– Все в порядке? – уточнила она. Я кивнула и вышла в коридор.

– Да, но мне очень нужно с вами поговорить. Пожалуйста, госпожа Патриция, прошу вас.

Она вздохнула, качнула головой и мы пошли в башню Восточного ветра. По пути я тихонько сплела небольшое заклинание истины: сработает, если скелет ящера настроен так, чтобы скрывать правду о своей хозяйке. Когда мы вошли, госпожа Патриция села за стол и недовольно сказала:

– Если домовые съели мои киви, то так и скажите. Я не обижусь, хотя мне будет неприятно.

– Это ваши киви? – спросила я.

Госпожа Патриция нахмурилась. Видно, еще сильнее засомневалась в моем душевном здоровье.

– Мои. Говорю же: корзина с киви. В кладовой.

– А где вы их купили? – спросила я. – В этих краях киви редкость…

Госпожа Патриция поджала губы.

– Ну точно сожрали. И как только умудрились? Да, Эмма, это мои киви, корзину прислал мой выпускник Джереми Кхвонга. Работает сейчас в Проюжье, там их много. Вспомнил, что я их обожаю, решил порадовать перед началом учебного года.

Я покосилась в сторону ящера. Он молчал. Но и мое заклинание тоже не показывало лжи. Госпожа Патриция открыла ящик стола и вынула открытку с нарисованным вомбатом. Положила передо мной.

– Вот, это сопровождало корзину. Почерк Джереми я знаю, он двенадцать раз пересдавал физические основы магии.

Тишина. Она не лжет.

– И вы окутали корзину чарами, чтобы домовые не увидели киви? – уточнила я. – Потому что они не помнят никакой корзины.

– Разумеется, – недовольно ответила госпожа Патриция.

Ящер и мое заклинание молчали.

– А почему вы не съели их сразу? – спросила я.

– Знаете, голубушка, есть вещи, в которых я не должна давать отчет, – чуть ли не обиженно сказала проректор. – И вообще я не понимаю, почему вы устроили допрос!

Я вздохнула, собираясь с духом.

– Потому что это были не киви. Это бомбы. Анна заказала мне торт, я увидела киви и решила, что они общие…

Госпожа Патриция возмущенно выпрямилась с таким видом, словно хотела выругаться. Потом откинулась на спинку кресла, будто поняла наконец, о чем я толкую.

Да. О бомбах.

– Вы сильная волшебница, раз смогли заглянуть под мои чары, – промолвила она. – Но бомба… как? Это были обычные фрукты!

Ящер качнулся над нашими головами и издал мелодичную трель, подтверждая слова хозяйки. Да и мое заклинание спокойно лежало в ладони.

Госпожа Патриция не лгала.

– Мы с Анной вчера были на кухне, – сказала я. – Она пришла поздравить меня с обретением истинной пары, я стала готовить для нее торт. Но как только я хотела резать киви, она вдруг велела мне остановиться. И да, в киви были бомбы. Они рванули бы, начни я их резать.

Проректор изменилась в лице. Ящер по-прежнему пел, показывая, что все говорят правду.

– Бомбы в академии? – госпожа Патриция дотронулась до груди, потом вынула таблетницу и отправила в рот пилюлю. – Как такое вообще возможно? Как это произошло? Джереми прислал обычные плоды, я съела один… да, мне нельзя есть много фруктов, желудок не позволяет. Господи, бомбы в академии…

– Не волнуйтесь так, все уже в порядке, – заверила я. Госпожа Патриция побледнела так, что я невольно испугалась: не хватил бы ее сердечный приступ. – Вы можете мне помочь?

– Да, разумеется, – проректор проглотила еще одну пилюлю, прикрыла глаза, собираясь с мыслями. – Что нужно сделать?

– Давайте поговорим с Анной, – попросила я. – Пусть подтвердит все, что я сказала. Сможете ее вызвать в кабинет?

Не доверяла я госпоже Шрайбер, несмотря на все ее добрые слова и подарочки. Вот не доверяла, и все тут.

Анна пришла через четверть часа: она переоделась, и я заметила, что воротник ее платья стал еще выше, подпирая шею по моде позапрошлого века. Выглядела она бледной и больной. Опустившись в свободное кресло, Анна призналась:

– Голова раскалывается. Чувствую перемену погоды, к нам идет буря.

– Только этого и не хватало, – нахмурилась госпожа Патриция. – Анна, что это за история с бомбами?

Анна выразительно завела глаза к потолку.

– Я всегда говорила, что форма киви идеально подходит для бомбы с разрыв-чарами. Кто-то приволок в академию целую корзину таких. Поварихе повезло, что я была рядом, иначе рвануло бы – костей не собрать.

Госпожа Патриция понимающе кивнула.

– Ты пошла на кухню вечером? После нашего с тобой разговора?

– Верно. Говорят, что сладкое помогает справиться с переживаниями, а я переживала. Не буду скрывать: Мартин всегда мне нравился, я имела все основания считать, что мои чувства взаимны. Поэтому естественно, я огорчилась, когда он встретил свою истинную.

Анна перевела взгляд на меня, и в ее глазах я не увидела ничего хорошего. Только плохо скрываемую неприязнь.

– Но я могу лишь порадоваться за человека, которому симпатизировала. Обретение истинности редкая вещь, и я рада, что он нашел такое счастье.

Скелет ящера издал сдавленное покашливание, и мы с госпожой Патрицией понимающе переглянулись. Анна могла вести себя с безукоризненной вежливостью, но это никого не обмануло бы.

– Но да, бомбы в самом деле были, – продолжала Анна. – И нам всем очень повезло. Я рада, что защита академии повышена, особенно с учетом того, что твой, Эмма, несостоявшийся жених скрылся из Ротбурга и бродит где-то рядом.

– Откуда ты знаешь? – нахмурилась я. – Тебя же с нами не было, когда об этом стало известно!

***

Анна только рукой махнула.

– Джеррит рассказал. Что ты так удивляешься? Все об этом знают. Если замку грозит опасность, надо быть готовыми к ней.

Скелет ящера издал переливистую трель. Значит, Анна ни в чем не виновата.

– Необычное у тебя платье, – заметила я. – Не слышала о том, что воротники, как у монахинь, теперь в моде.

Анна вздохнула.

– Скрываю сыпь, съела утром пару апельсинов. Родители прислали. Что ты вообще прицепилась ко мне?

Госпожа Патриция выставила руки вперед примиряющим жестом.

– Дамы, дамы! Только не ссорьтесь, тут и без вашей ругани хлопот хватает. Господи, поверить не могу. В академии злоумышленник, и все мы под ударом.

– Мы обязательно поймаем Норберта, – заверила я, и в это время откуда-то снаружи донесся пронзительный девичий визг.

Девушка кричала так, словно ее резали. И немудрено. На ее крики в сад высыпала чуть ли не вся академия, и, подойдя к густым кустам живой изгороди, я увидела торчащий носок знакомого ботинка.

Одной из радостей Норберта была хорошая обувь. Он не покупал туфли в магазине, как делали многие, а приходил к одному из лучших столичных мастеров и заказывал ботинки ручной работы. Каждую пару он холил и лелеял, надевая на выбранный случай. Вот эти, из оленьей кожи, тонкие и мягкие, Норберт надевал на встречи с друзьями, когда была назначена прогулка.

Девушка уже не визжала: Вайдфогель дал ей какой-то пузырек и кусок сахара, и теперь она старательно вытряхивала на него капли успокоительного зелья. Я шагнула было ближе, увидела темно-серые штаны – Норберт не очень любил их, но вот, все-таки надел…

В какой-то миг мне стало дурно чуть ли не до обморока, а потом за дурнотой пришло облегчение. Я сделала еще один шаг, и подоспевший Мартин придержал меня, мягко отстранил от кустарника и произнес:

– Лучше на это не смотреть. Мейли, рассказывайте.

Мейли икнула и едва слышно ответила:

– Мы с девочками играли в мяч… он залетел куда-то сюда, я пошла искать, а тут м-м… мертвец.

Я отстраненно подумала, что девушке нужно что-то делать с нервами: если она так переживает от вида покойников, то боевого мага из нее не получится. Мартин понимающе кивнул и, присев на корточки, принялся рассматривать мертвеца.

– Это он, – сказал Мартин. – Эмма, это Норберт.

Во рту сделалось сухо. Неужели мы все теперь свободны? И можно спокойно жить дальше, не думая о том, что рядом бродит враг, что в киви или яблоках могут быть бомбы.

Я подошла, присела на землю рядом с Мартином. Норберт в самом деле был мертв, лицо, которое я когда-то так любила, обрело неживую остроту, скрюченные пальцы правой руки вцепились в рубашку на груди, словно Норберт пытался разорвать ее и глотнуть воздуха.