Утром позвонил из Парижа Димка. Орал как ненормальный. Родственников он там нашел — то ли двоюродную бабушку, то ли троюродную тетку, я спросонья не поняла.

Вот человек. Ведь знает, что я махровая сова и раньше одиннадцати не встаю. Так нет же, звонит ни свет, ни заря. Совести совсем нет.

Я велела ему приезжать и зарылась поглубже в подушки. Только я уснула, как телефон зазвонил снова.

— Ну? — буркнула я в трубку.

— Баранки гну, — ответил родной голос. — Ма, сегодня приеду, и не один. Ты, конечно же, рада?

— Ну, а можно все то же самое, но только чуть позже? — проворчала я.

— Нет, родная, нельзя. Вставай, ставь пироги, нечего в койке валяться. В окно-то выгляни, посмотри, утро какое. Все, целую.

Степка отключился, а я села в постели и злобно уставилась на телефон.

— Ну, кто следующий?

Телефон не заставил себя долго ждать.

— У аппарата, — металлическим голосом произнесла я.

— Марьяночка, деточка, — донесся издалека голос. — Это тетя Вика.

— Тетя Вика! — заорала я. — Дорогая, ты где?

— Да дома!

— В Киеве, что ли?

— В Киеве. Где же еще?

— Ну, что за дела? — возмутилась я. — Дачный сезон в разгаре, а ты до сих пор в Киеве.

— Да едем мы, едем, — засмеялась в трубку тетушка. — Фира уже на чемоданах сидит.

— Ой, поцелуй его за меня. Соскучилась ужасно. На какое число у вас билеты?

— На восьмое, в смысле восьмого будем в Москве, утром, как всегда. Кеша где, дома?

— Дома, в Москве, я одна на даче.

— Передавай ему привет, и пусть встречает восьмого на Киевском. Все, Марьяночка, целую, до встречи.

Тетя Вика — родная сестра моего отца. Каждое лето она гостит у нас на даче в Подмосковье. Я ее обожаю. Во-первых, с появлением тетушки я забываю, что такое кухня. Максимум, что мне доверяют, это помыть посуду. А во-вторых, тетя Вика так вкусно готовит, что все лето мы живем как в санатории или даже еще лучше.

Ну, что же, утро начинается не так уж плохо. Скоро Степка приедет, может, даже вместе с дедом. Дед — это мой отец, Викентий Павлович Самсонов. Дедом мы стали его называть после рождения его первого внука — моего сына Степана. Поначалу отец даже гордился своим новым званием. Но с годами, а Викентию Павловичу в настоящий момент пятьдесят девять, он стал выражать недовольство, если мы называли его дедом при дамах. В молодые годы отец был страшным ловеласом. Женщины от него просто сходили с ума. И надо отдать должное, ухаживать он умел красиво. Мама мучилась с ним не один десяток лет. Все надеялась, что с годами дурь из головы или еще откуда повыветрится. Но куда там. Ничто его не берет.

Вот и получилось, что на шестом десятке лет мамочка сказала: «Ну, хватит, дорогой, горбатого, видно, могила исправит. Детей мы с тобой вырастили, фокусы мне твои надоели до смерти, хочу я на старости лет пожить спокойно».

Ну, про старые годы мамочка пококетничала, выглядит она дай Боже, просто отлично выглядит. Больше сорока пяти ей ни за что не дашь. Да и не на покой она решила отправиться, а просто вышла замуж за своего коллегу (мама у нас переводчица с французского и итальянского) и уехала, как говорится, на ПМЖ в Париж.

Для деда это был страшный удар. «Ни одна женщина, — кричал он, — за всю мою жизнь не оставила меня первой. Меня предала... И кто же? Моя жена, мать моих детей, моя Наташа — самая умная, самая тонкая женщина, какую я знал. Как она могла оставить меня на склоне лет, увлечься каким-то заезжим хлыщом, бросить семью, детей?»

Дети — это мой младший брат, который уже четыре года живет и работает в Атланте, и видимся мы не чаще двух раз в году — на Новый год и на чей-нибудь день рождения. Второй ребенок — это я, девушка тридцати девяти лет, разведенная или, правильнее сказать, свободная, с двадцатилетним сыном-студентом. Таких вот деток покинула наша мамочка, которая звонит нам по телефону каждую неделю, шлет подарки, несколько раз в году приезжает в Москву в командировки.

Мама по-прежнему работает, и очень успешно. Она классный переводчик, и ее работа хорошо оплачивается. Да и муж мамин, Поль — человек вполне обеспеченный. В общем, они в полном порядке. Так что когда мы бываем во Франции, мама с Полем устраивают нам настоящие парижские каникулы.

Отец после того, как его покинула мама, отчаивался сильно, но не долго. Очень скоро он стал появляться в нашем доме с какой-нибудь очередной феей. «А что же? — говорил он. — Я теперь человек свободный, мне нужно устраивать свою жизнь».

Да пусть, конечно, устраивает, но хорошо бы уже как-то определиться раз и навсегда. Хотя что я такое говорю? Это не для моего отца. Он человек увлекающийся во всем, не только в том, что касается женского пола. Он, между прочим, доктор наук, профессор, работает в области иммунологии. Успевает и наукой заниматься, и книги писать, очень недурно играет на гитаре, отлично знает историю. Ну, что еще? Он мастер спорта по боксу, хотя это, конечно, было давно, в молодые годы. Еще он обожает покер, замечательно поет старинные романсы и неплохо готовит. Конечно, такой неординарный мужчина, который к тому же еще обладает достаточно импозантной наружностью, интересен для многих женщин. А дед, в свою очередь, не оставляет их интерес к своей персоне без внимания. Такой вот порочный круг.

В следующем году Викентий Павлович будет праздновать свой юбилей — шестьдесят лет. Возраст, можно сказать, почтенный, но не для нашего деда. Он все время в действии, в гуще событий, последний год преподавал в Йельском университете. Там считают, что некоторые разработки отца в области биохимии — чуть ли не революция в науке. Вот они и пригласили его прочитать курс лекций. Дед успешно справился с задачей, а заодно успел закрутить роман с молоденькой преподавательницей тамошнего университета и решил жениться. Прилетел он в Москву готовить почву для отъезда, но здесь, на беду, у него опять случился роман с еще более молодой женщиной. И дед тогда сказал: «Если я смог за такое короткое время увлечься другой женщиной, значит, там было не настоящее чувство. Не встретил я еще такой женщины, как моя Наташа, — единственной и неповторимой». Как будто наличие единственной и неповторимой Наташи мешало ему заводить романы в бытность их совместной жизни. Вот такой у нас дед, которого, несмотря на все его выкрутасы, мы очень любим и даже гордимся.

Я варила на кухне кофе, когда вновь зазвонил телефон:

— Марьяша, доброе утро, я тебя не разбудил?

— Привет, папа, ты когда приедешь?

— Завтра. Сегодня Маклахен прилетает из Америки, хочу его встретить. Кстати, Степку не жди. Я загрузил их с Сергеем кое-какими делами. Так что приедем завтра все вместе. Хорошо?

— Отлично. Тогда сегодня буду отдыхать. Кстати, тетя Вика звонила, они приезжают восьмого.

— Восьмого? Очень хорошо. Ну, до завтра, целую.

Дед отключился, в смысле повесил трубку, а я уселась в столовой за большой круглый стол и принялась наслаждаться первой за день чашкой кофе. Сквозь легкие шторы пробивалось солнце, и от этого в комнате царил уютный полумрак-полусвет.

На улице хлопнула калитка, и через минуту в дверях появилась соседка — красавица Лариска, уже с утра в полной боевой раскраске и, как всегда, в туфлях на высоких каблуках. Как она умудряется ходить в них по дачным тропам, уму непостижимо.

— Эй, люди добрые, — бодро крикнула Лариска, — а не угостите девушку чашкой кофе?

— Заходи, девушка, угощу. Тебе, как всегда, черный и без сахара?

— Ага.

Лариска уселась на стул, закинула ногу на ногу и закурила тонкую сигарету.

— Ну, ты как после вчерашнего? — спросила она. — Я так просто вся на нервах.

— Да, мне это сразу в глаза бросилось, — съехидничала я.

Лариска, не оценив моего сарказма, беззаботно продолжала:

— Мишку в милицию вызвали на допрос.

Я посмотрела на соседку более внимательно:

— Ну, и что же тебя так забавляет? Вчера — труп в доме, сегодня муж в милиции.