Врет. Ни о каких плюсах речи не шло. Шурка все обставила так, чтобы остаться чистенькой в собственных же глазах, ничего мне вроде и не посоветовав прямо, но в то же время подведя меня к выгодному ей решению. И зафиналя все нетерпеливо-требовательным:

– Так что?

Внутри разгорается пламя боли.

– Что «что»?

– Что ты решила?

– За минувшие полсекунды? Ничего нового. Я не знаю.

– Он же с той бабой был. И вообще…

Киваю, неверяще глядя в ее глаза.

– Ну да. Не факт, что мне нужен рядом такой мужчина.

– А я о чем? – кивает Шурка, все так же смотря куда угодно, но не на меня.

Нож в груди не проворачивается, нет. Он врезается в плоть с новой силой. Раз за разом, еще, и еще. Слово за слово. И я понятия не имею, почему так больно. Может, потому что от Худякова я ничего хорошего не ждала, тогда как Чуранова… Она, наверное, оставалась единственной опорой в моей пошатнувшейся жизни.

Как видно, все меняется, и все проходит. Вот только до этого нужно дожить. До того, чтобы прошло. Отпустило… Пока же моя агония длится, и длится, и нет ей конца и края.

– Я еще рассматриваю вариант родить для себя.

– Серьезно? В двадцать один год?

– К моменту родов мне будет двадцать два.

– Это, конечно же, все меняет, – закатывает глаза Чуранова, смывая отраву слов с языка торопливым глотком вина. – Ты сказала Юлии Кирилловне?

– Нет. И не скажу, пока не решу, что с этим делать. Ладно. Что мы все обо мне? Ты тоже хотела чем-то похвастаться.

Своими отношениями с моим мужиком, да… И понимая это, я теперь отчаянно жду, что же Шурка скажет, узнав о моем положении. Неужели ей хватит наглости рассказать о том, что они теперь с Худяковым?

– А-а-а, да нет. Пустяки. На фоне твоих новостей.

Меня почему-то страшно радует ее ответ. Я даже убеждаю себя, что она как раз таки все Владу и выложит. В смысле, когда будет с ним рвать. В сложившейся ситуации это идеальный расклад. Я сделаю вид, что не знаю об их мимолетной связи, и тем самым спасу нашу дружбу. В конце концов, я тоже немного виновата в том, что произошло. Если бы не держала в себе то, как страдаю без Влада, если бы не дала ей зеленый свет… Ничего бы, наверное, и не было? Ну не могу я представить Шурку подлой разлучницей, которая специально бы влезла в мою семью. Даже если мы еще ею не были.

Но мои надежды так и остаются надеждами. Чуранова ничего не говорит о Владе. Потому что от него нет никаких новостей. А я вздрагиваю каждый раз, когда чертов телефон звонит.

– Асия! Ты видела мое письмо?! Это просто невероятно, правда?!

– Да, Джесси. Невероятно. Точно, – шепчу я, рисуя на стекле цветы.

– Нужно подписать контракт. Прямо сейчас, слышишь? Я, конечно, убедила Ричарда, что ты готова приступить к сьемкам в любой момент, но, детка, ты знаешь, как у нас с этим строго. Лучше бы тебе вообще прилететь…

– Ладно.

– Ладно? – изумляется моя агентка. – Речь о Лондоне. А съемки…

– Я помню, что они будут в Ирландии. Закладываем четыре недели, правильно?

– Все верно.

Отлично. За это время мой живот вряд ли сильно вырастет. Конечно, по всем негласным законам я обязана поставить в известность директора фильма, если существуют какие-то ограничения в возможности выполнить взятые на себя обязательства, в которые, конечно же, включается и беременность, но… Мне выпал такой шанс, что я просто не могу им рисковать. Тем более что на кону не только моя карьера. А может, целая жизнь… Да-да, точно. Я просто уеду. И постараюсь во что бы то ни стало зацепиться там. Ведь здесь мне, очевидно, уже давно нет места.

– Я прилечу, дай мне пару дней все организовать. 

Четыре года спустя

Влад

– Когда тебя ждать домой?

– Как только я закончу с делами.

– То есть можно ложиться спать, да?

Александра, как ее теперь положено называть, говорит ровно. Очередную истерику, которую она старательно в себе душит, выдает разве что легкое дребезжание в голосе. И я уже доподлинно знаю, что будет дальше. Зажмуриваюсь. Желваки прокатываются под кожей, так явно сигнализируя о моей злости, что непонятно, какого хрена она с бараньим упорством продолжает и теперь накалять:

– Пятый раз за эту неделю? А у меня овуляция, между прочим.

Овуляция. Я, кажется, уже ненавижу, блядь, это слово. Ненавижу тесты, которые можно найти в каждом гребаном шкафчике в ванной. На овуляцию, да, на беременность… На что там еще?

Мне так это надоело, что я бы давно развелся. Если бы не чувствовал своей вины за то, что когда у Шурки случился выкидыш, меня не оказалось рядом. За то, что не любя ее, в общем-то, я так и не смог стать ей поддержкой, в которой она так нуждалась в то нелегкое время. А сама она не справилась, не сумела себя сохранить, превратившись из легкой веселой девочки в дерганую неврастеничку. Видит бог, я хотел этого меньше всего на свете.

– Шур, – неимоверным усилием воли изображаю вполне дружелюбный тон. – Ты же в курсе, да, что завтра мы улетаем? До этих пор надо все по максимуму разгрести. Никуда твои овуляции не денутся…

– Ты себя слышишь?! – взвивается она.

– А ты себя?! Заебала уже. Я три года нормально не трахался. Все по гребаному графику… Прости, моим стоякам на них похуй. Нашла, блядь, неваляшку!

Ответить Шуре мне нечего. И она это понимает. Сидит, вон, кривя дрожащие от обиды губы.

– Сколько раз я просила не называть меня этим именем? Ты специально, да? – цепляется хоть за что-то.

– А что с ним не так?

– Оно деревенское. Сто раз объясняла!

– Так и ты не городская, Шур, что бы ни пыталась из себя корчить, – устало замечаю я, со скрежетом отодвигая стул. – Завязывай давай с истерикой.

Отбросив церемонии, добавляю холодка в голос, надеясь, что моя женушка все же поймет, что это последнее китайское предупреждение. Я и так проявил не абы какое терпение.

– Все дело в этом, да?! – вскакивает та за мной. – Я тебе просто не пара?! Ты поэтому каждый раз меня доводишь? Хочешь, чтобы я не выдержала первой?

– Я довожу? Чудны твои дела, господи.

Выхожу из столовой. Пересекаю коридор, затылком чувствуя дыхание бегущей за мной жены. Как же она достала! Просто невероятно меня достала. И жаловаться мне не на кого. Сам виноват. В том, что так и не смог поверить в то, что Шурка залетела случайно. В том, что так и не смог простить, что она приперла меня буквально к стенке, единственным доступным ей способом. Впрочем, если бы кто-то меня спросил, верю ли я, что она пользовалась тогда таблетками-контрацептивами, я бы и сейчас сказал – нет. Чуранова вполне понимала, что делает. Вопрос – зачем. Может, у нас все и без этого получилось бы. И принесло бы гораздо больше счастья. В конце концов, я давно хотел семью. Но вышло так, как вышло. И теперь… Хер его знает, что с этим делать. Кончать? Я все больше склоняюсь к этому. Жалко только потраченных лет. Ну и в принципе. Кто любит признавать ошибки?

– Влад, постой!

– Ну что еще? – замедляюсь, так и не обернувшись. Шурка обнимает меня со спины. Обхватывает руками. Трется грудью в надежде любыми путями урвать от меня немного биологического материала. Чувствую себя быком-осеменителем каким-то. У нее просто навязчивая идея – мне родить. Но если поначалу я был даже на против, то теперь… Как же, сука, меня все это дерьмо достало!

Стиснув челюсти, отрываю Шурку от себя. Толкаю к ближайшей этажерке, на которой обычно стоит ваза с цветами.

– Влад! Ну, ты чего? В кровать пойдем.

Запрокинув голову, зло смеюсь. Кто бы мог подумать, что именно Чуранову я буду чинно трахать на супружеском ложе? Это так же невероятно, как и то, что наследную принцессу Юсуповых я в хвост и гриву драл, где придется. Просто, блядь, насмешка судьбы.

– Так стой.

Вжикнув молнией, одной рукой вываливаю вялый член. Другой задираю халат Шурке на голову. Несколько раз прохожу кулаком туда-сюда, давая себе окрепнуть, и сходу беру быстрый темп. Чуранова так хочет получить заветные сперматозоиды, что терпит все происходящее молча. Чтобы не смотреть в ее равнодушное лицо, отражающееся в зеркале, прикрываю глаза. И бью, бью бедрами. Легкие разряды электричества в крестце сигнализируют о приближающемся оргазме. Я распахиваю глаза и успеваю заметить мелькнувшее торжество в очах Шурки.