Третья пророческая речь излагается в одиннадцатой и двенадцатой главах. Пророк напоминает, что клятвенное установление завета (при Синае) и многократные, а лучше сказать, непрестанные напоминания пророков требовали искреннего и точного исполнения законов; а Иудеи вместо того сполна предались идолослужению и разврату — за это и постигнет их наказание (11:1–17 [446]). Не сам по себе знает это Иеремия, незлобивый и доверчивый как агнец, но ему открывает Господь, Который сообщил и то, что соседи его, мужи Анафофские, действительно ищут души его, а не стращают только, говоря: да не пророчествуешь о имени Господнем, или же умрешь в руках наших (11:18–23 [447]); — что сами родственники злоумышляют против него; — что в Иерусалиме предстоят ему еще большие опасности и бедствия (12:1–6 [448]). Поэтому пророк оставил свой дом и родное селение в знак переселения, предстоящего всем Иудеям (12:7–17 [449]). Отсюда очевидно, что третья пророческая речь произнесена перед переселением Иеремии из Анафофа в Иерусалим, вероятно, спустя немного времени после призвания к пророческому служению, может быть в одно время со второю речью.

Четвертая пророческая речь, соединенная с символическим действием, излагается в тринадцатой главе. По повелению Божию пророк покупает новый чресленник или пояс; носит его некоторое время на себе; потом относит в Вавилонию и зарывает его у реки Евфрата в каменной расселине; спустя некоторое времени идет туда, откапывает чресленник и находит, что чресленник сгнил, что ни на что уже не потребен или годен ему (Иер 13:1–7). Тогда Господь объявил Иеремии: так сокрушу Я гордость Иуды и великую гордость Иерусалима, этот негодный народ, который… живет по упорству сердца своего, будет как этот пояс, который ни к чему не годен. (13:8–10). При этом объяснено, что как чресленник или пояс крепко держится на чреслах мужа, так Господь прилепил Себе весь дом Израилев и дом Иудин (13:11 [450]); а они как мехи или кувшины наполняются вином непослушания и идут во тьму или самоослепление, которому попустит Господь довести их до гибели или до унизительного рабства (13:12–27 [451]).

Пятая пророческая речь излагается в четырнадцатой и пятнадцатой главах и произнесена по случаю бездождия. Изобразив бедствия засухи (14:1–6 [452]), пророк взывает к Богу, могущему спасти Иудеев от гибели (14:7–9 [453]). Но слышит ответ, что грехи народа навлекают на него наказание (14:10 [454]), так что молитва за него не будет услышана (14:11- 12 [455]).

Указав на лжеучителей, вводящих народ в заблуждение, пророк снова взывает к милосердию Божию; но слышит ответ, что если бы Моисей и Самуил стали ходатайствовать, и тогда Господь не отменил бы определенного наказания (15:1–9 [456]). А посему Иеремии, как бы обязанному умолять Бога за на род, как сделали некогда Моисей (Чис 14:12–20 [457]) и Самуил (1 Цар 7:8–12; [458] 12:17–23 [459]), и опасавшемуся мщения по случаю вышеозначенного неуспеха, возвещается совершенная безопасность: они будут ратовать на тебя, но не одолеют тебя, ибо Я с тобою, сказал Господь Иеремии (15:10–21).

Шестая пророческая речь излагается в шестнадцатой и семнадцатой главах. Пророк возвещает данное ему от Господа повеление не вступать в брак и не принимать участия ни в радостях, ни в обрядах сетования в знак того, что у отверженного народа не будет радостей; и не найдет он утешения в горе (16:1–9 [460]); причиною отвержения указывает идолопоклонство и крайнее упорство народа (16:10–21 [461]), выставленное как будто на показ многочисленными жертвенниками Астартам (17:1–4 [462]). Признаком упорства служит то, что от находящих бедствий надеются спастись при помощи людей (вероятно чрез союз с Египтянами), а оставили Господа, без Коего нет спасения, — и злоумышляют против Его пророка, напоминающего им об Всевышнем (17:5–18 [463]). В заключение пророк Иеремия объявляет всенародно, что единственное условие безопасности для Иудеев есть соблюдение закона Моисеева, например, самой ближайшей заповеди о святости субботнего дня, теперь столь явно и постоянно нарушаемой (17:19–27 [464]).

Седьмая пророческая речь с изложением сопровождавших ее обстоятельств излагается с восемнадцатой по двадцатую главу. В этой речи — два символических действия, имеющих между собою тесную связь, т. е. показывающие, что сокрушение сердечное и после падения может приобрести небесную защиту, тогда как упорство поведет к безвозвратной гибели.

Первое символическое действие состоит в следующем. Пророк приходит в дом горшечника и видит, что вновь отделанный сосуд еще мягкий (символ души, способной к покаянию и восприятию благодати спасающей) упал и сплюснулся или обратился в глыбу глины, — и что горшечник поднял эту глину и сделал из нее другой сосуд по своему желанию и усмотрению. Тут пророку было объявлено, что точно также и Господь может разбившееся или расстроившееся царство Иудейское устроит вновь, если Иудеи покаются (18:1–17 [465]); а что от покаяния они очень далеки, — это показывают их умыслы на погибель пророка, возвещающего им истину (18:18–23 [466]).

Во втором символическом действии, наоборот, пророк берет глиняный сосуд или кувшин уже обожженный (символ упорства и нераскаянности); в сопровождении старейшин идет на долину Енномову (обычное место идолослужения); там, обличив идолопоклонство и упорство, разбивает сосуд вдребезги и объявляет, что также сокрушится народ Иудейский и город Иерусалим, как сокрушен горшечников сосуд, который уже не может быть восстановлен (19:1–13 [467]). А степень ожесточения и упорства Иудеев пророк изображает следовавшим затем обстоятельством своей жизни. Когда, возвратившись с долины Енномовой, Иеремия повторил вышеизложенное пророчество во храме (19:14–15 [468]): тогда Пасхор, начальник в доме Господнем (1 Пар 24:5–14 [469]), ударил его, в знак всенародного поругания, и заключил в темницу (20:1–2 [470]). Наутро, выведенный из темницы, пророк объявил этому начальнику, что не Пасхор (mcrementum lucis, иначе is, qui pallorem parit) нарек Господь имя тебе, но «Магор Миссавив», или переселенцы отовсюду; — что Иудея отдана будет в руки царя Вавилонского, — и что сам Пасхор с семейством отведен будет в плен (20:3–6 [471]). По случаю этого частного оскорбления и для полноты изображения упорства своих сограждан Иеремия показывает здесь же, что во избежание неприятностей он многократно решался не говорить народу во имя Господне; но каждый раз чувствовал, как будто огонь горящий в своем сердце и не мог не проповедовать воли Божией, несмотря на явную злобу и крайнее ожесточение слушателей, которые доводили его по временам до того, что он, подобно многострадальному Иову, проклинал день своего рождения (20:7, 18 [472]).