— Соскучился? — улыбнулся Димка.

— Ой, ужасно соскучился.

— Ну, засекай время, часа через три будем дома.

— Конечно, чужую машину не жалко по ямам да колдобинам бить, — проворчала я с места штурмана. — Куда нам торопиться?

— Не боись, родная, — Димка прибавил газа, — довезу в лучшем виде.

Димка пребывал в отличном настроении и гнал машину, что твой гонщик. Мы же с Фирой по привычке оглядывались назад, опасаясь преследования. Но мало-помалу я успокоилась и, откинувшись на спинку сиденья, стала с удовольствием посматривать по сторонам.

— Ну, вот, — возвестил Димка, — уже славный город Октябрьский.

Я уставилась на дорожный знак, информирующий о том, что мы действительно въезжаем в город Октябрьский. И тут в моей голове как будто что-то щелкнуло.

— Вспомнила! — заорала я.

Димка от неожиданности так резко нажал на тормоз, что я чуть не хлопнулась лбом о приборную панель.

— Ты чего так тормозишь?

— А ты чего так орешь? Что ты вспомнила?

— Я вспомнила лицо.

— Какое лицо?

— Ну, того, кто меня по голове ударил и сундук спер.

— Ну?

— Это был бывший директор Октябрьского музея.

Димка съехал на обочину и остановил машину.

— Ты чего? Правда? А с какой стати?

— Ты помнишь, — возбужденно продолжала я, — новая директриса музея говорила, что прежний директор родом из Первомайского? Он знал про захоронку и догадался, куда мы едем! Поэтому-то он оказался в деревне, несмотря на то, что мы от него вроде бы оторвались. Он все знал.

— Знал? — совсем обалдел от моих слов Димка.

— А как бы еще он там оказался?

Димка хлопал глазами, пытаясь переварить информацию.

— Он появился у нас на хвосте сразу же, как только мы выехали на шоссе, — начал он вспоминать.

— Правильно. А теперь подумай, откуда он за нами ехал.

— От самых дач?

— Правильно, от самых дач. И вся та чертовщина, которая с нами происходила и на даче, и в Москве, его рук дело.

— Постой, постой, — запротестовал Димка, — но ты говорила в лесу, когда нашла окурки, что с ним была женщина, а никакой женщины мы в «БМВ» не видели.

— Подумаешь, какое дело, — возразила я, — он мог подобрать ее по дороге, или она сама приехала в Каменск или еще куда. При наличии машины и мобильной связи это не проблема.

— Допустим, ты права. Но что от нас-то нужно этому бывшему директору?

— Как что? — Я просто удивлялась его несообразительности. — Если мне не изменяет память, у твоего прадеда был внебрачный сын от местной вдовушки. Родственник твой, между прочим. Может быть, он тоже претендует на наследство? Ну, не он, конечно, его, поди, уже и в живых-то нет, а его сын, например. Кстати, Димыч, это он мне по башке надавал. За родственника ответишь, — пригрозила я.

Димка все еще плохо соображал.

— Ты хочешь сказать, что какой-то мой дальний, кстати, незаконный, родственник обретается где-то на дачах и мечтает умыкнуть мое наследство?

— A-а, проняло наконец. А то все твердил: «Какое еще наследство?» Да, дорогой мой, другого объяснения всем нашим перипетиям я не нахожу. Фира, как тебе моя версия? — обернулась я назад.

— Уж и не знаю, что подумать...

— Если предположить, что твоя версия верна, — Димка наконец начал выходить из состояния ступора, — тогда мы поймаем этого гада в два счета. Ты же его в лицо знаешь.

— Знаю, — согласилась я, — но, как это ни странно, раньше я его никогда не видела.

— А что же тут странного, — встрял Фира, — такой большой поселок, почитай, пятьсот домов. Снял, к примеру, дачу на другом конце поселка и сидит себе тихо. Вылезает только по ночам, чтобы нас подслушивать.

— Не только по ночам. — Я вспомнила про Маклахена. — А и днем.

— А откуда он вообще про меня узнал? — недоумевал Димка.

— Ну, это лучше у него спросить.

— Так ты думаешь, он сейчас на дачах?

— Нет, я думаю, что он на пути в Шереметьево.

— Это почему же? —удивился Фира.

— А там международный аэропорт, дорогой. Можно в Париж улететь. Ну, разумеется, если есть с чем лететь. Я ж не знаю, что было в сундуке, да и насчет кулона пока ничего не ясно. Нашел этот гад кулон или нет? Короче, как теперь видно, не только тебе, Димыч, нужно было подтверждение родства. У твоего родственничка с этим тоже было не густо. Вот он и гонялся за нами.

Димка, ничего не сказав, включил зажигание и выехал на трассу. Километра два мы ехали молча, потом он произнес:

— А вы знаете, я был бы не против иметь родственника...

— Даже такого? — Мы с Фирой в недоумении переглянулись.

— Не знаю, — грустно ответил Димка. — Я ведь один на этом свете.

Фира аж подскочил на заднем сиденье, и его рыже-седая башка просунулась между нами:

— Это как это один? А мы? А нас ты за кого держишь? Мы, значит, тебе чужие, а этот уголовник — родственник. — Фира пыхтел от негодования.

— Ну, что ты, старик, — улыбнулся Димка. — Какие же вы чужие? Вы роднее родных. Кстати, а почему ты его в уголовники записал?

— А кто же он? Сундук спер, Марьяночке голову пробил, за нами гонялся, — загибал Фира пальцы.

— Вообще-то справедливости ради надо уточнить, что голову он мне не пробил, дырки-то нет, но огрел чувствительно.

— Да, если бы ты не упала мне прямехонько в руки... — Димка бросил на меня быстрый взгляд, — вряд ли бы мы сейчас с тобой разговаривали. Благодари своего ангела-хранителя, ну, и меня, конечно. Если бы не мы, спикировала бы ты своей головой прямехонько на каменный пол.

Меня аж всю передернуло от этой картинки.

— А как же ты меня поймал?

— Я, когда тебя и сундук наверх поднял, собрался передать тебе сумку с инструментами и шкатулкой. Уже руки вверх поднял, а тут ты летишь и как раз мне в руки. Ну, я и поймал.

— Вот видишь, Димочка, — обрадовался Фира, — этот твой родственник чуть нашу Марьяночку не убил. А ты говоришь — не уголовник.

— С юридической точки зрения, что мы ему можем инкриминировать? Да ничего конкретного, — отозвался Димка. — Покушение на убийство? Так Марьяша, слава богу, жива и здорова. Кражу сундука? Так мы даже не знаем, что в нем было.

— А взлом квартиры и кражу кулона?

— Так ведь взлома не было, дверь открыли ключом. А был ли там кулон или не был, мы и сами толком не знаем.

Нам с Фирой нечего было возразить.

— А все-таки интересно, — принялась я рассуждать, — сможет ли содержимое шкатулки являться подтверждением твоего происхождения?

— Само по себе, конечно, нет. Ну, допустим, у меня теперь есть письма родителей к моему деду, письма его сестры Катеньки, фотографии. Ну и что? Обо мне-то там ни слова нет, — засмеялся Димка.

— Ну, это же естественно, — Фирина голова опять просунулась между нами, — тебя же тогда и в помине не было.

— Ты, старик, как всегда, прав, — согласился Димка. — Ну, что ж, друзья, уже Наро-Фоминск, скоро дома будем.

— Вот хорошо, — обрадовался Фира. — Марьяночка, позвони по телефону, пусть стол накрывают — мы же уже едем.

Я набрала номер дачи, трубку снял отец. После того, как он удостоверился, что все мы живы и здоровы, дед сообщил главную, как он выразился, новость. Звонила мама, каялась за свою дырявую голову. Оказывается, кулон с рубином и бриллиантами лежит в Парижском банке в сейфе, где Поль хранит важные документы и куда мама кладет свои драгоценности, когда они уезжают из дома. Кулон она обнаружила вчера, когда забирала что-то из сейфа. Она его по ошибке прихватила из Москвы вместе со всеми своими украшениями.

— Ты меня слышишь?! — кричал отец.

— Слышу, слышу! — Прокричала я в ответ. — Это действительно главная новость! А ты не сказал маме, что из-за ее дырявой головы мы поимели две квартирные кражи?

Димка с удивлением посмотрел на меня. Я знаком ему показала, чтобы он смотрел на дорогу.

— Ладно, — сказала я, — подробности при встрече. Кстати, как там насчет обеда? Фира интересуется.

Я попрощалась с отцом и спрятала телефон в сумку. Фира опять просунул голову между сиденьями.