Немного ушло на чтение романа про любовную любовь, купленного впопыхах, который быстро утомил, примерно на пятой странице, но я держалась, сколько могла, лишь бы изображать занятость.

Господи, ну какие возможны мурашки от бывшего мужа? А у героини они скакали табунами по всему перманентно возбуждённому, предающему телу. Не героиня, а жертва пареза[2], честное слово.

Какое-то время ушло на оглядывание по сторонам. Сигизмунд Эдуардович откинулся в кресле, закрыл глаза и чему-то внимал в наушниках, водя указательным пальцем по колену. Попыталась угадать по движению, вышел «Траурный марш» Шопена, впрочем, это мог быть и «Свадебный марш» Мендельсона, просто внешности первого ассистента подходило что-нибудь траурное, до скрежета зубов печальное, с трагическими нотками безнадёги и скуки от вечной жизни.

Алина Александровна старательно смотрела на панель, где шло эпическое фэнтези, время от времени бросая в нашу сторону несчастные взгляды покинутой хозяином собачки. Сравнение слишком жалостливое, потому что Алина, в отличие от несчастного животного, летела бизнес-классом, отужинала лососем конфи с запечёнными овощами и выпила бокал шампанского.

Рядом сосредоточенно глядел в ноутбук Таир, изучая объёмный текст на английском, читать который я не стала, отдавая дань вежливости. Всё-таки мама с папой не зря вложили столько сил и времени в моё воспитание, им не должно быть стыдно.

Иногда Таир хмурился, почёсывал нос, ударял пальцами по серебристому боку чудо-техники, словно в раздражении, прищуривался, будто бесстрастным строчкам должно немедля стать невыносимо стыдно, и снова погружался в чтение.

Постепенно, укутавшись в уютный плед, я уснула, откинув в сторону глупый роман про мурашки женщины, страдающей парезом всего организма при виде бывшего…

Неужели кто-то всерьёз это читает, более того, пишет? Впрочем, дело не моё.

Моё – долететь без происшествий, тем более эксцессов.

Не получилось. Заснув, удобно устроившись на боку, я проснулась, лёжа на плече бывшего мужа. Мурашек, правда, не наблюдалось, только отчётливое покалывание в онемевшей от неудобного положения руке. Оставалось надеяться, что во сне я не пускала слюни на безупречно отглаженную рубашку Таира и не храпела на весь самолёт. А если храпела – Таиру не повезло, мне жаль, но не отчистого сердца, никто не заставлял его терпеть.

– Завтрак? – поинтересовалась предупредительная стюардесса, заметив признаки жизни на моём лице.

Судя по всему, Таир проснулся раньше, но чтобы не беспокоить меня, подал знак, что он скорее спит, чем жив.

– Яичницу, – чуть хрипло со сна ответила я, глянув на часы.

Времени на долгое раздумывание не оставалось, «яичница-болтунья с соусом Шакшука и куриными купатами» звучало вполне съедобно.

– Овсяная каша, – отозвался Таир, я с трудом воздержалась от того, чтобы закатить глаза.

Таир Ин не изменял себе. Любое утро он начинал с овсяной каши, с фруктами, орехами, без наполнения – неважно. Приём пищи для него – прежде всего необходимый источник питания, и только потом наслаждение. В этот раз эта была полезная клетчатка с яблоком, корицей и грецкими орехами. Какой молодец, бабушка будет довольна.

Зеркало в уборной показало отражение немного помятой тридцатилетней женщины, тридцатипятилетней вернее, но пять лет забирала искренняя любовь к себе и пренебрежение к ожиданиям общества.

Быстро привела себя в порядок, щедро вложившись в увлажнение всего. Бизнес-класс или эконом – неважно, перелёты на высоте от семи до тринадцати тысяч километров над землёй, сухой воздух кондиционеров воздействует на кожу не лучшим образом, и никакой сервис, услужливый персонал, меню от ведущих шеф-поваров это не компенсируют.

Возвращаясь к своему месту, где уже поджидал завтрак, бросила взгляд на Алину Александровну, ковыряющую, по примеру руководства, овсяную кашу. Несчастное создание с отвращением смотрело на тарелку, косясь в сторону Сигизмунда Эдуардовича, который явно игнорировал правила полезного питания и с заметным удовольствием поедал китайский сет, покачивая головой в ритме чего-то, что звучало в наушниках. Судя по ритму, не иначе «Венский вальс» Иоганна Штрауса. На сытый желудок даже вампиры выглядят вполне по-человечески.

– Доброе утро, – проявила я вежливость.

– Доброе, – с вялой улыбкой ответила Алина.

Косметику она не смыла, напротив, добавила, сдобрив нещадным контурингом. Лицо немного отекло, руки тоже, страшно представить, что творилось с ногами, которые так и оставались закованными в узкие лодочки. Сама же ассистентка сидела, словно проглотила кол, время от времени бросая взгляды в сторону начальства, поглощающего овсянку с видимым удовольствием.

Милая, зачем же так издеваться над собой? Таир Ин, несомненно, отличный мужик с массой достоинств, особенно одним, особо выдающимся, но совершенно точно не стоящий потёкшей туши в субтропическом климате, где мы скоро приземлимся, и отёкших ног. Единственное, что должно течь от мужчины, миру не демонстрируют.

Байюнь – аэропорт Гуанчжоу, – встретил хромированными просторными терминалами, суетой, которую можно было сравнить с подвижностью лейкоцитов под микроскопом. И удушливой, влажной жарой, ударившей сплошной стеной, стоило выйти на улицу.

Я сняла толстовку, осталась в лёгкой футболке, предусмотрительно взятой с собой, тёплые штаны сменила на летние, такие же комфортные.

Алина сосредоточено тащила свой чемодан, переставляя негнущиеся ноги, как ходули, поминутно сдувая прилипающую к вспотевшему лицу прядь волос. Пиджак снимать не стала, лодочки, в местном климате больше похожие на орудие пыток, тоже оставила.

Таир перекинул пиджак через руку небрежным жестом голливудского красавчика, успел привлечь взгляды группы местных студенток, отправляющихся в какое-то путешествие. Топ-модель от мира бизнеса, не иначе.

Сигизмунд Эдуардович оставался невозмутим, даже глухо застёгнутые верхние пуговицы рубашки у накрахмаленного воротничка не расстегнул. Я начинала завидовать выдержки этого парня.

В отель добирались на двух машинах. Ассистенты на одной, мы с Таиром на другой. Премиум класса, в комфортабельном салоне, похожем на кабину капитана звездолёта из сериала про бескрайний космос будущего.

– Как ты себя чувствуешь? – вежливо поинтересовался Таир, когда мы устроились на заднем сидении.

– Отлично себя чувствую, – ответила я, не придавая значения вопросу.

Вежливо спросили, вежливо ответила.

Открыла окно, вдохнула знакомый воздух. Закрыла глаза, погружаясь в личную нирвану, состоящую из запаха развитого индустриального города, утопающего в цветах, не просто так и Гуанчжоу называют «городом цветов», реки Чжуцзян – с красивым переводом «жемчужная река», – и Южно-Китайского моря одновременно.

Я погрузилась в бесконечную какофонию звуков, звучащей для меня самой сладкой мелодией. Бесконечные звуки автомобильных клаксонов, подобно симфонии талантливого современного композитора. Треск моторов мопедов, мотоциклов, сигналов велосипедистов, гул толпы, перемешанный с шуршанием шин по отполированному асфальту. Неожиданно резко врезающиеся звуки детского смеха, перезвон колоколов местных храмов, гудки судов, заходящих в главный порт Южного Китая.

Всё, что я бесконечно, до боли в сердце, любила, принимала, впитывала как губка, но к чему не возвращалась несколько лет. Слишком много случилось перемен в мире, произошло всего с момента моего побега из Китая, чтобы помышлять о возвращении.

На отель Таир Ин не поскупился. Впрочем, ожидаемо, учитывая размер суммы сделки, которую он собирался заключить. Дежурно меня ввели в курс дела. Твёрдые пять звёзд бросались в глаза ещё на подъезде к высотному, многоуровневому современному зданию.

У стеклянных дверей дожидались раньше добравшиеся Алина и Сигизмунд Эдуардович. Первая – изрядно потрёпанная влажностью и перелётом. Второй – бесстыдно невозмутимый, не ошеломлённый, ничуть не вспотевший, и это в плюс тридцать пять после наших проливных холодных дождей.