С тех пор он в каком-то роде заменил мне отца и был для меня авторитетом. Я очень уважал его, но на некоторые вещи мы имели совершенно противоположное мнение и часто спорили по этому поводу. Мои отношения с матерью – один из камней преткновения. Стив считал, что я должен рассказать о самом ужасном периоде в моей жизни и попытаться наладить с ней отношения. А я же думал, что она уже утратила право быть той, кому я мог бы довериться.

Во время уборки залов я размышлял о своей собственной жизни. Пока мои сверстники тусовались в клубах и на вечеринках, кадрили девочек, влюблялись и наслаждались жизнью, я в задрипанной, пропахшей хлором униформе дезинфицировал маты и тренажеры в спортивном зале. Моя мама работала медсестрой, но ее зарплаты хватало только на то, чтобы покрывать кредиты и оплачивать жилье. Она не могла мне помочь, поэтому я с первого курса полностью обеспечивал себя самостоятельно. Если бы не полная стипендия, я бы и не мечтал о стажировке в NPPD.

Осталось потерпеть еще немного. Скоро ты накопишь нужную сумму, чтобы нормально жить во время стажировки и не умереть с голоду, и тогда сможешь выдохнуть.

А сейчас…

Сейчас настал черед самой нелюбимой части моей работы. Чистки туалетов.

После работы я отправился прямиком домой к матери. Она предупредила, что ее нет дома, а с Рири согласилась посидеть наша соседка. Стоило мне переступить порог, как сестренка чуть не сбила меня с ног.

– Закари! Tu est arrivé enfin![7]

Я подхватил Рири на руки, и она, словно коала, обвила меня всеми конечностями.

– Pourquoi ne dors-tu pas, petite coquine?[8]

– Bien sûr je t’attendais![9]– Рири взъерошила мои волосы, и я дернул ее за короткую косичку.

Она крепко обняла меня, и я блаженно прикрыл глаза, наслаждаясь исходившим от сестренки ароматом сладостей и молока. Так пахло детство. Счастливое и беззаботное.

– Пойдем, ma cherie[10]. – Я поудобнее перехватил ее и понес в гостиную. – А где тетушка Дора?

– Уснула, пока я смотрела передачу про черную вдову.

– Ты ведь уже смотрела этот выпуск.

Рири кивнула с довольной улыбкой.

– Да, но мне так нравится момент, когда самка черной вдовы после спаривания поедает самца.

У меня по коже пробежали неприятные мурашки, словно по спине ползали полчища пауков.

– Ужас! Сабрина, меня пугает твоя кровожадность.

Рири громко расхохоталась.

Все дело в том, что я был жутким арахнофобом. Весьма иронично, учитывая, что у меня на предплечьях красуются татуировки с изображением пауков, раскинувших сети. Но каждый просмотр передачи про какое-нибудь членистоногое оборачивался для меня сильнейшим стрессом. Хотя Рири это знать необязательно. Для нее я был супергероем, который ничего не боится и достанет ей звезду с неба, если понадобится.

– Пойдем, отправим тетушку Дору домой, а потом я хочу поесть, иначе упаду в голодный обморок.

– Мама приготовила лазанью.

Мой рот тут же наполнился слюной. Моя мать была далеко не лучшим примером родителя, но готовила она обалденно – особенно лазанью.

После того как разбудили соседку и проводили в ее квартиру, мы с Рири заняли стол в гостиной. Я доедал уже двойную порцию лазаньи, а она тем временем плела для меня новую фенечку, потому что прошлую я где-то потерял.

– Не смей добавлять розовые бусины, а то расскажу нашему соседу Томми, что ты на него запала.

– Не расскажешь, – прошипела Рири. – Я же не рассказала маме, что это ты прожег дыру в ковре, когда гладил футболку на полу.

Я ухмыльнулся.

Осознав, что одержала победу в этом бою, Рири демонстративно достала из пластиковой коробочки розовый бисер и разбавила им черные бусины.

– Я точно буду похож на эмо, – кисло констатировал я.

– Кто такие эмо? – удивленно переспросила Рири.

– Завтра погуглишь. – Я доел остатки лазаньи и поставил тарелку в раковину. – А сейчас пора спать, ты давно должна быть в постели.

– Завтра у меня не будет времени, – важно заявила Рири. – Я поеду к тете Лайле на день рождение Зейна. Мама сказала, ты отвезешь меня.

Меня словно кипятком окатили.

– Я?

– Oui[11]. – Рири поднялась со стула и схватила меня за руку. – Полежишь со мной, пока я не усну?

В ее больших зеленых глазах, так похожих на мамины, горела надежда. Она с детства не любила засыпать одна, и я не мог ей отказать. Изо всех сдерживая бушевавшую в груди бурю, я отвел сестренку в детскую. Она подвинулась к самой стенке, чтобы я мог уместиться рядом с ней. Мы часто лежали так, разглядывая потолок, на котором в темноте светились фосфорные звезды.

– Ты до сих пор ее любишь? – внезапно спросила Рири, разбередив мои старые раны.

– Э-э-э… кого? – прикинулся я дурачком.

Рири перевернулась на живот и подперла подбородок ладошкой.

– Кейси. Я видела, как ты побледнел, узнав, что тебе придется отвезти меня к ним.

Услышав любимое, но в то же время ненавистное имя, у меня во рту стало сухо. Я неопределенно пожал плечами.

– Не знаю. Я так сильно злюсь и на нее, и на Тэри, что понятия не имею, осталось ли хоть что-то еще, кроме этого чувства.

Пожалуй, Рири была единственной, с кем я мог говорить открыто. Она хранила все мои секреты, никогда не осуждала и любила меня всем сердцем – детским, но очень большим и добрым. В шестилетнем возрасте она даже выбила деревянной игрушкой молочный зуб соседскому мальчишке, когда он сказал, что мы с ней совсем не похожи, а значит, я ей не родной брат.

– Мама говорит, ты должен отпустить обиду и простить их, они ведь наши единственные родственники.

Волна негодования поднялась во мне, и я скривил лицо.

– Маме легко говорить. Это не ее предали.

Рири придвинулась ближе и заговорщически зашептала:

– На самом деле мама до сих пор смотрит на Кейси грозным взглядом – прямо как на меня, когда узнала, что ее вызвали к директору за драку в классе. И очень часто делает вид, что не слышит, когда Кейси обращается к ней. Только не говори маме, что я тебе рассказала.

Я улыбнулся сестре, несмотря на то, что до сих пор был зол.

– Не скажу. – Я поцеловал ее в лоб. – А теперь beaux rêves ma cherie[12].

Когда Рири наконец-то уснула, я осторожно встал с кровати и закрылся в своей комнате. Гнев, который последний час медленно вскипал во мне, грозил вот-вот спалить меня дотла. И я знал, куда его направить.

Было уже за полночь, когда я позвонил матери. Возможно, она была занята своим новым мужчиной, но когда меня это волновало?

– Закари? – Голос мамы звучал сонно. – Que s’est-il passé mon garçon?[13]

– Какого хрена ты не сказала мне, что я должен отвезти Рири на сраный день рождения? – разразился я гневной тирадой. – Я же предупреждал, что ноги моей в том доме не будет.

– Ох, mon cher[14]. – Я услышал шаги. Видимо, мама пошла в другую комнату, чтобы не разбудить своего ухажера. – Сынок, они наши единственные род…

– И что ты предлагаешь? – перебил я. – Стать добрым дядюшкой для отпрыска этих придурков?

– Я понимаю твой гнев, mon fils. Но, подкармливая свою обиду, ты только себе хуже делаешь. Ты отдалился от всех нас. Лайла скучает по тебе, постоянно спрашивает. Ты же знаешь, сколько всего она сделала для нас.

Я понимал, что мама отчасти права, и от этого злился еще сильнее.

– Maman, я туда не поеду. Завтра утром вернешься и сама отвезешь Рири. Я все сказал.

Она тяжело вздохнула.