Я снова вперила взгляд в окно и прерывисто задышала. Неужели этот ужас, валявшийся в кювете, действительно был моей любимой машинкой? Нет, этого не может быть! Бред какой-то. Как она могла здесь оказаться?

Я решительно выбралась из машины.

— Не может этого быть, — заявила я и бесстрашно направилась к обочине. — Сейчас я все выясню.

Вообще-то особой природной смелостью я никогда не отличалась. И заставить меня ночью лезть в канаву и рассматривать там изуродованную машину, и это при всем том, что совершенно неизвестно, что можно увидеть внутри этой самой машины, вряд ли кому-то удалось бы. Но тут был особый случай. Вопрос касался не чего-нибудь, а моего обожаемого «Фольксвагена». Поэтому я без долгих размышлений решительно спустилась по откосу вниз. Верная подруга Лялька подкатила свою машину поближе к обочине и, заглушив двигатель, тоже стала пробираться к месту ДТП.

Несмотря на то, что машина в кювете была изуродована до неузнаваемости, задний номерной знак у нее практически не пострадал и выглядел как новенький. Мне не к месту припомнился циничный анекдот про высокое качество отечественной резины: бабка упала с десятого этажа, сама вдребезги, а галоши, как новенькие...

— Сто девяносто один, — потрясенно, но все еще до конца не веря в представший моим глазам ужас, прочитала я. — Сто девяносто один...

Это был номер моего автомобильчика, еще несколько часов назад целого и невредимого, а теперь изуродованного до неузнаваемости. Как же так? Я присела на корточки возле искореженной машины и тоненько завыла.

— И-и-и!.. — слезы потекли по моим щекам и закапали на куртку. — О-о-о!..

Я так самозабвенно предавалась своему горю, что не сразу услышала Лялькин окрик. И уж совсем не поняла, почему она так ошалело подскочила и, схватив меня за руку, потащила к своей «судзуке». Слезы застилали мне глаза, и я, плохо разбирая дорогу, несколько раз оступилась и даже проехала коленкой по влажной земле, испачкав новые светлые джинсы.

— Тьфу ты, черт! — выругалась я, перестав реветь. — В чем дело-то?

Но Лялька, ничего не объясняя, тащила меня наверх. Наконец мы, с трудом вскарабкавшись по глинистому откосу, добежали до машины и, запрыгнув внутрь, с места рванули вперед. Вернее, это Лялька рванула, утопив педаль газа прямехонько в пол. А я все еще оглядывалась на свой погибший «Фольксваген» и жалобно причитала:

— Вот горе-то... Какая была красивая машинка... и цвет... и даже номер...

Я собиралась продолжить перечисление достоинств моего безвременно погибшего автомобильчика, но тут «судзука» вдруг резко затормозила, и я со всего маху тюкнулась лбом о торпеду, прикусив при этом язык.

— Ты что, с ума, что ли, сошла? — взвизгнула я в гневе. — Совсем машину водить не умеешь?

Я осторожно потрогала пальцами язык и скосила глаза в кучку, пытаясь рассмотреть, насколько серьезное членовредительство нанесла мне Лялька. Однако я ничего не увидела и потянулась к зеркалу. Но Лялька перехватила мою руку и, больно сжав ее, спросила:

— Какой, говоришь, номер у твоей машины?

Я подергалась, вырывая руку.

— Сто девяносто один. Сама, что ли, не знаешь? Да отпусти ты руку-то. Больно же.

Лялька отпустила мою руку, но позы не переменила и по-прежнему сидела, подавшись ко мне всем корпусом.

— А буквы, буквы какие? — не отставала она.

— «О», «М» и «Т». А что?

Лялька откинулась на спинку сиденья и вдруг захохотала.

— «О», «М» и «Т», — хохотала она. — «О», «М» и «Т»...

Я не на шутку забеспокоилась. Ляльку я знаю с детства. И знаю, что для нее неприятности друзей и близких значат порой гораздо больше, чем ее собственные. А я, как назло, разнюнилась про свой «Фольксваген».

— Ну ладно, чего ты?.. — стала успокаивать я подругу — Да не расстраивайся ты так. Ну подумаешь, угнали машину и разбили. Машина — дело наживное.

От нервов я даже забыла про свой укушенный язык.

А Лялька, перестав хохотать, снова включила зажигание и, вырулив на дорогу, погнала «судзуку» вперед.

Я так ничего и не поняла. Почему она ржала? И зачем мы, как ошпаренные, бежали от разбитого «Фольксвагена»? Я вопросительно уставилась на подругу.

— Ну что, может, все-таки объяснишь, в чем дело-то?

Лялька глубоко вздохнула и с шумом выдохнула.

— Там были другие буквы, — сообщила она со смехом, — на номере той машины в канаве.

Я пока что ничего не поняла.

— Какие другие?

Лялька помотала головой и усмехнулась.

— Ну это ж надо! — сказала она. — У меня зрительная память —супер! — Лялька повернулась ко мне, желая получить подтверждение, и я тут же согласно кивнула. — Ия прекрасно помню номер твоей машины. Более того, я помню не только номер твоей машины, а еще и номера четырех Борькиных машин, номер машины брата, соседа брата, всех сослуживцев, всех клиентов нашего фитнес-центра, всех...

— Хватит, — перебила ее я. — Все прекрасно знают, что у тебя отличная память. Ближе к делу.

Лялька посмотрела на меня с любовью и нежностью, как будто собиралась сделать мне дорогой подарок.

— Там, на номере той разбитой машины, — сказала она, — были другие буквы — не «О», «М» и «Т», а «О», «Н» и «Г». Разницу чувствуешь?

Я замерла, боясь поверить собственному счастью. Так, значит, там в канаве лежит не мой бедненький «фолькс», а совсем посторонняя машина. А мой красавчик ждет меня в Москве в Лялькином дворе...

— Ур-ра-а-а!!! —завопила я во все горло. — Какое счастье!!! — От полноты души я собралась поорать еще немножко, но Лялька неожиданно залепила мне рот ладонью и велела немедленно заткнуться.

— Тише ори, — прошипела она, — мы же все-таки в лесу.

Я посмотрела на нее с радостным недоумением.

— Так где ж тогда и орать-то, как не в лесу?

Глупая счастливая улыбка не сходила с моего лица.

— Лучше не привлекать к себе внимание, — как-то чересчур серьезно произнесла Лялька. — Я ведь еще не рассказала, что видела в той разбитой машине.

— Что? — испугалась я. — Что ты там видела?

Лялька бросила на меня короткий взгляд.

— Мужчину и женщину. Оба мертвые.

— Как? — ахнула я. — Мертвые?

Лялька кивнула.

— Мертвее не бывает, — и еще сильнее надавила на педаль газа.

Машина и раньше неслась со скоростью сто сорок километров в час, а теперь стрелка спидометра и вовсе стала приближаться к отметке сто шестьдесят. Я никогда не относилась к тем русским, которые любят быструю езду. И сейчас, даже несмотря на жуткое известие о двух трупах, я все-таки указала Ляльке на недопустимое, с моей точки зрения, превышение скорости.

-— А может они еще живы? — спустя некоторое время предположила я. — Может, «скорую» надо было вызвать или хотя бы милицию? И вообще... — Я засуетилась и завертелась на своем кресле. — Как ты могла уехать с места аварии, не оказав пострадавшим помощь? Ты что, не знаешь первого правила, когда...

Лялька резко нажала на тормоз, и я опять приложилась головой о приборную панель.

— Да что ж это такое сегодня? — моему возмущению не было предела. — Кто ж так водит?

Лялька совсем остановила машину и, повернувшись ко мне, серьезно заявила:

— Я тебе точно говорю, что им уже ничем не поможешь. Если бы ты их видела... — Лялька не договорила, и ее аж передернуло от воспоминаний. — А если мы сейчас влезем в это дело, то поиски твоего драгоценного родственника отложатся на весьма неопределенное время. Ты этого хочешь?

Я неуверенно помотала головой. Конечно, я хотела как можно скорее добраться до Киева и найти Фиру. Но и проехать мимо пострадавших в аварии людей и даже не попытаться оказать им помощь... Все-таки это как-то бесчеловечно…

Я неодобрительно покосилась на Ляльку и вздохнула.

— Давай хоть в милицию позвоним, что ли, — пробубнила я.

Лялька не ответила. Потом, правда, когда мы проехали уже километров пять, она все же буркнула:

— Ладно, звони, только не называйся.

Я быстро вытащила мобильник, но в этот самый момент на горизонте замаячил пост ДПС.