Пробка на Садовом не рассасывалась уже второй час — видать кто-то с кем-то дорогу не поделил, и движение по Валовой улице в сторону Крымского вала застопорилось намертво. Я сидела в своем маленьком «Фольксвагене» и уныло смотрела в окно.

— О-хо-хо, — произнесла я вслух, — грехи наши тяжкие...

— В самом деле? — раздался голос справа.

И ко мне в машину самым наглым образом полез какой-то мужик.

«Ну уже среди бела дня в машины лезут», — возмутилась я и попыталась выпихнуть мужика наружу.

— Куда вы лезете, сэр? — рявкнула я.

Но «сэр» как ни в чем не бывало продолжал запихиваться в мою машинку. Сначала он с трудом втянул в нее одну ногу, потом вторую, потом захлопнул дверцу и наконец повернул ко мне свое довольное лицо.

— Привет, красотка, — сказал он со смехом. — Ну и голосок у тебя. Никогда прежде не слышал такого металла. Не выспалась, что ли? — Он чмокнул меня в щеку и в макушку.

Это был Макс. Как всегда шикарный, красивый, веселый Макс. Налетающий, как ураган, переворачивающий в моей душе все вверх дном, крушащий все устои и идеалы и также быстро утихающий и исчезающий до следующего раза. Терпеть его в своей жизни было трудно, а прогнать еще трудней. Как говорит моя подруга Лялька, Макс — это чистой воды чемодан без ручки. Нести тяжело и неудобно, а бросить жалко.

— Да лезут тут всякие, — рассмеялась я в ответ. — А ты откуда?

Тут впереди стоящая машина вдруг дрогнула и слегка подалась вперед. Я послушно последовала за ней. И все машины вокруг задергались точно так же.

— Мимо проезжал, — ответил Макс. — Вон моя машина в третьем ряду стоит.

Я поглядела в окно. Действительно, через ряд от меня трепыхался в пробке Максов «Ленд Ровер», а за рулем сидел водитель Володя.

Макс редко сам водит машину, предпочитает ездить пассажиром. Говорит, что деловой человек не может себе позволить такую роскошь, как несколько часов в день крутить баранку автомобиля. Это время он должен использовать с большей пользой. И верно. Пока Макс добирается до работы, он уже успевает всю прессу просмотреть, все котировки проверить, сделать десятки звонков и на столько же звонков ответить. Как только он садится в машину, сразу же включает свой ноутбук и начинает работать. В его сутках не двадцать четыре часа, а значительно больше. Иначе он ничего бы не успевал.

Макс внимательно на меня посмотрел и, отчего-то нахмурившись, вдруг заявил:

— Надоело все. Холод, слякоть, пробки, инфляция. Любимую женщину неделю не видел. С этим пора кончать

— В каком смысле кончать? — насторожилась я.

Макс просунул руку мне под голову и, слегка взъерошив волосы, сказал:

— Для начала предлагаю смотаться в Лондон. Там сейчас лучшее время — тепло и не жарко. Походим по музеям, в театр зайдем... И вообще, хватит нам уже по разным квартирам жить...

Он смотрел на меня с веселой улыбкой, однако глаза были серьезные.

— Ну так что?

К последнему предложению я оказалась совершенно не готова. В Лондон поехать — это, конечно же, хорошо, по музеям... в театр... тоже. Но вот что касается жить... Я посмотрела на любимого почти с испугом.

— Ну так как? — снова повторил Макс, и в глазах его появилось уже заметное беспокойство.

— Что как?

— Я предлагаю тебе переехать в мой загородный дом или, если хочешь, в квартиру, или...

Тут у нас одновременно зазвонили мобильники. Макс чертыхнулся, но, достав телефон, тут же принялся рассыпаться в любезностях на немецком. Судя по всему, звонил его мюнхенский компаньон. Мне же позвонила тетя Вика из Киева. И без того громкоголосая тетушка кричала сейчас так, что я невольно отодвинула от себя трубку, а Макс удивленно на меня посмотрел.

— Что случилось, тетя? — попыталась я остановить ее словесный поток. — Говори, пожалуйста, тише, а то я ничего не слышу.

Макс хрюкнул.

— Говорите тише, а то я ничего не слышу, — передразнил он меня, прикрыв свою трубку рукой, и тут же снова залаял на немецком.

— Фира... — донеслось из моего мобильника.

Тетя Вика по-прежнему продолжала кричать, и я то приближала трубку к уху, то отодвигала ее. Поэтому слышала только отрывочные слова.

— Что Фира? Заболел?

— Нет, пропал!!!

— О, господи, — вырвалось у меня. — Опять пропал.

Макс на мое восклицание вопросительно поднял брови, но продолжал внимательно слушать своего Ганса или Ханса, а может быть, Фрица...

— Что случилось? — шепотом спросил он.

— Фира пропал, — так же шепотом ответила я.

Макс понимающе закатил глаза, но тут же вернул их на место, снова залаял в трубку:

— Йя, йя...

Дед Фира, Ферапонт Семенович Воробейчик — двоюродный брат тетушкиного покойного мужа и наша семейная головная боль.

Кровного родства между нами нет. Но так уж исторически сложилось, что этот вздорный и непредсказуемый старик стал нам роднее родного. С ним постоянно приключаются всевозможные неприятности и все потому, что он сам их ищет на свою голову и, что неудивительно, находит.

Вот прошлой зимой, к примеру, ездили мы на Рождество в Париж, к моей маме. Она четвертый год живет там со своим французским мужем Полем. Так вот Фира наш умудрился там забрести в квартал трансвеститов и проституток и попасть под их разборку. Пришлось потом забирать его из полиции, перемазанного с головы до ног губной помадой.

А то была история, когда он на нашей даче весь газон перекопал не хуже любого крота. Клад, видите ли, искал, кладоискатель хренов.

Теперь опять, видно, в какую-то историю вляпался. А я-то надеялась, что скоро они с тетей Викой приедут к нам в гости, и у нас, как всегда, начнется райская жизнь.

Каждое лето они приезжают к нам на дачу на весь сезон. Ох и жизнь у нас тогда начинается! Тетя Вика — кулинарка от бога. Готовит так, что не только пальчики оближешь, но и язык проглотишь. И занимается она этим самозабвенно и с большим энтузиазмом. Я же кухню в принципе не люблю. Нет, поесть я, конечно же, люблю, особенно, если вкусно. Но самой часами убиваться над кастрюлями и сковородками, из которых в результате все сметается в мгновение ока, я «терпеть ненавижу». Конечно, целый год до приезда тетушки мне волей-неволей приходится жарить, парить и варить. Куда ж деваться? У меня же все-таки ребенок... двадцати с лишним годов и двухметрового роста. Но тут сколько ни кашеварь, все мало. Просто какой-то бесполезный перевод времени.

— Давно пропал?! — гаркнула я в свою трубку, пытаясь перекричать тетушку, чем, кажется, встревожила Ганса, Ханса или Фрица, который услышал меня аж в Мюнхене.

Он, видимо, спросил у Макса, кто это там так кричит. А Макс со смехом ответил, что находится сейчас в бане и здесь сильная акустика. Последние слова Макс произнес по-русски, из чего следовало, что его Ганс-Ханс-Фриц и по-нашему разумеет.

Я покрутила пальцем у виска и показала Максу на часы. Было два часа дня, и серьезный бизнесмен в это время должен сидеть в офисе, а не в бане париться. До Макса тоже дошло, что он брякнул не совсем то или совсем не то. Но что делать? Русский мужик задним умом крепок. Теперь они уже вместе с Гансом-Хансом-Фрицем прислушивались к нашим с тетушкой перекрикиваниям.

— Четыре дня? — обомлела я. — А ты в больницы звонила? Уже и морги обзвонила?

Голос у меня упал, а Макс, услышав про морг, быстро свернул телефонный разговор с Мюнхеном и вопросительно уставился на меня.

Я еще некоторое время слушала сбивчивую речь тетушки, потом сказала, что сегодня же выезжаю, и, захлопнув крышку мобильника, бросила его себе на колени.

В это время все море машин, стоявших в пробке, вновь заколыхалось и задергалось.

Дабы не отстать от других, я быстро включила первую передачу и дернулась вместе со всеми, но, проехав всего несколько метров, вновь остановилась.

— Что случилось? — спросил Макс. — Куда это ты выезжаешь?