Где же мой дом?
Квартира родителей, в которой я прожил двадцать лет, а потом ушел, начал жить с первой девушкой и уже никогда не возвращался в нее окончательно, только как в перевалочный пункт, где можно отдохнуть, а потом снова уйти непонятно к кому.
Дом бабушки в деревне… Как часто он снится и как редко я там бываю. Уже нет бабушки, а дом продан и разрушается. Я был там недавно, но… лучше бы не ездил. Новые хозяева не жили в деревне, поэтому все ценное, что там было, растащили соседи, все постройки наполовину обрушились, а дом стал пустым помещением. Разве в нем я проводил все эти счастливые лета?
А потом… череда съемных квартир. Мы с Аней меняли по три квартиры в год, так уж складывались обстоятельства. И в какой-то момент я понял, что не могу находиться долго в одном месте, меня тянуло переехать. Пусть даже в пределах одного города.
Не привязывайся ни к чему и ни к кому. Это все лишнее. Все испытания ты проходил и будешь проходить один. Это правило. А исключения его только подтверждают.
– Помнишь, как мы чуть не расстались? Ты тогда не работал, очень долго.
– Да, помню. Я не работал, потому что… Ты знаешь, почему.
– Я думала, что ты вообще не хочешь работать, понимаешь?
– Разве я не доказывал обратное десятки раз?
– Да, но это было потом. А тогда мне казалось, что тебя все устраивает… Я плакала по ночам…
– Я помню твои слова. И никогда их не забуду: «Если ты не можешь дарить мне подарки, то я буду принимать их от других».
– Я… ты же понимаешь…
– Я понимаю, и не упрекаю тебя, – прервал я Аню. – Ты делала все правильно. Это я совершал одну ошибку за другой. И я тебе благодарен. Не все бы прошли через это.
– Да… правда… немногие. Помнишь Пашу и Иру?
– Да, и не только их… Сколько пар распалось. Наверное, в человеке что-то ломается. Ломается безвозвратно. Разбитую вазу не склеить.
– Но мы смогли? – неуверенно и тихо произнесла моя жена.
– Мы… Мы ее поймали перед самым падением.
– Как хочется отправиться куда-нибудь в путешествие, – сказала Аня. – Последнее время мы с тобой никуда не ездим.
– Мне тоже хочется. Но еще больше мне хочется, чтобы у нас в семье было пополнение.
– Можем завести кошку, – грустно улыбнулась Аня, глядя в окно и делая глоток чая.
– Да, я знаю, ты животных любишь больше, чем людей. Даже родители говорят: «Зачем ты живешь?». Они, конечно, имеют в виду, что у нас нет детей. А нам уже за тридцать.
– Сергей! – она отвернулась.
Я затронул самую больную тему. И не потому, что хотел сделать ей больно и упрекнуть в чем-то. Просто я ощущал пустоту, неполноценность и бессмысленность. Ради чего я живу? Не знаю. Ради прошлого и настоящего, ради родителей и Ани. А в будущем что или кто? Двое пожилых и одиноких людей… Годы, десятилетия и века одиночества… И за что это наказание? Судьба такая… Никому ненужность.
Может, поэтому я любил менять места жительства. Что здесь я никто, что там, и даже вон там, а на другой стороне – тем более никто. И всем наплевать.
– Хочется попутешествовать, – повторила жена.
– Да, и мне, – повторил я.
5
Через несколько дней мне неожиданно написала Мила. Попросила мой номер телефона. Я думал, он у нее есть, но она сказала, что не записала его.
– Привет. Я помню, ты говорил, что хочешь покататься по области. Не хочешь со мной в Рамонь съездить?
Я бросил эту фразу во время нашей встречи, не рассчитывая ни на что. Но Мила запомнила.
– Привет. Да, давай.
– Ты где живешь?
– На левом берегу.
– Говори адрес, я через полчаса заеду.
Отлично, думал я, хоть какое-то разнообразие.
Мила приехала на машине, я упал на сиденье рядом с ней. Поздоровался еще раз. Чувство неловкости и неуверенности охватило меня. О чем говорить с ней? Вижу ее второй раз в жизни. Да еще и симпатичная. Меня выбило из колеи. Я как школьник или студент на экзамене. А передо мной декан. Но самое главное, какой я для нее студент – любимец или ненавистный прогульщик. От этого зависит, как будет строиться разговор.
– Мне тут по заданию надо съездить в Рамонь, – рассказывала Мила, выруливая на федеральную трассу. – Ты был там?
– Нет, я здесь особо нигде не был.
– Ты что! – удивилась она. – Там есть настоящий дворец. Я тебе покажу.
– Это я по своей области ездил и неплохо ее знаю, во многих городах бывал. А здесь… не было такой возможности.
– Но ты любишь путешествовать? – уточнила Мила.
– О, еще как люблю. Знаешь, дорога в последние годы стала моим любимым местом. Не важна цель, важен путь.
– Да, наверное, согласна. У меня есть стихи про дорогу.
– Почитаешь?
– Прямо сейчас? – бросила она, обгоняя несколько фур, мчащихся в Москву.
– Ну, можно и потом.
– Погоди, дай припомню…
И она начала сбивчиво, но приятным голосом читать свои стихи. Трасса, красивая девушка, читающая стихи. Мелькающие желто-красные деревья. Наверное, именно в этот момент во мне что-то екнуло. Я даже приоткрыл окно.
– Старый стих, я плохо его помню.
– Ничего, ты круто прочитала. Мне понравилось, правда. А про природу есть? – спросил я, вглядываясь в поля.
– Тебе интересно?
– Ну конечно, зачем бы я спрашивал.
– Я давно ничего нового не писала и не читала.
– Все хорошо, продолжай. Если это не отвлекает от дороги.
Она так мило улыбнулась, не глядя на меня. Но я получил эту улыбку. Ее первую улыбку, адресованную мне.
Я от удовольствия прикрыл глаза. Как же все атмосферно было. И чувство такое… Оно промелькнуло и разбавило серые будни… Чувство, как в восемнадцать лет… Ее голос звонко прыгал под гул машины. И я почувствовал себя так хорошо, как давно не чувствовал. И вдруг мне захотелось увидеть ее красивые глаза, насыщенно синие. Я мельком бросил взгляд – она сосредоточенно смотрела на дорогу. Я не смог рассмотреть ее глаза так внимательно, как хотел. Но мое внимание приковали губы, читающие стихи. Их движение, их приятный цвет и форма… Я отвернулся, уставился в окно и нахмурился, отгоняя от себя позабытые эмоции.
Что мне бросилось в глаза в Рамони, так это улица имени Юлиуса Фучика, героя-коммуниста Чехословакии, казненного нацистами. «Репортаж с петлей на шее» – его выдающее произведение. И памятник уроженцу села Сергею Мосину, который изобрел легендарную винтовку.
А дальше был парк, в котором кружили желтые листья. За ним – дворец Ольденбургских. Мы с Милой прошлись вокруг него, сама усадьба сейчас была закрыта для посещений.
– Красиво, – протянул я.
– Я была давно внутри, тоже интересно.
Она рассказала немного об истории дворца. Я, как любитель истории, оценил это, по-щенячьи глядя ей в глаза. Потом понял, что переборщил, и сделал лицо «кирпичом».
– Тогда я должен угостить тебя кофе в этот прохладный день.
Пришлось долго ее уговаривать.
– Да успокойся, ты меня пригласила, катаешь, показываешь достопримечательности Рамони, читаешь свои стихи. Могу я хоть что-то для тебя сделать…
Мне удалось ее убедить и наконец расплатиться с продавцом кофе. И мы продолжили прогулку по длинной аллее, защищенной высокими стройными тополями. Несмотря на неловкость вначале, теперь я чувствовал себя более комфортно. Мы делились историями из своего прошлого, шутили и смеялись. И как будто звучала гитарная небыстрая и неагрессивная мелодия. Желтый цвет листьев, разбросанных ветром по асфальту, добавлял душевного тепла.
Я поймал себя на мысли, что так хорошо мне не было очень давно.
Она остановилась возле лавочки, попросила подождать и отправилась в серое здание, стоявшее неподалеку. Почему-то улыбка не сходила у меня с лица, пока я ждал Милу.
– Муж не будет ревновать, что ты меня с собой взяла? – спросил я, когда она вернулась.
– Все, можем возвращаться… Муж… Я в разводе. Верней, развожусь. Уже который год. Ну, мы не живем вместе.
Я не стал дальше выспрашивать, бередить ей душу. Однако я заметил, что она не погрустнела. Видимо, эта давняя тема уже не вызывала в ней сильного эмоционального отклика.