Начальники райотделов засуетились, достали из папок подготовленные документы. Начальник управления, заметив это, улыбнулся:

– Я знаю, у вас составлены хорошие отчеты о борьбе с пьянством, хулиганством и правонарушениями, с разбивкой всего этого по предприятиям, микрорайонам… Но уверен, что они не вывели вас на крупные профилактические мероприятия. Я правильно говорю, товарищ Галенко? Как в вашем районе с преступностью?

Галенко встал и, положив руку на спинку впереди стоящего стула, взглянул на начальника управления.

– Я полностью согласен с вами в необходимости проведения широкой профилактики в масштабе всего города. Это большая помощь для всех нас.

Солдатов невольно прищурил глаза. Он почувствовал, что Галенко несколько уходит от заданного вопроса, и с сожалением отметил про себя, что Галенко не будет говорить о разработанном комплексном плане профилактики, об эксперименте, который решили провести в своем районе.

– Прошу конкретнее, – в глазах начальника управления мелькнула ироническая искорка. – Как у вас с раскрытием преступлений?

– Преступления раскрываются более или менее успешно, – оживился Галенко и положил на стол красиво оформленные диаграммы.

Начальник управления мельком взглянул на диаграммы.

– Вы, конечно, сейчас думаете, что при хорошей раскрываемости можно ходить… в героях? Но можно рассуждать и по-другому. Иногда и высокая раскрываемость сопровождается высоким уровнем преступности. Эту строгую оценку работы забывать нельзя. Иначе впадем в грубую ошибку…

– Понимаю вас, – сдержанно произнес Галенко.

– Вы что-нибудь добавите? – спросил начальник управления Солдатова.

– Самую малость. По существу вопрос вами поставлен верно. Дело не только в ракрываемости… – Тревожная мысль охватила его. Он понял, что то, о чем он станет говорить сейчас, не совпадает с мнением Галенко о значении профилактики, которого больше заботил процент раскрываемости…

Солдатов вышел из управления слегка возбужденным. Голова гудела, как это обычно бывает после затянувшихся, бурно прошедших совещаний. «Ну ничего, – подумал Солдатов, то, что говорил начальник управления, это дело настоящего и будущего. И он поддержал мои соображения о комплексных мероприятиях и об индивидуальном подходе к каждому человеку, поведение которого внушает хотя бы малейшую тревогу». Но где-то в глубине души своей Солдатов почувствовал неудовлетворенность. И понял, что идет она оттого, что Галенко в своем выступлении резко повернул от недооценки профилактики к ее полному приятию, и от того, что начальник управления холодно отнесся к этому выступлению, видимо, почувствовал, что за обтекаемыми, в общем-то верными фразами Галенко подлинной заинтересованности в деле, которая рождается душевной болью, не было. Не увидел ее и Солдатов.

Все, что говорил Галенко, было правильным. Но Солдатов, сейчас вспоминая прошлые разговоры с ним, оценивая перемену в его взглядах, чувствовал, что и после обостренного разговора о профилактике в Галенко жила уверенность в том, что на первом месте в его личной работе пока что был все тот же процент раскрытых преступлений. Но разве можно не помнить о судьбах людей, споткнувшихся в жизни?

Он чувствовал неудовлетворенность и оттого, что не сказал на совещании основного, что казалось особенно важным ему сейчас. Может быть, нужно было ему вести речь не столько о комплексных мероприятиях, не о том, что надо всем сообща навалиться на преступность, а о том, чтобы предупредить эту преступность, когда она находится в состоянии, так сказать, созревания. О том «часе профилактики», который он провел с мальчишкой, сидя за рулем «Жигулей».

«Нет, – тут же решил Солдатов. – Это выглядело бы беззащитно». И первым бы высмеял его репликами с места Галенко, которому подобное «лирическое отступление» вряд ли показалось бы уместным. Его размышления прервал Галенко, который стоял у подъезда вместе с другими начальниками райотделов.

– На работу?

– Куда же еще?

– Пойдем вместе. Слушай, а у тебя задиристый характер. Я даже не предполагал… Ну чего ты накинулся на директора обувной фабрики из-за его общежития? И других директоров тоже задел…

Солдатов неопределенно повел плечами.

– Ну какой я задиристый? В первый раз такой комплимент слышу. Всего-навсего изложил факты такими, какие они есть. Разве это дело – в буфете общежития наряду с кефиром и сардельками пивом и вином торговать? – Он перевел дыхание. – Вы не согласны со мной?

– Согласен, согласен, – отрывисто проговорил Галенко. – Толку-то что от таких разоблачений?

– А от того, что у фабрик и заводов пивные павильоны пооткрывали, от этого толк есть? Только одно это сводит на нет нашу профилактику среди молодежи…

– Ну и критиковал бы за это работников горторга – директора здесь ни при чем. Они, что ли, открывали? Думаю, что здесь ты был не очень прав.

– Они молчали. Конечно, с горторга спрос особый. Но и предприятия обязаны были свой голос подать – возражать против этих питейных заведений…

– У горторга план…

– От которого производственный падает. Во имя каких идеалов и принципов? Это не мелочь и не пустяк. Я бы по справедливости с этих директоров фабрик… – Солдатов не договорил. – С пьянством и хулиганством надо воевать не только штрафами, протоколами, лишением прогрессивки… От этого пьяница мудрее не станет. И вопрос автоматически не снимается. О борьбе с пьянством директора говорят постоянно. А кто из них посмотрел, что в медвытрезвителях делается? Должны же они понимать… И пятнадцать суток не только мера наказания, но и воспитание. За все время никто из общественности к нам не приходил. А в эти сутки молодых ребят воры и хулиганы обрабатывают. На письма наши не реагируют…

– Да! Тут ты прав, – подтвердил Галенко, – об этом и прокурор говорил. На представления руководители реагируют слабовато. Все отчитаться хотят только в хорошем, а за просчеты никто на себя вину принимать не хочет.

Солдатов почувствовал, что Галенко смотрит на него выжидающе.

– Вот я говорил о комплексных планах. В других городах это уже делается. Можно и нам начать, хотя бы в качестве эксперимента.