— Ну, что там? — в один голос спросили мои спутники.

— Уж не знаю, как вам и сказать, — начала я тянуть. — Ты, Димыч, может, заранее притормозишь, что б мне не биться лбом о торпеду, как в прошлый раз.

Димка послушно съехал на обочину и затормозил:

— Что там еще? — уставился он на меня.

— Димка! — заорала я. — Кулон нашелся! Он, оказывается, все это время лежал в Париже в сейфе, который Поль арендует в банке. Мама все перепутала.

— Ура! — заорали мужики.

К даче мы подъезжали с песнями.

Только Димка посигналил у наших ворот, как из дома выскочили дед и тетя Вика.

Про тетушку при ее неполном центнере веса, конечно, не скажешь, что она выскочила. Но она так спешила нам навстречу, как будто мы не виделись по меньшей мере месяц, а не три дня.

— Слава Богу, приехали, — кудахтала она. — Уж мы так волновались, так волновались…

Тетя Вика, как будто не веря своим глазам, обнимала и гладила каждого из нас по очереди.

— Да чего волноваться-то? Мы же не в Чечню уезжали, да и перезванивались постоянно. — Я чмокнула тетушку в щеку, а про себя подумала: «Если бы они знали про все подробности нашего вояжа, действительно поволновались бы».

Но тетушка не согласилась с моими доводами и, сделав страшные глаза и опасливо посмотрев по сторонам, почти прошептала:

— Да ведь у нас здесь не все слава Богу. У Мишки-то жена пропала.

— Как пропала? — в один голос воскликнули мы с Димкой.

— Так пропала, — сказал отец, — оставила Михаилу записку, что поехала к заболевшей подруге. И все, ни слуху, ни духу. Куда поехала, к какой подруге? Ничего неизвестно.

— А Мишка говорит, — опять встряла тетушка, — что у нее в Москве и подруг-то никаких нет.

— Он объехал всех ее парикмахерш, косметичек, массажисток, — перебил сестрицу отец, — все бесполезно. Никто ничего про Ларису не знает.

«Вот-те раз, — подумала я, — злоключения продолжаются. Такое впечатление, что мы с Мишкой держим паритет по неприятностям».

— А в милицию заявляли? — Димка начал выгружать вещи из машины, Фира ему помогал.

— В милиции сказали, чтобы звонили не раньше чем через три дня. Они Михаилу так и заявили: «А может, она с любовником сбежала». Хорошо, что он по телефону с ними разговаривал и дело обошлось только разбитым мобильником, — Мишка в сердцах его об стену размозжил. А если бы он сам в милицию поехал и услышал такое? Думаю, сидел бы наш Мишаня в КПЗ за нанесение увечий правоохранительным органам при исполнении служебных обязанностей. Вот такие у нас тут дела, — закончил отец.

— Да, — протянула я, прижимая к груди заветную шкатулочку из подземелья, — не скучно живете, как сказал бы наш сосед-генерал.

Мы переглянулись с Димкой, вспомнив, как они со Степкой и Сережкой вторглись среди ночи на территорию генеральской дачи, и вдруг начали дружно хохотать. Наверно, сказались нервные перегрузки последних дней. Отец с тетушкой не сразу поняли причину нашего идиотского смеха, но тем не менее, заразившись общим весельем, тоже начали смеяться. Ну, а Фиру хлебом не корми — дай повеселиться. Он заливался громче всех.

Отсмеявшись и вытерев выступившие слезы, тетя Вика сказала, что обед готов и можно садиться за стол.

— Только руки вымойте.

— Нет, грязными есть будем, — съехидничал Фира. — Ты, Викуся, с нами, как с малыми детьми. А мы, между прочим, в разведку ездили и кое-что привезли.

— Знаем, знаем. — Отец похлопал старика по спине. — Марьяша по телефону сообщила, но руки все-таки помойте.

Тетя Вика, как всегда, была в ударе, и Димка с Фирой аж застонали при виде по-праздничному накрытого стола. Но когда она начала разливать по тарелкам грибной суп, мы втроем снова покатились со смеху.

— Вы чего? — удивился отец.

— Да мы все эти дни только грибы и ели и с собой еще привезли. Есть там в деревне один заядлый грибник, Митричем зовут.

— Ну, а рольмопсы вам в деревне не подавали? — спросила тетушка.

— Нет, рольмопсов не подавали, — смеялся Димка, — только грибы.

— А что это такое? — Фира покрутил облупившимся носом. — Мопсы — это, кажется, собаки? Ты, что, Викуся, китайскую кухню осваиваешь?

Теперь уже хохотали все.

После обеда мы устроились на веранде, и Димка начал рассказывать отцу и тетушке про все приключения, произошедшие с нами за последние три дня. Фира выглядел в этом рассказе просто героем. Мне Димка тоже отвел достойную роль, упомянув, что я в борьбе за установление его родословной не пожалела живота своего. Били меня, правда, по голове, но это уже детали. Пока Димка вел свой рассказ, Фира неоднократно вскакивал и обегал вокруг дома.

— А вдруг подслушивают? — объяснял он свои маневры.

— Правильно, — похвалила я, — молодец. Кстати, а что это так тихо у вас? Ни молотков, ни топоров не слышно. Неужто баню достроили?

— Нет, не достроили. Просто строители отпросились съездить домой на несколько дней. Соскучились по семьям, понять можно. Скоро приедут.

— Понятно. — Я поднялась с кресла и прошлась по террасе. — Ну, что, надо бы Мишаню проведать? Пойдем, Димыч, узнаем, что к чему. Может, помощь какая нужна.

— И я с вами, — подхватился Фира. — Я по Михаилу очень соскучился.

— Дед, что ты все за молодыми гоняешься? — остановила его тетя Вика. — С нами посиди. Или по нам ты не соскучился?

— Соскучился, очень соскучился, но интересно ведь.

— А с нами, значит, неинтересно? — спросил отец.

Фира смутился и послушно сел на диванчик.

— Из дома никуда не уходите, — предупредила я. — Берегите шкатулку как зеницу ока. Завтра мы отвезем ее в Москву, письма и документы положим в сейф. А сегодня будьте начеку. От этого гада всего можно ожидать.

Старики сразу озаботились возложенной на них миссией, а Фира шепотом спросил:

— А куда ты ее дела?

— Спрятала.

Мы вышли за калитку и направились к Мишкиной даче.

— А вдруг Лариска уже объявилась? — предположила я. — В этом случае мы в их разборках будем лишними.

Но мои опасения не подтвердились. Мишаня сидел один, точнее, вдвоем с бутылкой. Его нелегко было узнать. Трехдневная щетина, красные (вероятно, от бессонных ночей) глаза, лицо серое, осунувшееся, Мишка даже похудел. Все пепельницы в гостиной были полны окурков, на столе стояла почти пустая бутылка виски. Мишка был пьян.

— Когда Лариса уехала? — Димка, как следователь, начал с порога задавать вопросы.

— Три дня назад, — промычал Мишаня.

— Записку оставила, звонила?

Мишка мрачно кивнул и пододвинул лежавший на столе листок бумаги. Я склонилась над запиской и прочитала вслух: «Дорогой, заболела подруга, срочно уезжаю, позвоню. Целую, Лара».

— Ну и что здесь особенного? — задал вопрос Димка. — Жена уехала к подруге, а ты сразу в милицию звонить.

Мишка поднял на него воспаленные глаза и неожиданно заорал:

— Да нет у нее никаких подруг! Понимаешь? Нет!

— Ну, это маловероятно, что совершенно нет никаких подруг, — перебила я орущего Мишаню, — А ты-то что предполагаешь?

— Не знаю. — Мишаня вылил в стакан остатки виски и залпом выпил. Потом посмотрел на нас, тяжело встал, подошел к бару и достал другую бутылку и еще два стакана. — Совсем одурел, спиваюсь в одиночку, как последний алкаш, — извинился он.

— Миш, ты хоть ел что-нибудь? — спросила я. — Пойдем к нам, тетя Вика тебя покормит. Сегодня у нее рольмопсы.

— Мопсы? Это еще что такое? — Мишаня начал реагировать на что-то, не касающееся Лариски. Это уже хорошо.

— Это селедка, завернутая в рулончики.

— Зачем это?

— Чтобы вкусно было.

Мишка тупо на меня посмотрел, видно, не понял, чем это завернутая селедка вкуснее обычной.

— Нет, не хочу я есть. Ничего в горло не лезет.

Димка стоял у окна и смотрел на улицу. Не оборачиваясь, он спросил:

— А если бы Лариса сейчас вернулась, что бы ты сделал?

— Господи, да только бы вернулась, — чуть ли не всхлипнул Мишка.

— Ну, считай, что твои молитвы услышаны, — Димка кивнул в сторону окна, — вон она идет.