозяйки со смиренным достоинством, поэтому мадам Жанетт, спустив пар, обычно снисходила к горничной. До следующего раза.

– Я здесь, медам`с! – Елизавета присела в реверансе, весьма неловком, этому в отчем доме не учили. – Чего изволите?

– В большой гостиной на подоконниках пыль! Нужно быть внимательнее, Лизхен! Дело наше нечистое, но это не повод творить его в грязи, – бушевала хозяйка. – Безукоризненная чистота – вот о чём надобно радеть хорошей прислуге. Из букетов цветы вялые повыдергай да воду в вазонах смени, того гляди, завоняет. И передай Аксинье, чтобы щуку непременно с чесноком запекала.

Выплеснув гнев, она успокоилась, взмахом руки отпустила горничную и Лизавета бросилась исполнять поручения. Пока она вытирала пыль, мадам Жанетт степенно удалялась и паркет скрипел под тяжёлой поступью. Исполнив назначенное, Лиза поспешила в самое душевное место в доме – на кухню.

Причиной тому являлась кухарка Аксинья, жизнелюбивая и гостеприимная. Бездетная, 30-летняя солдатка не ладила с семьёй мужа и после его гибели, в Памирской экспедиции генерала Ионова, предпочла жить в заведении, заняв одну из кладовок. В лице Аксиньи мадам Жанетт приобрела хорошую работницу и подругу по рюмке, они частенько по вечерам, когда все дела переделаны, а девицы принимали гостей, посиживали в кухне за бутылочкой и вели долгие беседы.

Шустрая, говорливая Аксинья привечала Лизу, к тому же всегда имела в запасе забавные рассказы и свежие городские сплетни, почерпнутые из походов на рынок за провизией. Не женщина, а альманах историй. Любознательной горничной нравилось слушать Аксинью, выросшая в глухой уральской деревушке, она пересыпала свою речь интересными словами.

Вот и сегодня кухарка, покатываясь со смеху, рассказала, что они с торговками обсуждали презабавнейшее брачное объявление. Брат одной из лавочниц служил в почтовом ведомстве и присылал ей старые газеты для упаковки. Аксинья сунула типографский лист в руки девушке, и та прочла:

«Дряхлый холостяк, престарелый барон, знатнейшей фамилии,

средств к жизни не имеет, желает путем брака передать баронский

титул даме, девице; происхождение и вероисповедание безразлично;

нужен капитал 5-6 тысяч. Может усыновить, удочерить малюток».

– Представляешь, Лизок! – хохотала кухарка. – Хрыч престарелый, здоровьем хезный, но холостой, желает сочетаться браком с любой юбкой, но капиталу должно быть 5 тыщ. Я, мол, не какой-то там прощелыга, а барон знатнейшей фамилии. Вот охлест, вот пройдоха! Поиздержался, проигрался, денежки пропикнул, нищий как голодная церковная мышь. Желает ощипать будущую супругу! И ведь чем обахмурить хочет, стервец – может с дитём взять. Зазнамо, что баба второго сорту, с прицепом, женихами не балована и ей любой сойдёт – рябой, кривой, нищий. Сам то небось ремками трясёт на Хитровке. И какой из него мужик в постеле? Как пустодымка в печке – не сожжёт полено, а закоптит только. И ведь найдутся гусыни, поверят. Шутка ли – за смешные деньги из купчих да в баронессы! Вот уж кока с сокой! А-ха-ха-ха!

– Ой, Аксюта, жалко же, – ужаснулась Лиза, не поняв над чем смеётся собеседница. – Не по-людски как-то. Неужто такие коварные мужчины бывают?

– Дур не жалко, – отрезала Аксинья. – Обуй по ноге бери, а человека – по сердцу, а коли по расчёту желаешь любиться, то расчёт должно правильно думать. Иначе ревливать горючими слезами придётся.

– Газета местная? – сменила тему Лиза, не желавшая спорить. Слишком разные у них были взгляды, но от этого Аксиньины истории не становились ей менее интересны. – Неужто здесь и бароны обитают?

– Ужо он барон как я танцорка – опять рассмеялась Аксинья. – Нет, это из столичной газеты. Интересуешься? Ноне в городке своя газетка выходит. Там новости, объявления, смотни – господа почитывают за кофеем. Годи, сыщу.

Кухарка зашуршала корзинами в одной из каморок и вытащила кипу листов с типографским шрифтом.

– И то верно, ты девица молодая да баская, – ухмыльнулась Аксинья. – Глянь, может найдешь себе боярина! Здыморыльничать начнешь, заважничаешь!

– Я газет не читаю, – смутилась Лиза. Ей было неловко говорить, что она не интересуется реальной жизнью, предпочитая узнавать новости в пересказе кухарки. Так проще, не нужно составлять своё мнение о каждом событии. – А жених у меня уже есть. Знаешь он какой?

– Какой? – хитро прищурилась кухарка и засыпала Лизу вопросами. – Фартовый старатель? Высокий, любочестивый? При капитале?