Такой головокружительной карьеры, как у Жукова, русская история, пожалуй, не знает. И дело вовсе не в том, что простой подмастерье смог выбиться в высшее политическое руководство страны, а в том, что дважды сброшенный «со скалы», Георгий Константинович каждый раз умудрялся восстать из пепла и вернуться обратно в элиту.

Первый раз Жукову прилетело в 1946 году – за «бонапартизм» и «противопоставление себя партии». По меркам 1937 года представленных обвинений хватило бы на два расстрела, но времена были нынче совсем другие.

И дело даже не в том, что Жукова знал весь мир, любили и уважали в Красной Армии, а в том, что маршал был очень нужен Сталину.

Если бы с Жуковым действительно хотели расправиться, то поступили бы проще и жестче. Вряд ли бы в этом случае стали городить огород с Военным Советом, где разрешили дискуссию генералов по оценке «бонапартизма» Георгия Константиновича. Скорее всего, позиция советских маршалов по отношению к этому вопросу была просчитана Сталиным заранее. Так что, Жукова все таки хотели нейтрализовать, а не убить.

Если бы хотели уничтожить, то с ним поступили бы также, как с Соломоном Михоэлсом – председателем Еврейского Антифашистского Комитета. Михоэлса, в 1948 году, как слишком заметную фигуру, ликвидировали в рамках спецоперации МГБ, обыграв это, как автокатастрофу. С другой стороны, можно вспомнить печальную судьбу генерала Гордова, заместителя командующего Сталинградским Фронтом в августе-сентябре 1942 года. В 1947 году Гордова арестовали, вменив ему, по сути то, же самое, что и Жукову. И расстреляли без всяких сантиментов.

Однако Сталин готовился к очередной войне и раскидываться маршалами не собирался – слишком уж хорошо помнил 1941 год. Он лишь хотел припугнуть высший генералитет – поставить на место военную элиту, которая за время сражений Второй Мировой чересчур «расправила крылья».

В итоге, была принята осуждающая резолюция, но без фатальных последствий для обвиняемого. В нашем же контексте показателен тот факт, что в итоговом документе12 о «бонапартизме» Жукова упоминается Сталинград!

По сути, именно этот фрагмент из официального текста приказа проговаривает Сталин в художественном фильме «Сталинградская Битва», когда объясняет отсутствие Жукова на совещании по разработке плана Уран.

Удивительно, но даже художники, которые писали картины на военную тематику, были в курсе, что Жуков никакого отношения к Урану не имеет! Рассмотрим классический рисунок «Заседание Ставки ВГК», за который художник получил сталинскую премию.

Мы видим перед собой совещание по разработке плана Уран, где есть Рокоссовский, есть «гражданские» Щербаков и Молотов, но нет Жукова! То есть художнику дали четкую установку, что Георгию Константиновичу здесь не место. Примечательно также, что на рисунке изображен Рокоссовский, который к разработке Урана имел весьма косвенное отношение, в отличие от того же Еременко. Соответственно, была команда исключить и Еременко.

Впоследствии на основе этого рисунка была написана картина, где художник «внезапно» вспомнил, что в 1942 году была форма другого образца. Рокоссовский исчез с картины так же неожиданно, как и появился, вот только Жукова, как не было, так и нет.

Разработка плана Уран (версия №1)

Разработка плана Уран (версия №2)

В итоге, Георгий Константинович все понял, покаялся и поехал в ссылку – командовать Одесским военным округом. Однако Одесса оказалась лишь разминкой – в 1948 году опальный маршал пошел уже по «трофейному делу».

На этот раз Жукову вменили мародерство и формально ничего не мешало возбудить уголовное дело – доказательств было выше крыши. Например, по тому же делу, генералу Крюкову дали 25 лет, а его жене, известной певице Лидии Руслановой – десять.

В ожидании неминуемого ареста Жуков свалился с инфарктом. Видимо, это стало неким звоночком для Сталина, который решил, что пока достаточно. Действительно, певиц у нас в стране много, а маршал Победы один.

Его отправляют в очередную ссылку, теперь уже в Свердловск, подальше от государственной границы. Вместе с тем, репрессии против военной элиты нарастали и вполне возможно началась бы третья волна арестов, но тут, на счастье многих генералов, разгорается конфликт в Корее. Это событие становится переломным моментом в судьбе Жукова.

Корейский конфликт мог в любой момент перерасти в Третью Мировую войну, причем с применением ядерного оружия. Пожар разрастался и в этой ситуации советский генералитет вновь ощутил себя «на коне».

В начале 1950 года Жукова выбирают в Верховный Совет СССР (хотя изначально он в предвыборных списках не значился), потом в ЦК КПСС, возобновились официальные визиты за границу. Опала так же внезапно закончилась, как и началась.

21 сентября 1953 г. Совмин СССР отменил решение Высшего военного совета от 1 июня 1946 г. и постановление Совмина СССР от 3 июня 1946 г., «поскольку материалы, на основе которых были приняты указанные постановления, были преступно сфальсифицированы бывшим министром государственной безопасности Абакумовым».

Ожидаемо, карьера маршала пошла по нарастающей. Сначала он получил должность зам. министра обороны СССР, где даже успел послужить вместе с Леонидом Ильичом Брежневым13, а вскоре стал полновластным министром. В 1957 году Жуков становится членом Президиума ЦК КПСС – это высшая ступень в советской властной иерархии.

Столь высокая должность стала наградой за разгром «антипартийной группы» Молотова, Маленкова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова. Однако очень скоро выяснилось, что это была пиррова победа, ибо Жукова испугалась не только «банда Маленкова», но и команда Хрущева.

От триумфа до падения – один шаг

Всего через три месяца после совместной победы, в октябре 1957 года, Никита Сергеич собирает очередной Пленум, где объявляют «антипартийным» уже самого Жукова.

На трибуну выходили прославленные маршалы и все, как один, клеймили Жукова. Никто за него не заступился, причем некоторые открестились не только устно, но и письменно. Конев, например, написал письмо следующего содержания:

Рокоссовский с трибуны в деталях рассказывал, как Жуков орал на него матом и угрожал расстрелом, причем надо отметить, что звучало это очень правдоподобно. Однако привычные на войне мат и расстрелы – это вовсе не те обвинения, которых ждали от Константина Константиновича. Правда другие маршалы не подкачали.

Маршал Чуйков первым прошелся по особо больному месту – переписыванию истории. Его реплики явно указывают на несправедливость послевоенного «распределения» полководческих заслуг в пользу старой гвардии: