– Что, даже чаю не попьёшь? – с укоризной покачал головой завгар.

– Нет. Собак привяжу да пойду. Сейчас рано темнеет, хочется побольше успеть…

Выпавший неделю назад снег растаял, но воздух был пропитан влагой и холодом, освежал и бодрил. Шагалось легко. Чтобы сократить путь, Сергей пошёл по берегу ручья, срывая на ходу и бросая в рот переспевшие ягоды брусники. И за поворотом, перед широкой поймой, поросшей кустарником, неожиданно чуть не наступил на лежащего между кочек медведя. Взревевший зверь кубарем откатился метров на шесть-семь, развернулся, оскалил огромную клыкастую пасть и медленно пошёл на Сергея.

«Что делать? – мелькнуло у того в голове. – Бежать? В три прыжка догонит и поломает! Никаких шансов нет. Так глупо пропасть! Вовка! Как он будет один? Теперь он будет один всегда. Эта… не в счёт!»

Мысли лихорадочно мелькали, обрывками проносились в голове, пока Сергей медленно отступал, прощаясь с сыном и жизнью.

А медведь поднялся на задние лапы, готовясь обрушить весь свой огромный вес на застывшего человека, бешено зарычал и чуть наклонился вперёд.

Сергей устало закрыл глаза. Оглушающе грянул почти над самым его ухом выстрел, затем второй, и после небольшого перерыва – ещё два. Медведь завалился набок, быстро и мелко задёргал задними лапами и сразу затих. Ещё не веря в своё спасение, Сергей на негнущихся ногах повернулся и увидел улыбающегося во весь рот, вспотевшего Алексея Петровича.

– Что, паря, в штаны наложил? Или будешь врать, что не испугался совсем? – захохотал тот в ответ на немой вопрос. – Ну и здоров ты ходить. Я взмок за тобою бежать. Твоё счастье, что недалеко отпустил, а то бы мог не успеть!

– Как вы тут оказались? Знали, что поблизости бродит шатун, и провожали меня? А почему я не слышал, как вы шли по следам?

– Да ты так задумался, что и медведя бы не заметил, кабы тот не вскочил. А кто про медведя знать может? На то он и шатун, что сегодня здесь, а завтра за пятьдесят километров шатается. Нет. Я шёл, чтоб не от медведя тебя спасти, а от тебя самого. Ты думаешь, я не понял, зачем ты не только собак у меня оставил, но и ружьё с ножом? Боишься, что с нервами не совладаешь и убьёшь их обоих прямо в медпункте?!

Сергей от неожиданности сел на кочку.

– Вы всё знаете? Откуда? И это действительно правда?

– Так весь посёлок знает. Здесь же все охотники, видят больше, чем говорят. Тебя все жалеют, а про Ленку говорят: «Связался чёрт с младенцем». Чужая она тут всем, а тебе – тем более, ты парень правильный, с какой стороны на тебя ни смотри, наш человек – настоящий мужик.

– А давно у них всё началось?

– Месяца три, наверно, – Петрович задумчиво поскрёб щетину на подбородке, – самое малое – два с половиной. Да не трави ты себя, пошли ко мне в зимовье, там и поговорим.

– Нет, Петрович, хочу ей в глаза посмотреть. Понять, как можно утром говорить человеку «люблю», а вечером его предавать…

– Эх, милый! Тяжело тебе в жизни придётся. Столько впереди у тебя ещё горя будет. Если б ты знал меня лучше, то руки не подал бы при встрече. А я вот живу. И сколько таких по Руси мается? Ладно, иди, а ночью вернёшься – поговорим…

Сергей подошёл к посёлку, когда стемнело. У медпункта остановился, подождал, пока успокоится сердце, бешено застучавшее в рёбра, и нажал на кнопку звонка. Полная ватная тишина, никаких звуков.

Сергей толкнул дверь, она отворилась без скрипа, словно приглашая зайти. И он, не зажигая свет, прошёл в перевязочную, сел на кушетку, которую пять лет назад с такой любовью мастерил своими руками, и обхватил голову. Семь бессонных ночей довели его до того, что он хотел убить мать своего ребёнка! Когда, разрываемый бурей чувств, он смотрел ночами на безмятежно спящую жену, только одно удерживало от рокового шага – то, что сыну придётся повторить его горький детдомовский путь, полный унижений и обид. Семь дней и ночей терзаний, сомнений и боли! Он не хотел верить в измену жены, а оказалось, что весь посёлок знает об этом уже давно…

На крыльце послышались шаги, в дом забежали двое и сразу засмеялись, громко заговорили; задребезжали инструменты в шкафу, и Лена сдавленным и счастливым голосом сказала:

– Пусти! Дай раздеться, ну ведь успеем ещё, вся ночь впереди!

Сергей не выдержал, вышел из перевязочной, включил свет и увидел на полу сброшенные в спешке куртки, полуголую Лену и снимающего свитер Ивана.

Тот, от неожиданности, отскочил к окну, потом повернулся и бешено закричал:

– Если ты хоть пальцем её тронешь – убью! Только попробуй! Мы любим друг друга и поженимся. А если ты встанешь между нами, я тебя убью!

– Успокойся, убийца, – ответил Сергей, на которого при виде полураздетой жены накатило вдруг полнейшее равнодушие, – я детей и женщин не бью! Можешь забирать свою любимую, только Вовку оставьте мне, сына я вам не отдам.

Потом вышел из медпункта, посмотрел на Таюрку, серебряную от полной луны, и устало побрёл берегом реки, вверх по течению.

Третий день не переставая лил дождь. Грунтовая дорога от просеки до трассы превратилась в грязное месиво из глины и веток, и стало понятно, что несколько дней отгрузки и вывозки леса не будет. Сергей отпросился у механика на три дня и, поймав на трассе попутку, уже вечером был возле своей многоэтажки.

День подходил к концу, смеркалось, вдоль дорог и тротуаров зажглись уличные фонари. Влажный тёплый воздух, хорошо благоустроенный, уютный двор, гомон детворы на игровой площадке – всё наполнило Сергея тихой радостью от встречи с семьёй.

Он прошёл в беседку, увитую плющом, сел на скамью и задумался. Уже четыре года, как переехали они сюда из Таюры. Сначала жили на окраине, в однокомнатной «хрущёвке», которую получил Сергей как выпускник детского дома. Потом, с большой доплатой, поменяли её на трёхкомнатную квартиру почти в центре. Два года работали они с Леной без праздников и выходных, пока не скопили нужную сумму. И ещё год пахали как лошади, чтобы сделать в ней достойный ремонт. Но теперь квартира стала такой, что из неё не хочется уходить. А главное, это настолько сплотило его и Лену, что они снова стали семьёй. Ему не хочется вспоминать то утро, когда Лена рвала волосы на голове и умоляла простить её. Она объясняла измену скукой деревенской жизни, обещала никогда ничего подобного не повторить, и он её простил. Простил ради сына, понимая, что четырёхлетнему малышу будет тяжело без матери, и не представляя, чем будет заниматься ребёнок целый день, когда он сам будет уходить на работу. Долго потом он, не доверяя Лене, следил за ней незаметно, используя навыки разведчика, которые приобрёл за три года работы по контракту. Но Лена была занята только семьёй и работой, и постепенно Сергей успокоился…

Затрещали кусты, и от боковой аллейки прямо по траве пошёл к беседке всегда мятый и словно бы не проспавшийся сосед Сергея по подъезду и лестничной клетке, которого все, даже маленькие ребятишки, звали просто Витёк. Он похозяйски вошёл в беседку, поставил на скамью тяжёлый полиэтиленовый пакет и, глянув как бы подёрнутыми туманом красивыми синими глазами на Сергея, сказал:

– Это ты, сосед? А чего сидишь невесёлый и трезвый? Сейчас я тебе настроение подниму! А то второй год живём под одной крышей и ни разу не посидели по-человечески. Я как знал, взял четыре бутылки.

С этими словами он достал из пакета две литровые бутылки пива, одну протянул Сергею, а со второй скрутил крышку и, опрокинув в рот, выпил не останавливаясь до конца.

– Хорошо пошла, – крякнул, переводя дух. – А ты чего тянешь?

– Да ты и без меня справишься, – усмехнулся Сергей. – Вон как лихо засадил, смотреть любо-дорого.

– Брезгуешь, что ли, со мной пить? – недобро глянул мутными глазами Витёк. – Ты сразу скажи, сосед. Я не гордый, переживу.

– Да перестань ты, – почувствовал себя неловко Сергей и, понимая, что другого выхода нет, соврал: – Зашился я, совсем не пью. Раскодироваться боюсь.