– Тогда доверься мне, когда я говорю, что Никита Любимов тебе не пара.

– Я думала, тебе нравятся Любимовы! – демонстративно вскидываю бровь.

– Любимовы – да. Вот Миша, например…

– Пап, я уже с Никитой! – перебиваю я, не желая слушать, как отец будет в красках расписывать мне достоинства старшего из братьев.

Так странно. Еще вчера я не знала Никиту, а сейчас с пеной у рта готова доказывать отцу, что в него влюблена. Пусть понарошку, но все же. И мне даже не страшно. Вселенная порой принимает совершенно причудливые формы.

– И где сейчас твой Никита?

– В смысле?

– В том смысле, что порог нашего дома он явно не обивает, несмотря на то что сказочно влюблен и знает, что через две недели улетит в закат. Не слишком сильно ты ему нужна, а, Рита?

– Мы собираемся встретиться сегодня! – вру я.

– Дома у нас встретитесь, – говорит отец. – Пусть приезжает. Я с ним потолкую.

– Но мы… Пап, мы собирались погулять в городе.

– Сначала он со мной поговорит как мужчина с мужчиной, а потом посмотрим.

– Но, папа!

– Я все сказал, Маргарита! – Я тяжело вздыхаю, понимая, что, когда отец в таком настроении, спорить с ним бесполезно. – Звони своему хоккеисту. Если ты ему так нужна – пусть приезжает.

Я растерянно смотрю на телефон, который лежит рядом на столе, мысленно ругая себя, что вообще его притащила. Как я буду звонить Никите? Он номер мой взял, а я его – нет. Черт-черт…

– Я жду, – напоминает отец нетерпеливо. – Я тебя никуда не отпущу с ним, пока не поговорю.

Ощущая на себе тяжелый взгляд отца, медленно беру в руки мобильный и открываю контакты, делая вид, что ищу нужный номер. Параллельно судорожно соображаю, кому из знакомых набрать, чтобы точно не дозвониться и не спалиться.

Господи, из меня такая никудышная лгунья. Отец раскусит меня, стоит мне…

«Привет, птичка. Какие планы на сегодня?»

С мягкой вибрацией на телефон падает сообщение с незнакомого номера. Птичка. Это он!

От облегчения я едва не плачу. Тыкнув в контакт, звоню абоненту. И стоит Любимову на другом конце провода снять трубку, быстро тарахчу:

– Никит, привет! Планы поменялись. Папа хочет поговорить с тобой. Заедешь к нам?

Несмотря на позднее возвращение домой, утром я просыпаюсь строго по будильнику и заставляю себя пойти на пробежку. Впереди критически важный для меня сезон, который должен завершиться подписанием полноценного контракта с клубом НХЛ. Не время сбрасывать форму, даже если я в отпуске.

Элитный район, где стоит наш дом, расположен недалеко от центра, в зеленом массиве. Разумеется, сделан по проекту строительной фирмы отца. Мы переехали сюда лет шесть назад, но из-за разъездов по миру я все еще не могу привыкнуть к этому месту. Порой на автомате хочу поехать в старую панельку, в которой мы жили до тех пор, пока бизнес отца не пошел в гору. Бизнес, кстати, расцвел с приходом Миши. Вот и не верь после этого в то, что у каждого свое предназначение. Старший брат всегда относился к хоккею как к обязаловке, а я им бредил. В итоге каждый из нас нашел себя именно в том деле, к которому лежала душа. Жаль, отец этого не понимает, постоянно выпячивая передо мной бизнесовые успехи Миши и обесценивая мои спортивные.

Вернувшись после пробежки домой, нахожу на кухне маму. Ей давно не нужно готовить – у нас есть домработница, но она не изменяет себе и каждое утро накрывает на всех завтрак.

– Сынок, омлет из трех яиц с помидорами и зеленью? – уточняет мама, заметив меня на пороге.

– Привет, ма. Так точно, – отвечаю с улыбкой. – И еще порцию сыра. Я душ приму наверху и спущусь.

– Миша уже уехал, – сообщает она, хотя я не спрашивал. Но в этом вся мама – у нее в крови отчаянное желание гнездования и чтобы все птенцы были рядом. – Дела какие-то у него нарисовались. А папа еще спит.

– Ну у него есть достойный преемник, – говорю иронично, намекая на брата и их горячую любовь друг к другу. – Теперь он может спать спокойно.

– Никак вы общий язык не найдете, – сокрушенно покачивает головой мама. – Взрослые мальчики, а ведете себя как малые дети.

– Не бери в голову, ма. Все нормально. Я скоро.

Наспех приняв душ и переодевшись в чистую одежду, возвращаюсь на кухню, где уже накрыт стол.

– Кофе или чай?

– Я буду кофе. Но ты сиди, мам, я сам сделаю, – останавливаю ее за мгновение до того, как она снова начнет хлопотать вокруг меня.

Пока кофемашина плюется в чашку тонкими струйками американо, рассеянно смотрю в окно, внезапно думая о том, проснулась ли Рита. Она мне приснилась сегодня. Точнее, не она, а ее молочное бедро в разрезе юбки. Встал с каменным стояком между ног и потом все утро старательно отгонял мысли о ней. А сейчас чуть ослабил защиту – она снова перед глазами. И мама тоже, интуитивно (как все мамы) чувствуя мою слабость, тут же атакует меня со спины.

– Расскажи мне об этой девочке, Рите, – просит она будто бы невзначай. – Вы вчера нам такой сюрприз устроили. Отец весь вечер бубнил, что она тебе не пара.

– Да нечего там рассказывать, – отвечаю небрежно. – Познакомились, понравились друг другу, теперь общаемся.

– Но ты так рьяно бросился к ней, стоило Воскресенскому попытаться ее с Мишей погулять отправить, – напоминает мама.

– А чего удивительного, мам? – с чашкой кофе в руках усаживаюсь за стол. – Я своим никогда не делился.

– А она, значит, твоя? – Мамины брови удивленно приподнимаются.

– Ты понимаешь, о чем я.

– Не очень. Я знаю, что у девушек ты пользуешься успехом, но не припомню, чтобы ты кем-то увлекался настолько, чтобы вот так демонстративно заявлять права. Еще и на глазах у всех нас.

– То есть считаешь, мне нужно было промолчать, чтобы моя девушка пошла в сад с Мишей? – От одной мысли о подобном развитии событий желудок очень неприятно скручивается.

– Никит, я ничего такого не считаю. Просто говорю, что ты нас всех вчера удивил. – Озадаченная моей бурной реакцией, мама бросает на меня изучающий взгляд, под которым я чувствую себя нашкодившим мальчишкой. – Знаю же, что тебе не терпелось обратно в Америку уехать, а тут раз – и девушка.

– А что изменилось? Рита знает, что моя жизнь и карьера в Штатах.

– То есть вы планируете через две недели расстаться? Ты уедешь, а она останется здесь.

– Ничего такого мы не планируем, мам! – бросаю раздраженно, понимая, что ко всей этой благотворительной истории вопросов уже больше, чем я рассчитывал. – Вообще ничего не планируем. Посмотрим, как пойдет. Мы, может, поругаемся через неделю, и мой отъезд будет всем только на руку.

– А может быть, вы полюбите друг друга так, что не захотите расставаться, – замечает мама осторожно.

– Когда или если это произойдет, мы с Ритой все обсудим и вместе найдем решение. Кажется, железный занавес на нас еще не опустился и самолеты через океан летают.

– Ты лукавишь сейчас, сынок, – говорит мама. – Для отношений жизнь на две страны – это серьезное испытание.

– Мам! – тяну я, теряя терпение.

– Ладно-ладно! – соглашается она, но я чувствую, что с ее стороны это лишь временное тактическое отступление. – Ешь давай, а то остынет.

Пока я завтракаю, мама заполняет возникшую паузу рассказом о семье одного из моих одноклассников, у которого родился ребенок, потом сетует на то, что новый сорт роз в палисаднике перед домом никак не зацветет. Я слушаю ее вполуха, изредка вставляя короткие междометия. Но думаю не о цветах и младенцах. И даже не о хоккее, в мысли о котором обычно проваливаюсь, чтобы отвлечься. Нет, блин. Я думаю о Рите Воскресенской, злясь на маму (хотя она, будем откровенны, вообще ни при чем), потому что заставила меня вспомнить об этой девчонке.

Поев и загрузив посуду в посудомойку, я целую маму в щеку и поднимаюсь к себе. Парни из «Кометы» звали меня к ним на вечернюю тренировку. И я собираюсь пойти, но до шести у меня никаких планов. Вот поэтому я не люблю приезжать домой – потому что здесь для меня уже не дом. Просто место, где живут мама, брат и отец. Друзья остались, но у них у всех своя устоявшаяся жизнь и заботы. А я, кроме тренировок и вечерних тусовок, уже никуда не вписываюсь. И не потому, что меня не зовут – просто это уже не мое. К тому же на таких сборищах я ощущаю себя белой вороной.