– Это твой отец. Не забывай! И она не должна знать, что тебе известно о нем!

Страх в глазах единственного друга произвел на ребенка неизгладимое впечатление. Они все боялись гнева леди Эстер и ее восточных наказаний. Она без колебаний могла побить палкой по пяткам провинившегося слугу и сыпать соль на раны до тех пор, пока он не лишался жизни, и гордилась той силой, с которой могла дать пощечину ослушавшейся ее горничной. В доме матери Зения двигалась в постоянном страхе, спеша повиноваться любому приказу, за что подвергалась ежедневному осмеянию, как безвольная размазня. Помня предостережение, Зения всегда с чрезвычайной тщательностью прятала от матери медальон с портретом. Она бережно хранила его и доставала из-под одежды только в самых потаенных местах, чтобы запомнить черты молодого красивого мужчины с чудесными глазами и едва уловимой нежной улыбкой, создававшей впечатление, будто он всматривается во что-то далекое и любимое. В своих мечтах Зения представляла, что он смотрит на нее. Внутри медальона лежали локон и скрученный кусочек бумаги, на котором небрежным почерком было написано: «Моей драгоценнейшей любимой, самому удивительному созданию на свете, вечно твой Майкл Брюс». Его «драгоценнейшей любимой», конечно, была ее мать – самое удивительное создание на свете. Но его улыбка… Зения прижала миниатюру к груди и украла для себя его любящую улыбку.

Зажав в кулаке медальон, она проглотила слезы, вытерла рукавом лицо, встала, снова разложила бумаги по ящикам, погасила фонарь и свернулась калачиком в углу, не выпуская из рук свой сломанный мушкет. Мать никогда не предлагала Зении возвратиться в Англию. Но однажды леди Эстер ударилась в вспоминания о юности, проведенной среди британских государственных деятелей того времени. Покуривая свой благоухающий наргиле, она, подражая шепелявости лорда Байрона, рассказывала доктору Мериону пристойные истории о своем дяде мистере Питте и дедушке лорде Чатеме, которые оба были премьер-министрами, и смеялась над тем, как Ламартин целовал своего пуделя. Тогда в короткие ночные часы она позвала к себе Зению и заверила ее, что отложила деньги, чтобы она могла вернуться домой. Сейчас Зенобия чувствовала себя полной дурочкой, что поверила матери. Леди Эстер всегда могла управлять воображением тех, кто просиживал с ней долгими вечерами, слушая ее рассказы. Зения слишком поверила в обещание, потому что хотела возвращения в Англию больше всего на свете. Сейчас она сомневалась, что когда-либо существовали специальные тайные сбережения, как ручалась леди Эстер, или если они когда-то и были, то деньги давно потрачены либо на пару дуэльных пистолетов, либо на расшитую золотом упряжь для верблюдов, чтобы доставить удовольствие какому-нибудь сладкоречивому паше, или просто украдены жадными слугами леди Эстер. Зении самой придется прокладывать себе дорогу. Пусть у нее нет ни пенни, пусть она боса, пусть не знает, где живет отец или даже жив ли он вообще, Зенобия не намерена отступать от своей цели. Она ненавидела пустыню и Дар-Джун. Она хотела домой, где никогда не была, хотела найти в Англии отца и жить как английская леди, которой, собственно, и являлась.

Прислонившись спиной к стене, Зения устроилась поудобнее. Последние четыре дня она не ложилась спать, сидя подле матери. Леди Эстер лежала, завернувшись в поношенный белый халат, кашляла и задыхалась, а слуги шныряли по Дар-Джуну и растаскивали еще оставшееся имущество. Мать хрипло кричала на нее, чтобы она остановила их, но, как только Зения вставала, леди Эстер приказывала ей вернуться.

Сейчас, съежившись в углу, Зения боялась заснуть. В Дар-Джуне существовали тайные ходы, и волки иногда забирались на стены. Никогда еще она не чувствовала себя такой одинокой и жалела, что не пошла вместе с остальными вниз в деревню. Теперь, когда темноту наполняли злые духи, она не могла уйти. Жуткие крики матери настигали ее, как только она закрывала глаза. Они сплетались с реальностью, и Зения вздрагивала, боясь, что проснется и увидит призрак леди Эстер, зовущий ее к себе. В пустых комнатах ей слышалось эхо голосов и мерещились бледные руки в белых одеждах, которые протягивались, чтобы схватить ее.

Звук ружейного выстрела заставил Зению вздрогнуть. Голоса вдруг стали настоящими, послышались крики и топот бегущих ног. Притаившись в углу, Зения смотрела на дверь. При вспышке света в саду по комнате заплясали фантастические тени, и оказалось, что у двери стоит фигура в белом восточном халате. У Зении перехватило дыхание – ее мать. Девушка прижалась спиной к стене, глядя на призрак леди Эстер, и сидела, не двигаясь, в ужасе наблюдая, как призрак растаял в темноте как раз рядом со входом. Еще мгновение Зения видела блеск металла, а затем он тоже затерялся во мраке, но она услышала щелчок затвора.

– Волчонок! – шепотом окликнул ее мужской голос.

Английская речь напугала Зению, девушка беззвучно тяжело дышала, не желая отозваться и выдать, где она находится.

– Ты знаешь дорогу отсюда? – прошептал мужчина. – Они перекрыли главные ворота и тоннель из конюшни.

Зения так испугалась, что не могла отвечать. Снаружи раздавались грубые голоса, и под напором нападавших затрещали ворота.

– Ты здесь, черт побери? – проворчал он.

– Да, – шепнула она.

– Тогда, черт побери, помоги мне!

– Есть ход возле фонтана, – ответила она дрожащим голосом, – под лианами.

– И ближе ничего нет? – Он тихо выругался по-английски.

– Нет, милорд.

– Покажи мне дорогу.

Она дрожала, прижавшись к стене.

– Идем, – тихо приказал он. – Они не слишком любезны, волчонок, эти дезертиры.

Дезертиры! Дрожа всем телом, Зения схватила свой сломанный мушкет и встала на ноги. Было слышно, что людей снаружи становится все больше, и внезапно стало светлее – они ворвались во двор. Она снова увидела блеск металла, когда лорд Уинтер прицелился из-за косяка двери, и вздрогнула от выстрела. Желтая вспышка, осветившая лицо виконта и комнату, обожгла ей веки, а затем все вокруг снова заполнила темнота и раздались возмущенные крики.

– Идем! – поторопил ее лорд Уинтер, и Зения, спотыкаясь о коробки, двинулась к двери. Найдя в темноте на ощупь ее руку, он потащил девушку за собой во двор.

Кто-то наткнулся на нее, и сильные руки сомкнулись на ней. Зения, едва сдержав готовый вырваться крик, бросилась к лорду Уинтеру. Он не остановился, но она услышала, как последовал сильный удар, возглас, и стискивавшие ее пальцы человека разжались. Пока лорд Уинтер старался удержаться на ногах, приклад болезненно ударил Зению по ключице, но она все же побежала к стене, окружавшей двор.

Зарываясь босыми ногами в землю, она бегом завернула за угол, находя дорогу по памяти и интуиции, так как в темноте ничего не было видно. Лорд Уинтер, следовавший за ней, не отставая ни на шаг, держался рукой за ее плечо. Позади них прогремел выстрел, эхом отразившись от стен. Зения рванулась вперед, но ее нога зацепилась за корень и подвернулась в лодыжке. Холодная боль обожгла ногу, и шипы вонзились в руки и лицо, когда она, не устояв, упала ничком в розовый куст.

Лорд Уинтер стал поднимать ее, но тут появился еще кто-то, и между ними завязалась борьба. Зения не могла сказать, наткнулась ли она на кинжал или просто сильно оцарапалась о шип, и, быстро откатившись в сторону, оперлась на мушкет и встала на колени. Разрыв еще одного выстрела едва не оглушил ее, она увидела все, как на живой картинке: лорд Уинтер привстал на одно колено, держа ружье на уровне локтя, и яркие, светящиеся шарики, вылетевшие из ствола, в упор вошли в грудь бородатого мужчины. Ослепленная на несколько мгновений, Зения услышала тяжелое падение тела в кусты роз.

Она попробовала побежать, но лодыжка подвела ее, и ей пришлось снова опуститься на колени. Лорд Уинтер потянул ее вверх, и она, пользуясь своим сломанным мушкетом, как костылем, тяжело захромала, вытянув вперед свободную руку. Немного погодя Зения услышала затаенные вздохи и всплески фонтана и неожиданно наткнулась на его мраморный край. Свернув в сторону, она пробралась в заросли жимолости, чтобы отыскать потайную дверь.