– Петь? – Тихо позвала я сынишку. – Птенчик, выходи. Я не буду ругаться…

Наверное, испугался и убежал, – пронеслась догадка в моей голове.

Спустя пять минут я обошла весь первый этаж, и хотела уже на второй подниматься, но дернула последнюю дверь.

Дверь, ведущую прямо в гараж.

Вероятно такую планировку сделали для удобства и быстрого доступа к транспорту. Но удивило меня вовсе не это. В гараже, тихо урча мощным мотором, был заведен внедорожник. Дверь на улицу оказалась открытой. В паре метров курили и о чем-то говорили охранники.

А на заднем сиденьи машины мелькнула темная макушка моего сына.

План созрел в голове сам собой...

17

План созрел в голове сам собой. Думать времени не было. И, пока мои глаза не верили в то, что видят, ноги уже бесшумно ступали по полу, продвигаясь к большому черному внедорожнику.

По спине стекла холодная капелька пота, когда я аккуратно нажала на ручку двери. Та открылась с тихим щелчком, а я в это время не спускала глаз с фигуры охранника.

Бугай что-то сказал напарнику, во дворе особняка раздался гогот и смех.

Я, не дыша, пробралась в салон джипа.

– Т-с-с… – одними губами предупредила сынишку.

Петька смотрел на меня широко распахнутыми глазами.

– Родной, – я быстро легла на пол авто и уложила Петьку рядом с собой, прикрыв ему голову, – сейчас послушай меня, это важно. Мы будем лежать здесь тихо-тихо, ты понял?

– Ма, мы играем в прятки?

– Да, малыш, да, – я поцеловала его в макушку темных волос. – Ты же любишь играть в прятки? Сейчас мы в них поиграем, договорились?

– И ты будешь играть вместе со мной? – Сын был в восторге. Прятки - его любимая игра с самого детства.

– Да, – мое тело бил крупный озноб от страха и понимания того, что я намерена сделать. Но еще больше страха вызывало понимание, что со мной сделает Гром, когда узнает, что я сумела сбежать, забрав нашего сына. – Да. Но ты должен слушаться меня. Иначе поиграть не получится. Ты понял? – Я обхватила щеки сына руками и пристально посмотрела ему прямо в глаза. Знала, что возможно напугаю его, но по-другому поступить не могла. Он должен понять, как это важно.

Птенчик кивнул, с готовностью принимая новые правила. Следующие пару минут мы лежали в проходе задних сидений машины почти не дыша.

Когда послышался щелчок на двери – мое сердце перестало стучать, чтобы через миг заколотиться, как оголтелое.

Окостенелыми, побелевшими от напряжения пальцами, я прижимала хрупкое тело сынишки к себе и молилась, чтобы он не произнес ни единого звука.

Машина тронулась с места. Я слышала шум открываемых ворот и звуки трассы, проносившихся мимо авто. Не знаю, сколько времени прошло, когда двигатель внедорожника с тихим урчанием снова затих.

Я до боли закусила губу, чтобы не пискнуть. Нервы сдавали. Из груди рвались рваные вздохи.

Водительская дверь открылась и охранник покинул салон. Только тогда я позволила себе шелохнуться. Чуть приподнялась на локте, а выглянув в окно, поняла, что мы на заправке.

Удача! Это настоящая удача!

– Малыш, – я чуть растормошила задремавшего сына. Вероятно, мы ехали слишком долго, и он утратил интересе к этой «игре». Петька открыл глазки, а я приложила указательный палец к губам. – Сейчас мы с тобой выйдем из машины. И спокойно, но очень-очень быстро пойдем по дороге. Ты должен крепко-крепко держать меня за руку, и не привлекать к нам внимания, ты понял?

Сынишка кивнул, а потом чуть насупился:

– Ма, мы все еще играем? Мне уже не интересно играть…

– Сынок, – я прижала сынишку к себе и на мгновение и крепко зажмурилась. Если он сейчас закапризничает - весь мой план полетит к черту под хвост, – мне так нужна твоя помощь сейчас. Сделай так, как я прошу, хорошо? Это очень-очень важно!…

– Ладно, – к счастью, Петька понял, что я не шучу. А драгоценные секунды уже утекали, как песок сквозь разжатые пальцы. Потому я не стала больше терять ни мгновения. Отщелкнула дверцу, и, не вставая в полный рост, выбралась из авто. Как только ноги коснулись асфальта - помогла выбраться сыну.

Уже не чувствовала как бешено бьется сердце в груди, как пульс отдает глухими ударами в каждой клеточке тела - когда адреналин на пределе, просто перестаешь его ощущать.

Низко пригнувшись, я отошла к тротуару, а там юркнула в кусты, утащив птенчика за собой. Пришлось зажать ему рот ладонью, потому глаза моего сына стали размером с блюдце - ползать с мамой в кустах для него точно в новинку.

Мои руки ослабли только когда внедорожник покинул заправку и скрылся за поворотом трассы.

– Мам? Давай не будем больше играть? – Петька смотрел на меня недоверчиво. – Мне больше не нравится…

Не в силах подняться с земли, я смотрела на своего малыша и истерично улыбалась ему.

– Не будем, – притянула к себе и обняла крепко-крепко. – Не будем, мой хороший. Знаешь, куда мы поедем сейчас?

– Куда?...

– В деревню. Помнишь старый бабушкин дом? Ты ведь так хотел там вновь побывать… Вот туда мы сейчас и отправимся. Нужно только до автовокзала добраться.

18

Сиденье в автобусе казалось слишком мягким после того, как мы с Петькой узнали, каково это – ездить в салоне роскошного джипа, лежа на резиновых ковриках ног.

Автобус двинулся по маршруту, и адреналин начал отпускать. Глаза слипались, но я знала, что расслабляться пока слишком рано. Обняла сына, пока за окном проносился серпантин дороги, по обе стороны обрамленный макушками желто-зеленых деревьев, словно забором. По стеклам накрапывала мелкая морось.

– А у нас теперь будут каникулы? – Сын обернулся ко мне и посмотрел с любопытством.

Через силу ему улыбнулась:

– Что-то вроде того…

– Значит, ты не пойдешь на работу сегодня? А завтра? А в сад? В сад я пойду?

В этот раз моя улыбка была вполне искренней. Разве можно не любить в этом мальчишке его детскую непосредственность? Да он же душу продаст, чтобы в сад не ходить, а целый день провести со мной вместе, гоняясь, как привязанный, хвостиком.

– Ни на работу, ни в сад… – задумчиво ответила я, и поправила на сыне свою теплую кофту, которую отдала, чтобы он не замерз.

Но мерзкий ком тошноты осознания, сотканный из голой паники, уже подступал к моему горлу.

Сбежала.

Я сбежала от Грома.

Осознание того, что будет после – начало догонять мои мысли только сейчас. Он не хотел меня отпускать. Я это чувствую, знаю. Он понял, что я скрываю. А, если не понял – то как быстро обо всем догадался бы?

Я судорожно сглотнула мерзкий комок, стараясь не показывать Петьке, как сильно волнуюсь. Обняла его крепче.

– Никогда и никому тебя не отдам, – зашептала безвольно.

Но малыш, мня себя уже совсем взрослым, выбрался из моих крепких объятий и смешно сморщился.

– Ма, ты чего?!

– Просто ты самое дорогое, что есть у меня, – улыбнулась сквозь слезы. – И я никому не позволю тебя забрать у меня.

– В Семеновское едете? – Вдруг ворвался в мои мысли скрипучий старушечий голос.

Сморгнула, обернувшись к попутчице. Бабуля сидела напротив. Худосочная, хрупкая, с огромной котомкой и жидкими волосами, прядками выбивающимися из-под платка.

– Да, туда, – кивнула я ей.

– Путь то не близкий, – продолжила она диалог, вероятно желая найти собеседников на время дороги. – И чего вы забыли-то в этой дыре? – Спросила, а сама, не дожидаясь ответа, будто он был ей и вовсе не нужен, продолжила: – Я то бы и в жись сама туда не поехала. Да вот сестра моя старшая, там жила. Маргарита Петровна, может, знала ее?

Я кивнула.

– Бабушка Рита была нашей соседкой…

– Да, была… Вот как померла она полгода назад, так я и езжу к ней на могилку туда теперь. Больше ведь некому.