Подобные случаи указывают, что мотивация для непризнания и отрицания собственных ошибок может быть весьма сильной . Тот же факт, что подобные явления могут происходить и на подсознательном уровне – лишь усугубляет дело. Хотя впрочем, вполне возможны, и встречаются в действительности, и случаи вполне сознательного непризнания ошибок – как вследствие самолюбия, так и просто материального расчета.

Но вышеуказанное стремление к упорствованию в ошибках, к их замазыванию и отрицанию, характерно не только для отдельных личностей в отношении их собственных ошибок. Такое же отношение характерно и по отношению к своей науке, своей научной школе, направлению, к признанным авторитетам.

Любого великого ученого "благодарные потомки" стремятся окружить ореолом непогрешимости. Говорить об ошибках "великих" считается чем-то неприличным, моветоном, как крайний случай это может быть допущено, если ты сам велик.

Биографы тщательно изымают из биографий все упоминания о промахах и ошибках героев. Если же их и приходится признавать, то ту же сочиняется куча оправдывающих неодолимых обстоятельств, что мол, любой бы на его месте ошибся бы, может даже ещё хуже, что он, мол, по-своему был прав и.т.п. оговорки.

Впрочем, непогрешимость считается достоинством не только исключительно ученых мужей. Её усиленно приписывают и художникам и поэтам и писателям и полководцам и.т.д., хотя бы даже речь шла и о вещах, в которых подзащитный по роду своей великой деятельности вовсе и не обязан был разбираться.

Про религию, наверное, излишне и говорить – тут всегда своя религия самая правильная. Свое толкование самое верное. Свои святые – непогрешимы.

Что же касается историков науки, то они свое внимание сосредоточивали преимущественно на позитивных результатах развития науки. Таким образом, ошибки издавна находились на положении бедных родственников, от которых, как могли, открещивались и старались как можно быстрее забыть. И наконец, в довершение к образам непогрешимых, как Папа Римский (насчет непогрешимости которого церковью принят специальный догмат) Великих Мужей и отдельных наук, был создан образ некоей собирательной Науки (с большой буквы), которая олицетворяет собой плоды трудов Великих Мужей, и которая, конечно, непогрешимее Папы Римского.

Нетрудно понять, что подобный психологический климат отнюдь не способствовал возникновению эррологии.

Научный подвиг замечательного русского хирурга Пирогова, опубликовавшего книгу с анализом своих врачебных ошибок, остается редчайшим исключением такого рода и по сей день. Очень мало нашлось врачей, способных последовать его примеру. Врачу признаться вдвойне трудно – ведь это признаться чуть ли не в убийстве. Но вместе с тем признать и проанализировать собственные ошибки – значит спасти других от их повторения, спасти жизни других больных – и поэтому позор признания вознаграждается успокоением совести, утехой чувства собственного благородства.

Известны книги с анализом ошибок в боевых действиях, даже собственных. Видимо там, где за ошибки расплачиваются кровью, голос совести еще способен заглушить уязвленное самолюбие, и то, ох как редко!

Но кто мне укажет хоть один труд в котором анализировал бы свои ошибки геолог, химик, педагог, биолог? А художник, музыкант, поэт, наконец? Хотя мемуаров о своих удачах и успехах в любой отрасли деятельности хоть отбавляй.

Итак, анализировать свои ошибки – позорно, чужие – врагов наживешь, Великих Мужей – неэтично, научных школ и наук – а не слишком ли много на себя берешь? А кому интересен, разбор ошибок третьестепенных ученых, живших полтора столетия назад? Вот и остается анализировать ошибки в школьных сочинениях.

Кроме того, когда некто начинает разбирать ошибки других, то у некоторых личностей возникает подозрение, что он делает это только с целью показать и доказать, что он "умнее других" и вообще выпендривается,

Следствием таких подозрений является как вообще отрицательное отношение к данному индивиду, так и стремление любым путем оспорить его анализ (мне лично приходилось сталкиваться с такого рода реакцией).

Психологический механизм такой реакции в общем-то понятен и достаточно интересен, чтобы остановиться на нем: по-видимому, когда человек слушает изложение некоей точки зрения и её критику (т.е. по сути, скрытый диалог), то он непроизвольно может отождествить себя с носителем критикуемой точки зрения (а привычка и способность к такому самоотождествлению достаточно развита у нас литературой, кино, телевизором), и далее реагировать на критику этой точки зрения так же, как на критику в свой адрес. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. При этом он может и вполне не осознавать сути своей позиции, считая, что он выступает как нейтральный и беспристрастный арбитр. Но сам эмоциональный характер его реакции хорошо указывает на её действительную сущность.

Итак, на пути создания эррологии стояли большие трудности и чисто субъективного порядка. Более того, они продолжают стоять и сейчас. И нет сомнений, что и настоящая работа вызовет у ряда лиц отрицательное отношение именно в силу указанных особенностей существующего отношения к ошибкам.

Одни увидят в излагаемом материале личную обиду, другие подкоп под авторитеты, третьи – нахальное вторжение в чужую епархию да ещё с попыткой вынести оттуда сор, четвертые – просто желание повыпендриваться и показать себя гением "за счет других" и.т.д.

Но когда-то и кому-то начинать нужно. Настоящая работа и представляет собой мой первый опыт в области эррологии .

Я не собираюсь и не надеюсь сразу создавать и излагать что-то цельное и стройное. Здесь ставится задача привлечь внимание к новой области, пройтись хотя бы кавалерийским галопом по терра инкогнито, осмотреть самые разные её уголки. Поэтому изложение материала неизбежно страдает отрывочностью. Хотя первоначально этот опус был задуман как некий систематический труд, от этого замысла в процессе работы пришлось отказаться – такая работа в настоящее время не по силам одному автору, поэтому первая часть страдает фрагментарностью и изложена в виде отдельных внешне мало связанных между собой кусков, и не уложенных в какую-либо определенную систему.

Стремлением сделать труд доступным для возможно большего числа читателей обусловлена и популярная форма, изложения. Выбор примеров для пояснений обусловлен помимо соображений удобства также, конечно, и областью моих интересов и знаний.

И ещё одна неизбежная оговорка: автор вовсе не ставит целью кого-либо опорочить, упоминание об ошибках того или иного "Великого" вовсе не означает отрицания его заслуг, так же как и упоминание или разбор ошибки кого-то из малых – ведь не ошибается только тот кто ничего не делает. И наличие ошибки в той или иной работе вовсе ещё не говорит о бесполезности всей работы в целом. В силу специфики предмета нам придется часто встречаться с цитатами отдельных не лучших мест тех или иных авторов и с отнюдь не хвалебным разбором их.

Не следует это воспринимать как попытку оценить работы этих авторов в целом – в остальном они могут быть и отличны – просто не нашлось более подходящего примера из более плохой работы, вне всяких сомнений, некоторые из процитированных авторов останутся обиженными – слишком уж вопиют ошибки сами за себя.

Но в конце концов у меня есть оправдание – ведь не я же придумал и напечатал многотысячными тиражами цитируемые издания. И почему бы мне не заимствовать цитату и не поставить под ней имя автора, если уж он сам решился поставить свое имя на титульном листе издания, откуда взята она? Что же касается сведений и материала, собранных приватным путем, то здесь конечно будут вполне соблюдаться правила этики.

Итак, ЧТО ТАКОЕ ОШИБКИ И КАК С НИМИ БОРОТЬСЯ?

ЧАСТЬ 1.

Ошибки бывают разные, но не все их мы будем рассматривать, как уже говорилось во введении, главным нашим предметом будут ошибки мышления, как мы их будем называть, интеллектуальными ошибками.