Внезапно бормотание прекратилось. Ягурда открыла глаза, засиявшие в лунном свете, как два, ограненных Жереном бриллианта.

— Мама? — прошептала она удивленно и счастливо выдохнула ответив сама себе, — мама!

— Олира, — выдохнула я…

Она улыбнулась и закрыла глаза, снова забормотав что-то неразборчивое.

А я снова лежала без сна. Смотрела в темноту и улыбалась. Дыра в моей душе исчезла, стертая этим незамысловатым «мама»… Пока есть наши дети, для мира ничего не потеряно. Только от нас зависит, какими они станут, и какую дорогу выберут: составлять списки страданий или помогать людям.

Задремала я только под утро. И сразу же оказалась на изнанке, выдернутая потерявшим терпение Мехмедом.

— Ну, наконец-то! — воскликнула тень, отделившись от темной стенки шатра. — Я уж думал, ты решила не спать всю ночь.

В голосе брата слышалось недовольство. И ожидание неприятностей, которые непременно должны случиться.

— Что произошло? — нахмурилась я, поднимаясь над постелью и чувствуя, как замирает сердце. Я так и не привыкла видеть свое тело отдельно от себя и каждый раз, покидая его, ощущала некую неправильность происходящего.

Вместо ответа Мехмед, неприязненно косясь на бормочущую во все бывшую Верховную, — кивнул в сторону выхода:

— Давай выйдем. Эта девица… странная… У меня каждый раз такое ощущение, что она не спит и прекрасно видит нас с тобой.

Я не стала спорить. Я была уже почти уверена, что ночами контроль над разумом и телом получает Олира, которая существует в некой отдельной реальности, созданной Хигроном, и которая вполне может быть подобием изнанки.

Мы как обычно проплыли мимо дремавшего у костра мага, установившего вокруг лагеря магическую охранную нить, концы которой замыкались на спящем часовом. Мы с Мехмедом не собирались бежать, но на всякий случай провели испытания и прекрасно знали, как бы крепко ни спал дежурный маг, любая попытка пересечь незримую границу, приводят в его пробуждению. Но самое паршивое, что пробудившийся маг точно знает место прорыва и не раздумывая отправляет туда магический заряд, призванный уничтожить все живое. А то и не один, если мы пытались пересечь магическую охранку в двух местах.

Оказавшись вдали от лагеря, в том самом овражке, где несколько часов назад мы говорили с Илькой, я повторила свой вопрос:

— Мехмед, что случилось? Почему ты сегодня провоцировал ссору между Олирой и Илькой? Пока Цитадель не создана, нам не выгоден этот конфликт.

— К аддийским псам эту Цитадель, — выругался Мехмед. — После того, что я узнал, я не собираюсь вести девчонку в свою крепость!

— Рассказывай, — кивнула я и попыталась устроиться поудобнее. Хотя вряд ли возможно удобно висеть в воздухе, не чувствуя под ногами твердую землю. Я опустилась пониже, чтобы полупрозрачные ноги коснулись наших с Илькой следов, оставленных чуть раньше.

— Я тебе говорил, что Илька решила стать султаншей? — выпалил брат. — Я посмеивался над ее мечтами, потому что ни одни аддиец никогда не примет рабыню, пожелавшую править. Ты же понимаешь, какая это глупость? Посадить женщину на трон это все равно, что надеть корону на собаку. Забавно и смешно, но никто и никогда не воспримет это всерьез. Все будут знать, на самом деле правит не собака с короной, а тот, кто стоит рядом. Понимаешь?

Я прикусила губу, чтобы не выдать своих чувств.

— Если ты забыл, то я и есть та женщина на троне, которой ты отказываешь в праве и возможности руководить страной, — заметила я ровно, стараясь не показать, как обидно прозвучали слова брата.

— Это другое, — не раздумывая махнул рукой Мехмед. — Ты же понимаешь, таких, как ты, единицы даже в Грилории. А уж в Аддии женщины совсем другие. Они мягкие, податливые и послушные. Они не могут принимать решения, а особенно жесткие. Они не привыкли общаться с мужчинами, и, вообще, наши женщины, как несмышленые дети не способны позаботиться даже о себе…

Я усмехнулась, перебивая сказочки для маленьких девочек и мальчиков, которые мой брат пытался выдать за истину.

— Или они просто притворяются такими, чтобы править вами, своими мужчинами…

Теперь зафыркал Мехмед:

— Править мужчинами? Елина, это смешно.

— Тем не менее, — тряхнула я головой, — если ты хорошо подумаешь, то поймешь, что все обстоит именно так. Твоя мать управляет Эбрахилом. И не только она. Ты сам говорил, что мать Ильки легко обвела султана вокруг пальца…

В его взгляде вспыхнуло возмущение, он явно не был согласен с моими доводами. Но я решила настоять на своем. Это и моя гордость тоже.

— Мехмед, ты забываешь одну важную деталь: вы, мужчины, — ресурс для ваши женщин. Ресурс за который в гареме идет акая борьба, которая вам в обычной жизни и не снилась. Твоя мать, мягко улыбаясь, подсыпет яд в кубок соперницы, а потом, рыдая, заламывая руки и валяясь в ногах Эбрахила, убедит его в своей невиновности!

— Откуда ты знаешь про Айлин⁈ Мой отец повелел всем забыть о смерти седьмой жены…

— Про Айлин? — переспросила я и пожала плечами. — Я ничего не знаю про Айлин. Я просто хорошо знают женщин, Мехмед. Я ведь сама женщина. И, поверь, если нужно будет, многие из нас пойдет по головам, не испытывая ни малейшей жалости к тем, кого топчет…

— Я не верю, — мотнул головой Мехмед.

— А попробуй тронь ее детей? Твоя мать, — я сделала вид, что не услышала его слов, — сбежала из гарема, чтобы помочь тебе сохранить наследство и власть… Поэтому вы, аддийцы, очень зря недооцениваете женщин, считая их слабыми и недееспособными. Да, вы сильнее физически, да, власть вы держите их жизни в своих руках, но женщины приспособились управлять вами не с помощью силы, а с помощью хитрости, лести, угодливости… И, поверь, уж лучше бы вы позволили им прямо высказывать свое мнение, чем научили так мастерски плести интриги.

— Интриги, да… — невесело усмехнулся Мехмед, — тут вам точно нет равных. Илька откуда-то узнала, что твой хороший знакомый наследник Богини Аддии… И намерена родить от него дочь, которая станет править султанатом после нее и которая изменить весь наш уклад: освободит женщин от воли мужчин и позволит им жить своим умом… Она не понимает, что это невозможно!

— Настолько невозможно, — зевнула я, — что тебя очень обеспокоила такая вероятность, и теперь ты готов сломать наш, продуманный до мелочей, план и рискнуть своей жизнью, моей жизнью, жизнью сестры и будущим всего мира, чтобы не допустить то, что и так якобы невозможно?

— Ты не понимаешь, — попробовал он снова, решив, видимо, что я не поняла о ком речь, — Илька хочет родить ребенка от Гирема! От твоего Гирема! Ты знала, что в его крови наследие Древней Богини?

Я вздохнула… Мехмед смотрел на меня не отрывая глаз. Как будто бы надеялся увидеть на моем лице отражение тех чувств, которые я, по его мнению, должна была испытывать. Но я ощущала только разочарование. Мой брат, наследник великого султана, был типичным аддийским мужчиной, который считал женщин чем-то вроде домашних животных или неразумных детей. И даже наше с ним общение ничего не изменило в его менталитете. Невольно вспомнила Амила, сравнив их между собой. И боль потери, кольнувшая сердце, дополнилась сожалением о том, что старший брат совсем не похож на младшего. Амил никогда не считал женщин вторым сортом.

— Во-первых, — медленно начала я, — Гирем уже давно не мой. Мы расстались много лет назад. Во-вторых, я больше десяти лет носила на руке браслет Древней Богини, который защищал меня в то время, когда я скрывала свою настоящую личность. И, конечно же, я знала о его свойствах и о том, что мать Гирема наследница Аддии. И, в-третьих, я знаю о желании Ильки. Она рассказала мне. Но ничем не могу ей помочь. Я сама не прочь узнать, где сейчас находится Гирем…

И убить его, мрачно добавила про себя, за то, что притащил моих дочерей в Аддийски султанат.

— Ты разве не знаешь? — нахмурился Мехмед. — Гирем там, в той крепости, куда мы идем… Он попросил у меня убежище для себя и своих спутниц прошлым летом, и я не отказал…