Нужно было взбодриться. В девять уже встреча в посольстве. Мерзкий кофе на завтрак. Холодная яичница. Зачем я вообще выбрал это место? А… название красивое – «Огни Сибири». Вот теперь мучайся, мотылёк.

Много зубной пасты. Много ледяной воды на голову. Свежий костюм.

На улицу выходить как-то страшно. Хорошо, что прислали машину. Старый мерседес на ископаемом топливе. Пять минут дороги, пять минут на проверку документов, и вот я в объединённом посольском квартале – на самом деле просто большое и скучное здание.

Скучный кабинет с приёмной. Здрасьте, здрасьте, хеллоу, хеллоу, назначено, проходите.

Мой собеседник – атташе нашего посольства по каким-то там рогокопытным вопросам – был зол. На взводе. Он откуда-то уже знал, что я перебрал зелёненкой малахитовки, и где-то задержался.

Блин, точно, он же звонил вчера ночью. Ругался. А ведь сколько мы до того беседовали – милейший человек. Значит, я разозлил его.

– С ума сошёл? Ты чуть неопознанным трупом в новостях не стал! Представляешь, какой скандал был бы! Тебя человек встречать поехал, а найти не может! – он говорил по-английски, это я тут перевожу всё на русский. – Чего хромаешь, кстати?

Про драку, значит, не знает. Хорошо. Хоть что-то хорошо.

– Упал, – бубню. – Споткнулся об тюменский мусор.

Атташе (не буду упоминать его имени и деталей внешности) напряжённо держал пальцами карандаш.

– Это дикий край, и уже здесь дикие люди. Там дальше вообще нет никаких посольств, нет связи, нет спецназа, никто не прилетит и не поможет. Факин шит, туда вообще никто не прилетит! Нужно быть аккуратней.

И давай кричать. Ругаться.

– Отттого, что ты праправправнук Распутина – ты от этого не становишься полубогом. Или неязвимым. Ты для них иностранец. А значит – враг.

Сгущает или нет?

– Если вы считаете, что я не готов – пишите в администрацию. Пусть меня снимают. Я устал эти крики слушать. Давайте по делу.

Он затих. Глубокий вдох. И выдох.

– С тобой будет наш человек. В основном он будет техническим помощником – съёмка, свет, запись звука, черновой монтаж. Но у него имеются кое-какие силовые… навыки. Не стоит провоцировать ситуацию и проверять.

– Спасибо, но…

– Какие «но»? Не спеши. Поработай с ним сегодня-завтра, поснимай Ленина, поснимай местный музей. Потом и решишь. У тебя одной техники на сорок кило будет. Одному за раз столько не утащить.

В дверь за моей спиной постучали и тут уже зашли. Поворачиваюсь. Какой-то азиат с равнодушным лицом.

– Чокан Державин, – смотрит на меня и протягивает руку. Видя моё замешательство, добавляет на чистом русском, – Чокан – это имя моё. Я казах.

– Почему казах? – спрашиваю.

Чокан смотрит на атташе. Атташе на меня.

– Знает местные нравы, бывал там. Говорит по-русски. Многие будут принимать за китайца и не станут лишний раз связываться. И, конечно, отлично снимает. – сказал атташе.

– А как я людям объясню, что со мной, иностранцем – казах? – спросил я.

– У казахов гонорары ниже.

– Убедительно. – говорю, – Чокер… скажи…

– Чокан.

– Отлично! Сегодня снимаем Ленина. И интервью.

– С кем?

– С Лениным!

Местные загнали в нейросеть полное собрание сочинений Ильича. И тот мог мало-мальски на винтажные темы и прочую политику общаться. Кстати, в виде голограммы.

Снимать эти сумрачные монохромные лица в плохом разрешении было страшным мучением. На видео они часто выглядели на убогий наложенный слой, как дешёвый спецэффект. Требовалось большое мастерство. Вот и проверим нервы казаха.

– С голограммой? Хорошо. Мне нужен час на подготовку.

– Отлично! Встречаемся внизу через час.

Казах ушёл.

– В Обезбольске будете через три дня. Вот здесь детали, – атташе протянул визитку с карандашными пометками, – мы организовали вам встречу с тем человеком, которого вы указали, с Вергилиным. Он как раз приедет с севера со свежими данными, даст наводку – куда и как двигаться дальше. Возможно, и сопроводит частично. Его не упоминайте в блоге. И лучше даже не снимайте.

– Почему?

– У него тут не везде хорошие отношения. Особенно на юге и на западе, таким знакомством пока лучше не светить.

– А дальше?

– Он мне недавно писал, сказал, что есть контакт, будет проход на море Хард после Ворот. И вплоть до плотины, до самого Харда.

– И на плотину пустят?

– Это ещё не решено.

– А Чекан этот… он насколько в курсе вообще?

– Кое-что знает. Но ты исходи из того, что он просто твой оператор, технический помощник. Тут нечего обсуждать.

Многое я не мог говорить открытым текстом. И атташе это знал.

«Мемнон! Он так прочно вошло в наш язык, что стал просто словом. Поисковая система, социальная сеть, удобные интернет-сервисы, своя мобильная связь и даже лучшие в мире носимые огменты. Синоним отличных вещей. Одним словом! Мемнон!

Но – скоро всё станет лучше. И при этом останется прежним. Мемнон расширяется, растёт. Всё, что в нём было хорошего – остаётся. И добавляется много нового. Прежде всего – виртуальная реальность, дополненная реальность, масса электронных помощников. Они берут вашу рутину на себя. Кажется, что внутри искусственный интеллект, но нет – это просто самоулучшающийся, обучающийся на ходу алгоритм. Теперь всё работает ещё быстрей, ещё ясней и понятней. И называться будет – Нестра. Нестра – новое имя Мемнона!»

\\ Из презентаций Нестры

«Когда Ленин умер в 1924 году, то люди так долго прощались с ним, что процесс решили сделать вечным. Бесконечным. И сугубо материалистическое по своей идеологии государство превратило мёртвого вождя в священную мумию. Буквально. В центре столицы поставили мавзолей, куда всегда тянулась нескончаемая очередь желающих посмотреть на разрушителя царской России.

Во время войны, в 1941-м году, секретным распоряжением мумию перевезли в Тюмень. И когда Москву, Дрезден и Лондон подвергли ядерной бомбардировке – то выяснилась пугающая актуальность лозунга «Ленин – жив!». Большая война закончилась, начались малые. Тюменцы не отдавали тело вождя, его пытались выкрасть, например, белоомичи, пытались отбить прямыми атаками урало-капиталисты. Но последний оплот коммунизма не сдавался.

Позже именно из-за Ленина переименовали и сам город. И он стал последним крупным прибежищем для коммунистической идеологии на территории бывшей Российской Империи. В последние годы – всё больше декоративным символом прежнего порядка, нежели настоящим центром коммунизма».

\\ Из лекций Вергилина об истории Западной Сибири 20 века.

«Тут у нас техническое подполье черновика. Слово как-то само прилипло сразу – интермедии. Вроде и сырье. Но уже вполне самостоятельные.

Вообще меня распирает от деталей. Но я решил, что описывать подробно визуальные подробности особо нет смысла – есть же видео, зачем повторяться, всё равно за живой картинкой мне никаким словом не угнаться. Но случаются такие небольшие зарисовки, встречи, обрывки разговоров, которые не тянут на хороший сюжет, не встраиваются в мою историю, не могут попасть на видео… И я решил, что пусть они будут идти в виде, как я сказал, интермедий – необязательных, лёгких пауз. Такие завораживающие завитушки, мини-истории как вселенные на шёлково-атласной глади моря Хард. Плюс я могу добавлять сюда собственные комментарии по ходу дела. Если, конечно, будет что сказать за пределами основного повествования. Пока не знаю.

Тут, как выясняется, многие вещи нельзя вообще говорить вслух, даже в простой беседе. Обижаются! Я уж молчу про формат видеоблога, там крайне аккуратно слова подбирать надо.

Кстати, в интермедиях цитаты не совсем дословно будут. Но я не бегаю с ручкой за людьми. У меня, к счастью, есть техническая возможность отдельные реплики, монологи окружающих людей фиксировать с помощью определённого устройства и сразу сохранять в виде текста. Думаю, тоже буду использовать. Как раз там, где и видео невозможно, и где не нужно утяжелять основной текст.