Мы двинулись в противоположную от двери сторону. В запале оглянувшись, я не поняла, куда мы идем, и почему Гром остался на месте, пока не заметила еще одну скрытую дверь, задекорированную под интерьерную стену.

Но… Мы не успели.

До двери оставалось каких-то жалких два метра, когда в гостиную ворвались люди в масках.

Шум, крики. Я невольно пригнулась, закрывая Петьку собой, и плотнее вжимая его в свое тело.

Оглянулась. Зачем?... Может быть потому, что знала в этот момент, что вижу Грома в последний раз…

Он защищал нас. Собой.

Перегородил путь, закрывая нас с Петькой и Хасаном спиной.

Стрелял не сомневаясь и точно в цель. Двое ворвавшихся мужчин осели по стенке. Но их было больше. И они тоже стреляли…

Сначала, я заметила, как на плече Грома цветет пятно алой крови.

А потом и в груди.

Гром пошатнулся. И осел на пол, закрывая глаза.

Я закричала. Беззвучно.

А в следующий миг Хасан дернул меня за руку, заставляя скрыться за дверью. Темный коридор. Приглушенные звуки.

А на улице уже ждал черный джип. Нас с птенчиком затолкали в машину.

Ехала в полном оцепенении слепо глядя перед собой. Прижимала притихшего сына к груди. И бесконечно повторяла ему:

– Все закончилось, милый. Не бойся, теперь все закончилось…

Голос дрожал. А перед глазами стояла картинна, как Гром падает на пол.

И на глаза снова и снова наворачивались жгучие слезы, но я запрещала себе плакать. И думать о том, что он мертв.

Не знаю сколько мы ехали, я давно потеряла счет времени. Но машина затормозила у дома, спрятанного далеко за гордом в какой-то глуши, уже утром. На небе тогда замаячили первые брызги рассвета.

– Где… мы? – тихо спросила Хасана.

– В безопасности, – неприветливо ответил он мне. Вывел из тачки, заставил пройти внутрь дома, отпер ключом одну из спален. – Здесь все есть. Все, что вам может понадобиться в ближайшее время. И здесь вам ничего не грозит.

Я сглотнула, смотря на него абсолютно стеклянными глазами.

– А… Гром? Он?...

– Я не знаю. – Жестко оборвал он меня. Взглянул как-то странно, развернулся, и вышел из дома.

До вечера я не находила себе места. Ни отходила от сына ни на мгновение. Глаз сомкнуть так и не удалось. А когда он поспал, мы отправились на поиски кухни, еды.

Кусок в горло, конечно, не лез. В странном оцепенении я приготовила Петьке манную кашу. Он не задавал мне вопросов, будто понимая, что любой из них может меня в данную секунду сломать.

– Мам… – тихо спросил птенчик уже ближе к вечеру. Мы лежали в пустой тихой комнате, крепко обнявшись. – Мой папа. Он теперь взаправду умер?

Я с силой зажмурилась, не позволяя пролиться горячим слезам.

– Я не знаю, сынок, – прошептала, целуя Петьку в макушку, – я не знаю.

Когда входная дверь хлопнула, Петя уже крепко спал.

Я вздрогнула и подскочила на ноги.

Хасан стоял в прихожей темнее тучи.

И я… как-то сразу все поняла.

Посмотрела на него и медленно осела по стенке, закрывая лицо.

Хасан подошел ко мне ближе. С противным скрипом придвинул стул и сел рядом.

– Не реви, фея. – Сухо выдавил он из себя, неприятным скрипучим голосом. – Грома больше нет. И ничего не изменить. Ты поживешь здесь пару недель. Завтра я привезу еще продуктов. А потом все уляжется. И вы с твоим пацаном можете быть свободны. – Он задумчиво посмотрел на дверь, за которой спал Петька. – А, если хочешь, для него безопасности, никогда и никому не скажешь, кто его отец.

Мы помолчали еще пару минут. А потом Хасан вздохнул, встал, и вышел за дверь.

Не стесняясь тишины дома, я легла прямо на пол в прихожей и свернулась калачиком.

«И вы с твоим пацаном можете быть свободны»… – стучали слова в голове.

Еще вчера я бы многое отдала за эту «свободу».

А сегодня она мне уже не нужна.

Сегодня я бы променяла свою свободу на жизнь Грома не глядя.

27

Год спустя…

– Есения Михайловна, у нас снова ЧП! – тараторил в трубке моего телефона голос помощницы-Любочки.

– Люба, успокойся, – усмехнулась я, со стойким спокойствием встречая любые новые трудности. Застегнула на Петьке весеннюю курточку, хотя сын и сопротивлялся, одними губами транслируя: «Ма! Я могу сам!» – и спокойно расскажи мне, что снова случилось.

– Ну новенькая наша, Гуля! Отчебучила! Выехала на сложный заказ, там дом в коттеджном поселке, по прайсу - стандартная уборка после вечеринки, плюс сложные пятна на дорогущем ковре.

– И что? Неужели не справилась? – Нахмурилась я, подталкивая сынишку на выход.

– Да справиться-то справилась, только вот… – Люба замялась.

– Говори как есть, – строго приказала я, и сама удивилась откуда в моем голосе взялись эти властные нотки. Я так никогда не умела.

– В общем, клиенты позвонили потом, сказали что у них часы из дома пропали, какой-то космический ценник назвали. Говорят, кроме нашей сотрудницы, никто взять не мог.

Быстро обрабатывая в голове всю информацию, я твердо спросила:

– Когда они обнаружили пропажу? Ты с Гульнарой разговаривала? Что она говорит?

– Да что она может сказать?! – Взвилась Любочка вне себя от распирающей злости, – мы ей доброе дело! Попробуй-ка найди без регистрации такую работу! А она… Нет, ну что за люди пошли?!

– Значит, говорит, что не брала?

– Ну кто ж ей поверит?!

– Я. Например. – Ледяным тоном ответила я.

В трубке повисло молчание.

– Но… Есения Михайловна, клиенты же… Грозятся полицию вызвать.

– Пусть вызывают, может им там объяснят о презумпции невиновности?

Закончив разговор с подчиненной, я быстро набрала номер Гульнары. Застала женщину горько всхлипывающей. Мне она повторила все то, что я уже успела услышать от Любы: не брала, не видела, что теперь делать не знаю.

– Гульнара, не волнуйтесь, – заверила я сотрудницу своей маленькой фирмы, – мы обязательно во всем разберемся и, если что, не дадим вас в обиду.

Женщина благодарила меня еще долгих пару минут, и даже детьми поклялась, что никаких часов она в этом доме в глаза не видела, а работу свою выполнила на совесть.

Гульнару я взяла на работу два месяца назад. Не смогла не взять. Такая у нее безысходность в серых блеклых глазах мелькнула тогда, что я поняла - я ее последняя надежда прокормить трех детей. Муж перевез ее из родного дома сюда, а через год бросил. Теперь даже с маленькими дочерьми не видится. А сама Гульнара еще молода и полна сил, хоть и выглядит в свои тридцать пять как глубокая, уставшая от жизни, старуха.

Работала женщина и правда на совесть. Ни одного плохого отзыва от клиентов. Похорошела, расцвела. А сегодня такое…

Получив номер клиента, я лично позвонила ему. Молодой мажор в трубке нагло заявил, что теперь моя фирма «попала на два миллиона».

– Конечно, мы несем полную ответственность за работу сотрудников, – отстраненно, но вежливо ответила я, – но вы же понимаете, что разбираться мы будем в суде? Уверены, что хотите на это пойти? Может быть, мы сейчас все с вами подробно обсудим, чтобы обе стороны лучше понимали ситуацию?

– Да че тут обсуждать? – фыркнул мажор.

– Например, мне хотелось бы знать, когда именно вы обнаружили пропажу?

– Сегодня! Сунулся в отцовский шкаф, а часиков то и нет! Да он мне просто голову открутит за них!

– Но я ведь правильно понимаю, что вчера в вашем доме была вечеринка, последствия который и устраняла сегодня наша сотрудница? Скажите, когда вы видели ваши часы последний раз?

Парень задумался, а потом нехотя буркнул:

– Ну вчера?

– Вечером? Или, может быть, утром? – я продолжала давить.

– Ну утром. И че?

– Значит, еще до вечеринки?

– Ну да.

– Значит, до того, как в вашем доме побывало несколько десятков людей, у каждого из которых мог быть доступ в незапертый кабинет?