— Я говорю, — дед перешел на родной язык, — что при сотрясении мозга нельзя так дергать головой.

— Успокойся, Викентий, сотрясение совсем незначительное. В сущности, он просто обо что-то рассек кожу на лбу, а сознание потерял скорее по другой причине. У него, похоже, гипертония. Вообще эта штука пренепреятнейшая и намного серьезней, чем то, с чем он у нас находится.

Дед снова обратился к Маклахену:

— Ты слышал, Джед? Доктор говорит, что у тебя повышенное давление. Тебе лечиться надо.

Профессор легкомысленно отмахнулся.

Мы посидели возле Джеда еще немного, поболтали о том о сем и, пообещав навестить его в ближайшие дни, отбыли. Уже в машине я сообщила деду о том, кого видела в палате у Джеда. А видела я там не кого-нибудь, а Сашку Купатова собственной персоной, и неважно, что только со спины. Я узнала его голос.

— Опять этот вездесущий Купатов, — мрачно произнес отец. — А откуда он узнал, где находится наш Джед? И что ему от него нужно?

— То, что Джед находится в Склифе, по-моему, знают все. Да это и не секрет. Но вот что меня удивляет больше всего, — сказала я, — так это то, что Маклахен скрыл от нас, что его навещал Санька. Почему?

— А о чем они говорили? — спросил отец.

— Толком не поняла. Видела только, что Сашка вертел перед Маклахеном какую-то коробку. Конфеты, наверно.

— Он его отравить решил! — крикнул отец и выскочил из машины.

Мы неслись по больничным коридорам, притормаживая только на поворотах, и с криком: «Конфеты отравлены!» ворвались в палату бедного Маклахена, чем совершенно перепугали последнего. На шум прибежали «Клаудия Шиффер», две нянечки и Владимир Сергеевич.

— Что случилось? — спросил он, быстро входя в палату.

Отец не ответил. Он рылся в Джедовой тумбочке. Доктор Никольский велел дамам отправляться на свои рабочие места, а отцу посоветовал прекратить шмон и объяснить, в чем дело.

— Конфеты отравлены, — уже шепотом сообщил дед.

— Какие конфеты и почему отравлены? — тоже шепотом спросил доктор Никольский.

— Джед, — обратился отец к ничего не понимающему американцу, — где коробка, которую тебе принес Александр Купатов?

При упоминании Санькиной фамилии профессор заметно напрягся, но продолжал делать вид, что ничего не понимает.

— К тебе приходил кто-нибудь сегодня, приносил коробку конфет? — не отступался отец.

Джед расплылся в улыбке:

— Памела приходила, — сказал он, — принесла цветы. Еще приходил мой коллега по университету, принес фрукты, — Джед показал на блюдо, стоящее на столике. — А конфет никто не приносил, я не люблю сладкого.

Дед растерянно посмотрел на меня.

— Я не говорила, что это точно были конфеты, — оправдывалась я.

— Викентий, — обнял приятеля Владимир Сергеевич, — пойдем, я тебе капелек налью. Ты вот все скачешь-скачешь молодым козлом, а ведь годы берут свое, о здоровье надо больше заботиться.

Мы с позором покинули стены лечебного заведения и, загрузившись в машину, вырулили из ворот на улицу. Дед дулся и молчал до самого моего дома. Я тоже молчала, пытаясь осмыслить события последних дней и роль Саньки Купатова в них.

Добравшись наконец до моей квартиры, мы для начала обследовали замок во входной двери. Все выглядело как обычно, следов взлома не наблюдалось. Войдя в прихожую, я внимательно осмотрелась и даже принюхалась. Нет, ничего необычного не было, и следов пребывания посторонних лиц я не заметила. В конце концов с чего мы решили, что в моей квартире должен был побывать вор? К Димке же он не забирался.

Я прошла в свою комнату. У нас со Степкой двухкомнатная квартира. Одну маленькую комнату занимает он, бывшую двенадцатиметровую кухню я превратила в собственную спальню, а из большой комнаты мы сделали кухню-столовую-гостиную. Так вот именно в моей комнате мы, к нашему с отцом ужасу, обнаружили следы пребывания кого-то постороннего. Такой погром я видела только в кино. Практически все, что раньше находилось в шкафах и на полках, теперь было разбросано по полу. Книги, постельное белье, одежда, фотографии — все вперемешку валялось на ковре. Увиденное привело меня в состояние ступора. Дед тоже стоял с раскрытым ртом.

— Что же это такое? — наконец произнес он. — Очень смахивает на обыск.

— А что, в твоей квартире все было намного культурнее?

— В каком смысле? — Дед никак не мог прийти в себя от увиденного.

— Ну, в смысле погрома?

— Разбросано, конечно, было кое-что, но чтобы так...

— Значит, мне повезло меньше. Вчера у этого гада просто не хватило времени на подобный вандализм: вы слишком быстро приехали. Возможно, даже спугнули его. Здесь же он был, скорее всего, сегодня ночью. Вовсю порезвился, ему же никто не мешал.

Я подняла с пола Степкину фотографию, на которой ему было десять лет. У парня в ту пору менялись молочные зубы, и он очень смахивал на кролика: два передних резца задорно торчали в широкой улыбке, остальные зубы отсутствовали. Обожаю эту фотографию. На кровати горой валялись мои куклы, ну, в смысле мои творения. Этот негодяй зачем-то сбросил их с полок. Неужели искал кулон внутри кукол? Я кинулась осматривать свои сокровища. Я ведь не все работы отдаю на продажу. Бывает, что какая-то кукла по тем или иным причинам оказывается фактически браком. Ее нельзя выставить в галерее, да и к продаже предлагать неловко. Но для меня они все остаются одинаково любимыми. Разобрать куклу на составные части или выбросить... Такая мысль никогда не приходила мне в голову. Поэтому в моей спальне, в гостиной и в разных комнатах на даче висят на стенах полки, и сидят на них, свесив ноги, мои любимые и неповторимые создания: мальвины, арлекины, бабки-ёжки, домовые, русские красавицы, мужики да бабы, тролли да гномы. К моему ужасу, у двоих гномов были оторваны головы.

Я чуть не заревела от досады. Куклы-то в чем виноваты? И вообще при мысли о том, что кто-то чужой рылся в моих вещах, прикасался своими мерзкими пальцами к моей одежде, становилось просто тошно.

— Ну, что, будем ставить новый замок? — спросила я, — или уже не имеет смысла?

— Будем.

Дед решительно направился в прихожую. А я пошла проверить Степкину комнату. Там, к моей радости, царил полный порядок. Для верности я сбегала на кухню, заглянула в ванную — следов вандализма не наблюдалось. И на том спасибо. Я вернулась в свою спальню. Нежданно-негаданно мне привалило счастье разобрать наконец вещи в шкафу и выбросить ненужное старье. Чтобы морально подготовиться к этой акции, я решила для начала выпить кофе.

Пока вода в турке закипала, а я, уставившись на нее, стояла возле плиты, мне вдруг пришла в голову совершенно гениальная мысль. А зачем, собственно, кому-то нужно было устраивать весь этот погром в моей квартире? То, что это были не воры, видно невооруженным глазом: все картины на месте, золото не тронуто. Самое главное — куклы мои на месте. Что же тогда искали?

— Пап, — я вышла в прихожую, — кофе хочешь?

— Попозже.

— Слушай, а знаешь, что означает весь этот шмон?

Отец, не прекращая возни с замком, покосился в мою сторону.

— Они не нашли кулон в твоей квартире и решили попытать счастья в моей.

Отец оставил в покое дверь и уставился на меня, пытаясь осознать суть сказанного.

— Что ты сказала? Не нашли?..

— Или его там вообще не было.

— То есть как это не было? Наташа сказала, что кулон находится у нас, в смысле у меня.

— А может, она ошиблась? Сейчас я ей перезвоню.

Я набрала номер маминого телефона, однако на том конце провода меня вежливо по-французски известили о том, что абонент временно недоступен или что-то в этом роде.

— Перезвоню попозже, — не расстроилась я.

Теперь погром в моей комнате стал носить совершенно другой — позитивный характер. У меня даже поднялось настроение. А разобраться в шкафу давно уже надо было.

Я с энтузиазмом взялась за дело, и через каких-нибудь пять часов не только моя комната, но и вся квартира сияла чистотой.

Отец давно уже закончил возиться с новым замком и позвонил нашим на дачу. Убедившись, что там все спокойно, он сообщил радостную новость, что в моей квартире тоже побывали неизвестные злоумышленники, а значит, кулона у них нет, иначе зачем им было лезть ко мне...