– Хорошо, – коротко ответил мужчина, продолжая исследовать её лицо.
Они снова замолчали. Адель очень захотелось стукнуть кулачком по матовой поверхности стола, снести на пол всё, что на нём находилось, и высказать в холёное высокомерное лицо всё то, что накопилось в душе за эти годы. Однако она лишь вздёрнула подбородок и холодно уточнила:
– Насколько плотно ваша семья будет включена в процесс съёмок?
– Минимально, – последовал очередной односложный ответ.
– Поняла вас, – Адель пометила информацию в блокноте. – Какой формат интервью для вас наиболее комфортен? Есть ли табуированные темы?
– Нет.
– Нет? – Адель на секунду уронила маску хладнокровия. – Вы хотите сказать, что я могу задавать вопросы на любую тему? Ваша несостоявшаяся свадьба не исключение?
– Не терпится узнать подробности, мадемуазель Ревиаль? – усмехнулся Максимилиан, утратив привычную отстранённость. – Не исключение.
Тело обдало липким холодом. Всё внутри кричало: «Ах ты долбаный засранец! Заносчивый индюк! Да кому сдалась твоя идиотская свадьба с идиотской семейкой в этом идиотском, прилизанном со всех сторон доме! Да катитесь вы все в адское пекло, чёртовы снобы!» Мысленно она уже произнесла эту речь, швырнула в голову Макса подставку под письменные принадлежности из чёрного глянцевого камня и, хлопнув входной дверью, вернулась в город.
Мысленно…
Адель с силой прикусила щёку изнутри, подавляя внутреннего палача, и окинула мужчину ироничным взглядом.
– Я журналист, месье Вебер, – деланно безразлично произнесла она. – У меня есть задача собрать достаточное количество материала, чтобы рассказать женской половине нашей аудитории о красивом и богатом холостяке, показав его жизнь в максимально розовом цвете. Если для этого нужно послушать вашу печальную историю любви и вероломного предательства, я стоически это перенесу.
Почти получилось. Адель встала и захлопнула блокнот.
– Начинаем через, – взгляд на часы, – двадцать минут. Постарайтесь подготовить всех членов семьи в соответствии с теми локациями, которые выбраны фотографом для съёмки. Одежда не должна выбиваться и пестреть разнообразием, для детей, если таковые имеются, желательно иметь сменный комплект и одну любимую игрушку. Фотографа и стилиста я сейчас пришлю к вам в кабинет. Ещё раз обговорите детали.
Она развернулась на каблуках и уверенной походкой направилась к выходу. Спину обдавало жаром, будто она, словно супергероиня, медленно удалялась от эпицентра сокрушительного взрыва, но девушка не оглянулась, не замялась у двери. И только закрыв её с обратной стороны, выдохнула, повела плечом, стараясь унять дрожь. Пять минут… нужно всего пять минут, и она придёт в себя, чтобы выдержать этот ужасно длинный день и не слететь с катушек.
***
Макс смотрел на плавно покачивавшиеся бёдра, утянутые в аккуратные брюки, и старался не дышать. Когда за Адель захлопнулась дверь, он прикрыл глаза и устало потёр лоб, выпустив воздух из лёгких тонкой струйкой.
Кто бы мог подумать… три года он изо всех сил старался забыть эту женщину. Три долгих года вытравливал её образ из своей головы и свято верил, что у него получилось. И вот она перед ним. Холодная и неприступная. Такая же острая на язык и такая же манящая, как и в то жаркое лето. Пульс мгновенно откликнулся на её присутствие, отбивая по венам тревожную дробь.
Тогда она исчезла. Растворилась в потоке небольшого продуктового рынка под знойным солнцем Тосканы. Он писал и звонил, а она отправила ему короткое: «Было хорошо, но на этом всё. Поиграли, и хватит».
И ни строчкой больше…
Сколько было перебито посуды в местном баре, куда Макс завалился в тот же вечер залить своё несостоявшееся счастье… Он пил и бесцельно смотрел в одну точку, сжимая в руке толстостенный стакан, запотевший от разницы температур. А потом сцепился с каким-то ушлым итальянцем и под звон стекла был выставлен из бара молчаливым охранником. Глядя на бескрайнее южное небо, мужчина достал из полуоторванного кармана тонких льняных брюк телефон и позвонил Элиз, с которой расстался накануне…
Проснулся Макс уже в самом лучшем номере единственного на весь город трёхзвёздочного отеля, под антимузыкальное пение своей бывшей. Она поправляла на безымянном пальце помолвочное кольцо и сияла от счастья, а он поклялся больше никогда не пить… и не верить в любовь.
– Всего несколько часов, – как мантру проговорил Макс, глядя на падающий снег, – несколько часов…
***
– Проходите сюда, – радушно пригласила бабушка Макса Жаклин Вебер, поправляя замысловатую причёску. – С некоторых пор – моя любимая комната.
Съёмочная группа вошла в стеклянные двери, обрамлённые белёным деревом, и рассредоточились по локации. Адель огляделась. Комната оказалась очень светлой и уютной. Высокие потолки и окна в пол, камин, с весело потрескивавшими в нём дровами, небольшой шахматный столик и два мягких кресла перед ним. Взгляд уткнулся в огромную ёлку, мерцавшую огнями гирлянд. На ветвях висели невероятной красоты игрушки. Адель невольно сделала несколько шагов к праздничному дереву.
– Моя гордость, – произнёс слегка скрипучий голос Жаклин за спиной.
– Ручная работа? – поинтересовалась Адель, глядя на миниатюрную пожилую женщину.
– Стоила мне десяти лет кропотливого труда, – с улыбкой кивнула она.
– Вы сделали их сами? Потрясающе…
В комнату влетел месье Жубер, и работа закипела. Адель старалась не особенно следить за ходом съёмок, но взгляд то и дело возвращался к Максимилиану. Вот он подкинул вверх маленькую пятилетнюю хохотушку – свою племянницу. Вот задумчиво встал у камина. Гордый волевой профиль, взгляд устремлён в окно. «Позёр», – фыркнула Адель и в очередной раз уткнулась в лист с вопросами, которые набросала накануне. Главное, задать их побольше в самое короткое время. Когда она окажется в своей уютной захламлённой квартирке, натянет любимые безразмерные вещи и прижмёт к боку пушистую нахалку, статья напишется сама собой. А там – премия, внеплановый отпуск и лучший отель Милана, в качестве бонуса к Рождеству.
– Итак, мы закончили, – месье Жубер сделал группе жест собираться. – Феликс! Ты делаешь репортажку. Буквально тридцать-сорок кадров и немного видеоматериала. На старт ролика должна попасть самая цепляющая фраза. Ясно?
Парень кивнул и начал настраивать фотоаппарат. Остальная команда попрощалась с хозяевами дома и направилась на выход. Адель стояла в дверях и тепло прощалась с ребятами. Приближение Тьерри она старалась не замечать, но парень намеренно остановился рядом.
– Ну что, красотка, едешь с нами? – подмигнул он девушке.
– С тобой я поеду только в бессознательном состоянии, Тьерри, – процедила она.
– Столько лет знакомы, а ты всё ещё брыкаешься, – засмеялся парень. – Строптивые штучки мне нравятся.
– Тьерри, родной, – Адель мило улыбнулась и сняла невидимую соринку с кислотной толстовки, – отвали, будь так любезен. И я даже не устрою скандал, в ходе которого ты обязательно потеряешь работу.
Парень метнул взгляд на Максимилиана, хмыкнул и дёрнул плечом.
– Зря стараешься. Такие, как Вебер, смотрят выше.
Адель покачала головой.
– Не сомневаюсь, красавчик. А ты смотри под ноги, а то споткнёшься о своё деревянное чувство юмора.
Адель обогнула парня и подошла к креслу, на которое указал месье Жубер. Максимилиан сел напротив, уделив всё внимание забравшейся к нему на колени племяннице, а остальные члены семьи разместились на широком комфортабельном диване.
– Для начала скажу, что для меня большая честь оказаться здесь, в самом укромном уголке сердца Максимилиана Вебера, – произнесла Адель, нажав кнопку на крохотном диктофоне.
Мужчина вскинул голову и напряжённо посмотрел на девушку. Она обворожительно улыбнулась.
– Я ведь не совру, если назову так этот уютный дом, собравший под своей крышей самых близких вам людей, месье Вебер?
Кадык на шее мужчины заметно дёрнулся.
– Такая прекрасная девушка не может врать, – ответил он ей в тон и улыбнулся одним уголком губ. – Вы абсолютно правы, мадемуазель Ревиаль.