Совместная жизнь Франсуазы Саган и Роберта Вестхоффа продолжалась около одиннадцати месяцев. «Только один брак из тысячи бывает счастливым», — говорила она, расставаясь с Ги Шеллером несколькими годами раньше.
После развода Франсуаза Саган и Роберт Вестхофф проживут вместе еще шесть лет… «Мы разнервничались, потому и развелись, — говорила Франсуаза. — Потом мы помирились. Любопытно, но с тех пор мы больше не расставались. Когда вы свободны, то можете жить вместе, не так ли? Это глупо, ведь мы могли избежать расходов на развод. Снова выйти за него замуж? Но зачем?» Романистке удалось добиться своего: превратить мужа в любовника.
Дени делал свои первые шаги в квартире на авеню Суффран, 135, которая напоминала Ноев ковчег: здесь жила Вевер, немецкая овчарка, которую считали котом, была еще и кошка Кармен, старая коза, познавшая часы славы в цирке, ее Саган купила у цыгана на бульваре Сен-Жермен. Вевер умрет своей собственной смертью через четырнадцать лет. Что до Кармен, то ее отпустят на покой, на зеленые пастбища Экмовиля. Дени рос в окружении отца и матери.
«В шесть лет я был еще слишком мал, чтобы понять, что мои родители расстались, — рассказывает Дени Вестхофф. — Разрыв не был резким, я помню только, что, когда мы уехали из квартиры на авеню Суффран и переселились на улицу Анри-Эн, отец больше не жил с нами». Поскольку и Франсуаза Саган, и Роберт Вестхофф вновь погрузились в ночную жизнь, ложась и поднимаясь очень поздно, Дени часто оставался на попечении Пьера и Мари Куарез, которые с большой нежностью и обожанием относились к этому ребенку. В квартире на бульваре Малерб, где по-прежнему работала Жюлия Лафон, ребенок пользовался относительной независимостью. «Выходные и каникулы я проводил у дедушки с бабушкой в Париже, а на лето бабушка увозила меня в Кажарк, — вспоминает Дени Вестхофф. — Я очень любил бывать у них; мой дедушка был человеком очень оригинальным. Он придумывал для меня игрушки и чинил те, что были сломаны. Бабушка нежно любила меня и была ко мне сильно привязана». Несмотря на бурную жизнь своих родителей, Дени учился в школе, правда, часто менял их из-за постоянных переездов матери и перемен в ее настроении. Однажды он вернулся из государственной школы на улице Анри-Эн с порезами. Мать решила срочно забрать его из этого учебного заведения и выбрала школу с двумя иностранными языками, расположенную вблизи парка Монсо. Когда она переехала на улицу Гинемер, Дени записали в школу на улице Ассас. Потом он продолжил учиться в лицее «Шарлемань», «денежном местечке, где готовят на степень бакалавра», но там мальчик чувствовал себя не в своей тарелке. «И тут я начал совершать глупости. Ничего серьезного. Переходный возраст», — уточняет он. Он во всем повторяет биографию своей матери. После учебы в лицее «Шарлемань» Дени недолго учился на курсах в лицее Артюра Рембо в квартале, где находится оперный театр, а заканчивает учебу в лицее «Аттемер», как и его мать. Здесь ом готовится к экзамену на степень бакалавра (гуманитарные науки и театральное искусство), который сдаст, как и Франсуаза, после дополнительных занятий. В течение этих лет он не страдал оттого, что он сын «маленького очаровательного монстра». «Мое детство было беззаботным и счастливым. Никто не говорил мне, что моя мать не похожа на других женщин. Если мне и делали замечания, то это касалось больше моего образа жизни, нежели привычек моей матери. Я помню, один раз она повезла меня на выходные в Нью-Йорк. Я был так восхищен, что по простодушию рассказал об этом моим приятелям по классу. Они подняли меня на смех, поскольку в то время это было очень дорого и очень походило на стиль жизни золотой молодежи, путешествующей по всему свету». Сдав экзамен на степень бакалавра, он уехал работать в Нью-Йорк на три месяца к своему другу Массимо Гаржиа, главному редактору народной газеты «Зе бест», организатору встреч интернациональной золотой молодежи. По возвращении в Париж сын Франсуазы Саган пошел служить в армию: он выбрал воздушную базу вооруженных сил под Авиньоном, однако, увидев, что напрасно теряет время, через три месяца вернулся назад. В Париже Дени поступил на курсы филиала издательского дома «Авас». Увлекаясь одновременно фотографией и информатикой, сын Франсуазы Саган будет жить этими интересами и когда ему исполнится уже тридцать лет. Чему все-таки научили его родители? «Они не приучили меня к тому, что в школе я должен учиться. Это их не интересовало. Они меня убедили, что главное — это независимость, а школа — способ ее достижения. Что касается удовольствий и развлечений, тут меня нечему было учить, я все видел собственными глазами, я купался в этой атмосфере и прошел хорошую школу». У Саган для сына были только слова нежности. «Он самое дорогое, что у меня есть, — восклицает она. — Я дрожу, когда он болеет, я часто думаю о нем. Когда он со мной — я восхищена, когда его нет — я скучаю о нем. Я мать, защищающая своего ребенка, и в то же время я сама нахожусь под его защитой».
Во время беременности Франсуаза Саган мало писала, только лишь для Клода Шаброля. Известный деятель кино узнал, что романистка хотела с ним встретиться. Он не имел ничего против, наоборот, он не забыл ее хвалебную статью «В защиту “Простых женщин”», опубликованную в журнале «Экспресс». Тогда статья Франсуазы утешила его, ибо град критики, который сопровождал выход на экран этого фильма, был нескончаем. «Вот уже второй раз в год я смотрю по-настоящему очень хороший фильм, умный, смелый, ободряющий, который хотели мне помешать Посмотреть все критики, если бы я их слушала. Первым был «На двойной поворот ключа» Шаброля, а последний — «Простые женщины». Прежде всего скажу, что не знакома с Шабролем и простое выражение «новая волна» вызывает у меня тот же приступ тошноты, что и цветные-фотографии внуков Ре-нье, принца Монако, которые сами по себе ни в чем не виноваты, бедные», — утверждает Саган. Продюсеры Жорж де Борегар и Карло Понти, представлявшие кинокомпанию «Рим — Париж-фильм», предложили Франсуазе Саган и Клоду Шабролю написать совместный сценарий для полнометражного фильма по мотивам биографии Жорж Санд. Саган восхищалась продюсером Жоржем де Борегаром: «Это был потрясающий, умный человек, он готов был совершать чудеса, чтобы добыть деньги. У него была настоящая страсть к своей работе». Контракт был заключен с той и с другой стороной, и с 7 марта 1961 года романистка вновь обосновалась в Клостере, чтобы начать работу со сценаристом, к ним также присоединился писатель Бернар Франк. Проект продвигался так хорошо, что уже шла речь о распределении ролей. Но внезапно им стало скучно. «Вместо того чтобы писать, мы болтали, — рассказывает Клод Шаброль. — Однажды между разговорами о погоде и каким-то каламбуром кто-то из нас вспомнил о Ландрю. Двое других насторожились. Мы все лучше знали убийцу Камбре, чем добрую даму из Ноана. Нам он казался гораздо более привлекательным. И вот мы уже смеялись как сумасшедшие». И три соучастника, как мальчишки, замышляющие что-то дурное, отправились к продюсерам и объявили, что хотят поменять Жорж Санд на Ландрю.
Как только проект был согласован, Саган и Шаброль — Бернар Франк больше не разделял их компанию — в отличном настроении принялись за дело. Они решили рассказать историю Анри Дезире Ландрю, который с апреля 1919 года по 25 февраля 1925 года (время его казни) развлекал толпу. Франсуаза Саган обрисовала общую идею фильма: «Мы находимся в 1920 году. В театрах, в книгах и в журналах только и пишут, что о героизме, а французам, как оказалось, героизм наскучил… Вдруг откуда-то появляется маленький наглый человечек, который учит их быть циничными, — это Ландрю. Конечно, этот Ландрю убил одиннадцать женщин. Но он весел и обаятелен. К тому же он ведет себя с судьей так, словно тот какой-то простак. Французы в восхищении». Это правда, что в то время французы так и не смогли возненавидеть этого убийцу, который, дабы прокормить свою семью, соблазнял богатых вдов, обкрадывал их и вступал с ними в связь, прежде чем разрезать их на куски, чтобы проще было кремировать несчастных. Он не признавался в своих преступлениях, пока тела убитых одиннадцати вдов, молва о которых следовала за бородачом из Вернуйе в Камбре, не были обнаружены. «Как же мы, остальные женщины, не находим очарования в мужчине, который заботится о нас до самого конца?» — вопрошает Саган. Направляясь на гильотину, Ландрю заявил судебному приставу: «Я умираю с невинной душой, абсолютно спокойным. Господа, примите заверения в моем искреннем к вам уважении. Пусть у вас все будет так же хорошо, как и у меня».
