– Как внезапно, а, Лейб? Ты ведь не ждал такого? Подумать только, выглядит почти как предательство.

– Спокойно, Лейб…

– Конечно, я не хочу так быстро расставаться с перспективным сотрудником. Но меня терзают сомнения, Лейб.

Сигнальные огни флаера зажигаются, будто специально подсвечивая мягко выезжающие из пазов орудия.

– Ты правда жертва? Знаешь, у повстанцев находили весьма интересные вещички. Кто бы мог их собирать?

Проклятье, он ведь правда делал кое-что по мелочи для Рури и её друзей, просто не вникал, и…

Это могут расценивать как соучастие? Но ведь Лейб всегда старался держаться как можно дальше от этого дерьма, его абсолютно не парят всякие революционные идеи… Да, Рури, кажется, болтала что-то такое иногда, но он всегда пропускал мимо ушей! Всё, чего он хочет – зажить нормальной жизнью.

А Рури? Каковы её цели? Приоритеты? Если им удастся выбраться сейчас, она спрячет его? Или выменяет Лейба на что-то, как сейчас использует для прикрытия?

Нет, Рури любит его…

– Не паникуй, он блефует, Лейб. Иначе не говорил бы с нами.

Вот только дула орудий смотрят очень весомо!

Так ли Лейб исключителен, чтоб Герзе не рискнул стрелять? Особенно когда даже не уверен, что Лейб не на стороне повстанцев.

– Лейб. Ты правда непричастен? – во вдкрадчивом голосе Герзе звучит сомнение. – Сейчас ты правда ничего не можешь сделать или просто не хочешь?

Да о чём он…

Первый залп ударяет по крыше почти у самых ног, успешно пройдя пузырь щита. Лейб отшатывается и едва не валится за край вместе с Рури.

– Замри! – отчаянно кричит она, с трудом удержав равновесие.

Дула выразительно поднимаются на уровень груди.

И Лейб вдруг понимает, чего от него хотят.

«Замри».

Тот прототип, что он показывал Герзе в прошлый раз.

Лейб не вполне отдаёт себе отчёт, что делает. Руки как будто сами набирают команду на браслете. Прижимают его к бедру Рури. Сами собой отсчитываются цифры – до пяти.

Рури удивлённо вскрикивает.

Эта схема всё ещё не доработана. В ней есть ряд существенных недостатков, которые они уже обсуждали с Герзе. Во-первых, необходимость прямого контакта. Для частичной компенсации пришлось добавить таймер: чтоб хотя бы успеть поднести браслет после набора команды, – но при этом не слишком долгий, не то противник может успеть среагировать. Другой крупный недочёт: потом действие тоже не мгновенно. Технически Рури вполне успевает нажать на курок.

Почему-то не нажимает.

Лейб чувствует, как её руки обмякают – и тянут за собой назад. Он внезапно осознаёт: за спиной, за тёплым телом Рури – семь этажей пустоты. Такой маленький дом в сравнении с центральными, такой большой сейчас. В животном испуге Лейб рвётся вперёд, неуклюже падает на колени. Ждёт, что тело Рури сейчас кулем навалится сверху – но вместо этого ощущает неправильную лёгкость.

Дула орудий, оставшиеся было над головой, опускаются вровень с лицом. Лейб успевает подумать, что его всё-таки решили расстрелять, но затем понимает – это просто флаер садится.

Кто-то выбегает и сразу занимается оставленным на двери штырьком, ещё кто-то подходит к Лейбу.

Он не хочет, отчаянно не хочет, но заставляет себя повернуть голову.

Позади пусто.

– Я просто парализовал её. Я её просто парализовал, – тупо и неверяще шепчет Лейб.

– Это всего лишь случайность, – мягко говорит кто-то рядом, и Лейб, подняв голову, видит Герзе. – Ты всё сделал правильно, Лейб. Ты не хотел такого.

– Я не хотел… Но она… она же…

– Была опасной террористкой. Взяла тебя в заложники. И подумай-ка, Лейб: она тебя использовала, использовала твои разработки, даже не объяснив, во что втягивает, верно?

– В-верно.

– И она знала, кто ты и чем занимаешься, с самого начала?

– С самого… начала, – сквозь зубы выдавливает Лейб.

Почему она тогда стояла там, у дурацкого оппозиционного граффити, и наблюдала за Лейбом? Откуда она там взялась?

Почему?

Почему…

Герзе говорит ещё что-то своим бархатно-обволакивающим голосом. Его лицо жёсткое, хищное и бросается в глаза трудноуловимой неправильностью. На несколько секунд Лейба едва не скручивает от отвращения.

Почему Рури не выстрелила в Лейба, пока ещё могла? Когда он уже активировал схему.

– …Забудь о ней… – выцепливает сознание из единого кома ваты, в который слипаются слова Герзе.

Лейб даже не уверен, говорит ли он о Рури или о ком, о чём.

Он позволяет усадить себя в флаер и продолжает прокручивать в голове произошедшее. Снова и снова – уговоры Герзе, короткие фразы Рури, огни флаера, холод панели браслета, жёсткость бетона под ладонями, пустота сзади, отталкивающее лицо, мрак кабины…

Лейб не знает, сколько проходит, прежде чем в череде воспоминаний всплывает ещё одно: едва заметный шум флаера, другого, пролетающего между домов прямо тогда, когда…

Точно. Рури говорила, их заберут, надо лишь подождать. Наверняка они только и выглядывали момент, чтоб не попасть под огонь Герзе. Наверняка подхватили Рури – они ведь профессионалы. Она отлежится после паралича и придёт в норму – схема обездвиживает, но не влияет на тело серьёзно.

Наверняка это так.

Лейб успокаивается. Произошедшее уже не кажется настолько чудовищным, скорее берёт дрожь от того, что он мог и умереть там, на крыше.

Как вообще могла Рури втянуть его в это? Как могла так хладнокровно угрожать ему пистолетом? Вот о чём Лейб думает спустя неделю, дорабатывая прототип парализующей схемы в выделенной Герзе мастерской. Она оборудована по последнему слову техники. Лейбу больше не приходится искать запчасти на свалках, общаться с поставщиками тарвия в каких-то грязных подворотнях, ожидая, что на пути обратно кто-нибудь всадит ему нож в спину. Теперь Лейбу легко предоставляют всё, что только требуется. У него уже есть намётки, что предложить Герзе следующим.

Подумать только, Рури с самого начала крутила с ним только ради того, чтоб обеспечить дружков оборудованием! И что было бы дальше? Куда бы она затащила Лейба, если б не Герзе? Этому ужасается Лейб спустя месяц, выпивая вечером в симпатичном баре в камернийском стиле на одной из центральных улиц. Рядом крутится стайка легко одетых девчонок. Есть среди них и загорелые, и длинноволосые, и с полными губами. Нет такой, чтоб глаза были как бездонная пропасть ночной улицы с высоты семи этажей. Но это и к лучшему. А ещё им совершенно не интересно, чем занимается Лейб, пока он даёт им деньги.

Вообще-то они с Рури и не были особо близки. Почти ничего не знали друг о друге. Проводили мало времени вместе. Так, спали иногда. Вот что Лейб внезапно осознаёт спустя полгода, устало заваливаясь на широченную кровать в подаренной ему Герзе квартире. Лениво осматривает дорогое и давящее убранство комнаты. Так много красного – тревожного и опасного цвета. Но Лейб не просит ничего поменять, боясь показать своё дурновкусие или обидеть Герзе.

Спустя год, кружа посреди ночи на собственном флаере над разноцветными огнями центра, Лейб пытается припомнить, кто же подал ему эту идею когда-то? Кажется, очередная кратковременная подружка. Лейб не может вспомнить её имя. Столица лежит внизу, словно рассыпанные по чёрному бархату самоцветы. Будто Лейб может протянуть руку – и взять любой из них. Никогда прежде у него не было ничего подобного – этих возможностей, этой свободы. Откуда им взяться у мальчишки с окраин, едва перебивавшегося с хлеба на воду вместе с дедом, шарахаясь по свалкам и заброшкам и мастеря всякий хлам? Нет, это больше не он! Лейб больше – не тот мальчишка! То, что он делает – уникально.

Откинувшись на спинку кресла, Лейб громко и счастливо смеётся.

Наконец-то он начал жить!

Наконец-то мир рассыпался перед ним тысячей блестящих шансов.

Лейб будет подниматься выше и выше, хватаясь за них.

И никогда не…

Низкий гул тревоги ввинчивается в голову, и Рури… не Рури! Не Рури! Есто стискивает виски, зажимает уши. Ощущает себя стоящим у берега в шторм, когда каждая волна накрывает с головой, тянет в воду, потом толкает на камни и тянет снова.