Все эти размышления к тому: как бы мне еще проявить себя в новом мире. Для меня, что глухое средневековье, что более поздняя эпоха, разницы никакой. Да, технические знания у меня на уровне, но чего они здесь стоят. Хотя, не хочу загадывать, но может быть еще пригодятся. Пока, в конечном итоге получается, что применить я могу только любительский навык заточки ножей. Может в будущем, если оно для меня все же настанет, появится возможность хоть как-то себя проявить и подняться по социальной лестнице.
Ранним утром, как только небо просветлело на горизонте я, как мог, попытался привести себя в порядок: помылся в реке, чуточку размялся, чтобы согреться и, быстро собравшись, отправился на рынок.
Как раз, в это время, у рыбацкого причала разгружали лодки. Пристроившись за первыми торговцами, что тащили тележки с товаром, я быстро добрался до пятачка на рынке, который облюбовал себе вчера и стал устраиваться, готовясь к новому дню. Купленные вчера у старьевщика ножи займут у меня целый день, но торопиться я не стану.
Как и раньше — набрал в кадку воды, замочил точильные камни, подтянул поближе свои пожитки устраиваясь на маленькой табуретке.
Только присел, как тут же появился мясник Войд.
— Еще солнце не взошло, а ты уже на месте, малец. Вот тебе работа, небось на целый день хватит.
Мясник вывалил передо мной штук десять самых разных ножей.
— Большое вам спасибо, господин Войд.
— Вот, молодец, сразу все схватываешь, всегда будь вежлив с покупателем. Ты, кстати, счету обучен?
— Да, господин, мастер за счет строго спрашивал, там же в ремесле все мерами, да строго.
— Вот и хорошо, малец. Тут десять ножей, мои, старые. Какие сможешь привести в порядок, тому и рад буду, что им без толку лежать, ржаветь.
— Все сделаю, господин Войд, — ответил я стараясь придать голосу больше искренности.
Мясник ушел, осторожно похлопав меня по плечу, а я тут же принялся ощупывать и осматривать предстоящий объем работы. Тут, действительно, на весь день. По полушке за нож, это получается пять монет, будет хорошо если заплатит за все, осталось только постараться.
Не теряя времени принялся за работу. Надо использовать такой шанс. Руки конечно еще болят от напряженной работы и от прежних мозолей, которые давно лопнули и уже поджили, но именно от этого кожа на руках становилась очень чувствительной.
Я, как и вчера, натянул на голову капюшон и украдкой поглядывая за всем происходящим вокруг, принялся за работу.
Из того, что успел заметить и в чем разобрался в отношении местного рынка, так это то, что первыми покупателями всегда были более состоятельные горожане или их слуги. С начала торгового дня цены держались чуточку выше, товар был свежий и выбор большой. Вот и подтягивались те, кто мог себе это позволить. В это же время на рынке было больше всего стражи и личной охраны. Чуть позже, ближе к полудню, рынок наполнялся уже покупателями попроще, обычными горожанами. Иные торговцы, особенно кто приходил на рынок из предместий, к этому времени уже уходили. У них и товара было немного. Придет, к примеру, женщина с пятью крынками свежего молока, продаст все за час (на свежее молоко спрос был большой), что ей еще здесь делать, собирает пустые крынки в корзину и подходит как раз ближе ко мне, чтобы помыть их в протоке сразу у меня за спиной. Я же, отыгрывая роль совершенно слепого, всякий раз вежливо здоровался, если чувствовал, что кто-то приближается. Так вот и обращал внимание на свою скромную персону и услугу, которую я предоставляю.
К концу торгового дня, после полудня и ближе к закату, на рынке появлялись самые бедные горожане, к этому времени и цены снижались, да и выбор товара был скромным. Лавки и небольшие магазинчики закрывались первыми, за исключением пекарни, эта, похоже, работала круглосуточно, раздражая всю округу запахом свежего хлеба.
Особенность мясного и рыбного ряда в том, что возле него собирались собаки и кошки. Причем и те, и другие люто ненавидели друг друга, в результате чего случались серьезные драки. Чаще всего кошки проигрывали, потому как псы по одиночке не шастали. Сами торговцы бродячую живность не подкармливали, мало того, то и дело норовили пнуть или отогнать палкой. Но только отогнать, совсем прогонять псов и кошек с рынка не торопились; не будь тут этих лохматых тварей, местные крысы попортили бы весь товар. Весьма своеобразная экосистема получалась. Псы и кошки приходили на рынок в надежде получить угощение от людей, но в результате очищали торговые ряды от засилья крыс.
Десяти ножей, что принес мне мясник, вопреки моим опасениям, что мол провожусь весь день, хватило до обеда. Я уже наловчился придавать ножам приличный внешний вид и аккуратно затачивать лезвие. С каждым разом получалось все лучше.
Сборщики исправно брали ежедневную плату, ничего больше не требуя. Если платишь как положено, сиди работай сколько влезет, разрешение от гильдии или какие-то другие лицензии не спрашивали.
Мясник моей работой остался очень доволен. Бурчал что-то о том, что прежде носил ножи на заточку оружейнику, а у того мол точильный круг, точит быстро, но заточка все равно получается грубой, не то что у меня.
Тут как раз все понятно, оружейник точит более грубым камнем, потому что кромки оружия, как правило более твердые и сделаны из хорошего металла. Шоркать на тонком камне целый меч, как тот что я видел у мастера-сержанта, пупок надорвется, там и камень побольше нужен, а не те огрызки что есть у меня. Это в моем прошлом мире, иные кухонные ножи по качеству металла мало чем уступали оружейному. Мне на сорок пять лет как раз один такой нож подарили, зная о моем увлечении кулинарией. Но у него и цена была, больше двадцати тысяч, и это был скромный подарок из линейки ножей, далеко, не самого высшего качества.
В моем способе заточки ножей, было небольшое конкурентное преимущество. Я мог произвести заточку очень тонко, максимально, насколько это позволял точильный камень. Результат работы было видно сразу. Другой вопрос сколько такая заточка продержится. Это уже на все сто процентов зависит от качества металла и местные это прекрасно понимали.
Второй рабочий день принес мне семь полных медных яров. Искать жилье на эти деньги пока не имело смысла, а вот обновить одежду стоило. Опрятный внешний вид хоть и не скрывал моего увечья, но хотя бы не делал похожим на нищего оборванца.
Вчера, бродя по улицам города, я видел лавку где торговали одеждой, но почему-то мне кажется, что товар на том прилавке мне будет не по карману. А еще очень хочется есть. Это важней. За последние два дня я съел два пирожка с капустой, этого явно недостаточно, мое новое тело и без того тощее. Для растущего организма недоедание, позже, может аукнуться серьезными последствиями.
Рынок уже опустел. Я аккуратно собрал весь свой инструмент, уложил в кадку точильные камни, завернутые в тряпку, стянул все это кожаным ремнем повесил как рюкзак на спину и прижал лентой наплечной сумки.
Из-за того, что у меня на голове был капюшон, я не заметил, как кто-то, тихо подошел с левой стороны и сильным толчком швырнул меня на землю. Рухнув в грязь, я попытался сгруппироваться, но тут же получил два довольно сильных удара по ребрам и по спине. Еще один удар пришелся по ногам и в голову, которую я отчаянно закрывал руками. Пока трое меня избивали, кто-то четвертый с треском рвущейся ткани сорвал с меня сумку, часть инструментов посыпалась на землю. В этот же момент избивать меня прекратили, и я услышал быстрые шаги, переходящие на бег.
От боли и обиды на глазах навернулись слезы, хотелось матерно выругаться, но сдержался. Сам виноват, потерял бдительность. А ведь подобного развития событий следовало ожидать. Беспризорные подростки сбились в шайки и вскоре криминализировали всю рыночную округу. В торговые ряды они не лезли; здесь с ними не церемонились: продавцы давали дружный отпор, а могли и забить до смерти. Оккупационные власти смотрели на это снисходительно, дескать — подумаешь убили, — зато преступников меньше стало! Поэтому местная шпана охотилась за теми, кто не мог оказать им сопротивление.
