– Слышь, где она? В какую сторону рванула эта дрянь?
– Туда. – Айзек указал вниз по улице и, не оборачиваясь, отправился дальше. Больше он ничего не мог.
Рассыпанные по тёмному небу звёзды тускло блестели сквозь морозную дымку. Пора бы подумать о ночлеге. Силой вламываться в чужой дом Пёс не горел желанием, но спать на улице – слишком холодно. Он прошёл деревню из конца в конец, но так и не решил, как поступить. Найти бы брошенную халупку, но где её возьмёшь, когда целый отряд обосновался здесь. Пёс уже собирался постучаться в первый подвернувшийся дом, когда его внимание привлекли поскрипывающие на ветру ставни. Старенькая, покосившаяся избушка на краю деревни и впрямь казалась необитаемой. Потоптавшись на месте, Айзек двинулся к ней и прислушался – изнутри не доносилось ни звука.
– Эй? Есть кто? – Он толкнул дверь, и та распахнулась.
Никакого ответа. Возможно, хозяева бежали в лес.
– Я захожу, – предупредил Пёс и шагнул в полутёмный дом. И почти тут же на него напали сзади, попытавшись оглушить. Уходя от удара, Айзек рухнул на пол и перевернулся на спину. Перед ним стояла сухонькая низенькая женщина с горящими решимостью глазами.
– Убью гада! – пригрозила она, замахиваясь лопатой.
– Я не причиню вреда! – Айзек засунул в ножны вытащенный наполовину меч и вскинул руки. – Клянусь!
– Ну да? – Женщина недоверчиво смотрела на наёмника. – Тольки отвернуся, а ты меч в спину.
– Я могу отдать его тебе. Я просто искал, где бы переночевать, уж больно холодно снаружи.
Женщина приопустила лопату.
– Мэне отдашь меч?
– Да. На ночь. Так тебе будет спокойней.
– А што ищо потребушь? – Она снова приготовилась защищаться.
Пёс медленно поднялся на ноги.
– Я ничего не возьму и не трону ни тебя, ни твоих деток.
– М’их деток? – насторожилась женщина.
Айзек кивнул на три чашки на столе.
Женщина с сомнением оглядела стоявшего перед ней парня: грязный, обросший, с пересекавшим лицо шрамом, Айзек и сам догадывался, сколь мало доверия внушал.
– Я видала, што творит ваш брат.
– Я не они.
– Почём ме знать?
– Вот. – Айзек медленно расстегнул перевязь и положил меч в ножнах на пол. – Я не желаю зла. Да и вам со мной будет спокойней, другие наёмники не сунутся сюда – об этом я сумею позаботиться.
– Ишь, складно брешешь.
– Я Айзек. – Пёс улыбнулся и протянул руку.
– Гельда, – представилась женщина, однако не протянула руки в ответ.
– Выпусти детишек из подполья. Я не сделаю им ничего, Гельда. – Айзек отступил от меча. – Клянусь тебе.
Женщина попеременно смотрела то на наёмника, то на лежащее перед ней оружие. Наконец, она отставила лопату в сторону, подхватила с пола меч и выдернула его из ножен.
– Лады, оставайся. Коли сбрехал, пойдёшь к демонам в послесмертии.
– Думаю, я уже давно заработал себе там местечко.
– Выходьте! – крикнула Гельда.
В ответ на её слова из подполья показалась сначала светлая взлохмаченная голова мальчишки, а следом за ним вылезла и сестра – миловидная, ладная девушка лет шестнадцати.
– Ты глаза-то на м’ю дочу не вылупляй! Удумашь дрянное – махом не мужиком останисся.
Пёс рассмеялся.
– Ваша дочь прекрасна! Но я её не трону.
– Сильно ты добр для наймита, – пробормотала женщина, наливая Айзеку суп в чашку.
– Я не добр, просто я устал от бессмысленной жестокости. От убийств, от крови, от войны.
– Так утёк бы.
– Не могу.
– Отчегось? – Гельда и её дети вернулись к прерванной трапезе.
Айзек пристроился с краю и пододвинул к себе чашку.
– Мне некуда идти. Да и повесят же. Не любят у нас перебежчиков.
– Но они можут тя не поймати, – подал голос мальчик.
Пёс указал на своё лицо.
– Думаешь, с таким-то узором я смогу спрятаться?
Мальчик с восторгом посмотрел на шрам Айзека.
– А гиде…
– Буде дурных вопросов, Кей, – оборвала сына мать. – Доядай и шурсть спати!
Но не успели они лечь, как случилось то, чего страшился Айзек: несколько набравшихся наёмников принялись тарабанить в дверь. Айзек мгновенно подскочил.
– Слушайте меня, и всё обойдётся. Ты, – Пёс подобрал с пола одеяло и кинул притаившейся на печи девушке, – накройся с головой и смотри не высовывайся. Гельда, держись поодаль, мало ли что взбредёт им в головы, а сына спрячь.
– Меч? – прошептала перепуганная женщина. – Отдати те меч?
Айзек покачал головой.
– Он мне ни к чему, за убийство своих меня повесят тут же, за порогом. – Он взял стоявшую у двери кочергу и, спрятав за спиной, шагнул к двери. – Всё будет хорошо.
Пес дёрнул за ворот рубаху, распуская шнуровку, взлохматил волосы и распахнул дверь.
– Чего надо?
– О, да тута уж есть гость, – пьяно протянул один из карателей. – И веселье тож-ж в полнейшем разгаре.
– Вам какое дело? Шагали мимо – вот и шагайте.
– Нам тут шепнули, что здеся живёт красивая молодка. Неплохо бы и нам поразвлечься.
Айзек опёрся рукой о косяк, перегораживая вход.
– Девка уже при деле.
– Эт мы поняли. – За спиной говорящего послышались смешки товарищей. – Но ты же не прочь поделиться добычей с боевыми товарищами? Пустим её по кругу, а?
Пёс холодно улыбнулся.
– Не выйдет. Ненавижу делиться добычей. Девка – моя, только моя и на всю ночь. Приходите утром – подберёте объедки.
– Эт мы ещё посмотрим. – Наёмник шагнул вперёд, намереваясь оттолкнуть Айзека в сторону, но не тут-то было. Удар в челюсть сбил мужчину с ног.
– Я сказал, что не намерен делиться. – Пёс угрожающе качнул кочергой. – Найдите себе другие подстилки и не мешайте мне развлекаться!
– Ах ты, падла! Ишь, вздумал перечить! – Наёмник выдернул из-за пояса кинжал.
– Не будь дураком. Сплясать на суку захотел?
– Ежли будешь зарытым на задворках трупом, никто и не узнает…
Айзек шагнул за порог в ночь, захлопнув за собой дверь.
Стоило двери вновь распахнуться, как Гельда рванулась к ней, сжимая в трясущихся руках меч.
– Это я, всё в порядке. – Айзек отбросил кочергу в сторону.
– Ты жи не… – со страхом уточнила хозяйка.
– Пара поломанных носов и куча синяков.
Дочка Гельды, соскользнув с печи, протянула Айзеку одеяло.
– Бери, ты озяб. – Она потупилась. – Они не вернуцца? Ну… Помстити?
– Не сегодня. Сегодня они слишком заняты развлечениями.
Девушка побледнела, вполне понимая, что имел в виду Пёс, и поспешно отвернулась. Айзек положил на стол кинжал.
– Вот. Отобрал у одного. Вам пригодится.
– Исполать! – Гельда осторожно коснулась пальцами оружия.
Айзек вздохнул.
– Вам бы уйти из посёлка до утра. И желательно подальше.
Гельда подняла на него испуганный взгляд.
– Следы нашинских уж не сыскати. А я одна в лесу с двумя детями. Кей мал, да и Иветта… – Женщина осторожно, почти что бережно положила ножны с мечом на стол, рядом с кинжалом. – Мы сгинем тама, Айзек.
Пёс собрался было ответить, но передумал и лишь молча кивнул. Лес – не спасение для них. Но как сказать давшим приют, что за его спиной стоит смерть, что их отряд – не простые наёмники и, уходя, они не оставят выживших? Как заставить выбирать между смертью в собственном доме и смертью в снегах?
Гельда спала неспокойно, время от времени вскрикивая во сне, на печи ворочалась Иветта, и только Кей спал крепко, обняв ножны от меча Айзека. Сам же Пёс бесконечно смотрел в тёмный потолок, тугие узлы мыслей сплетались в голове, не давая покоя. Он слишком хорошо знал, какое страшное утро ждало их. Утро, которое станет последним для целого селения. Утро, когда он в очередной раз смирится с кровавой жестокостью и предпочтёт промолчать, отвернуться, сохранить свою никчёмную шкуру. Айзек уже видел однажды, как сжигают деревню, оставляя лишь жалкую горстку выживших – тех, кто разнесёт вести о том, как карается предательство своих. Чудовищные сцены, от которых кровь стыла в жилах, после которых невозможно спать по ночам. И как долго он ещё будет молчаливо подчиняться, уговаривая остатки человечности в себе, что он лично не сжигал заживо и не зарубал мечом детей и калек. Но он был там, свидетель и соучастник. Есть ли в мире прощение за такое?