Ада любила горячий чай, как и сок, выпила стакан залпом. Кипяток обжег Адино нутро, высушил всю мокроту разом. Ада любила, когда сухо. Начальник, добродушный пожилой человек, протянул Аде пакет. В нем лежал цыплячий дождевик.

– Не надо, я вас прошу… только не это, – мотала головой Ада.

– Возьмите, как вы без него? – беспокоился начальник.

– Он меня старит.

Ада бросила взгляд на одиноко стоящую сумку и странно улыбнулась.

И, опираясь одной рукой на сломанный зонт, другой на лыжную палку, вышла из конторы. Дождь кончился. Хвала небесам! Ада сделала свою работу, правда, мужика порешила, но ей не привыкать. Забудется. О матери Ада теперь и не вспоминает. И мужика забудет. Чудной он какой-то. Самоубился и вдруг ожил.

Джингл бэлз, джингл бэлз…

Поскорее бы зима.

Чтобы дома сидеть Аде и не вздрагивать.

Наступили долгие сухие дни. Ада сохла по мужику. Кусок в горло не лез, гранатовый сок перестал радовать. Подушку поцелуйную до дыр исцеловала, но не было силенок у Ады ее штопать, потому и в чулан спрятала подальше с глаз. Долго смотрела на гвоздь в стене. Смотрела, смотрела, а потом показала гвоздю знак нехороший. Поскорей бы дождь! Поскорей бы на работу. Когда работаешь, как-то легче жить, что ли.

И дождь услышал Аду. Пошел.

кап-ральство

кап-тер

кап-ральский

кап-ерство

кап-итулянтский

кап-леобразный

кап-страна

кап-итанство

кап-итулянт

кап-сюльный

кап-устница

кап-итулировавший

кап-ризуля

кап-суль

кап-итулярий

кап-ризница

кап-ибара

кап-оэйра

кап-с

кап-терщик

кап-тан

кап-е

кап-ризничающий

кап-елюха

кап-лица

кап-итошка

кап-юшончик

кап-итулянтство

кап-тал

кап-анный

кап-итализированный

кап-ание

кап-итализировать

кап-нувший

кап-риччио

Семнадцать минут у дождя был перекур. Лить и курить – невозможно.

кап-елюш

кап-атас

кап-усточка

кап-ризник

кап-италистка

кап-раз

кап-итания

кап-италка

кап-вложение

В одну из ночек-адиночек снится Аде сон.

Снится ей мать. Живая, на своих ногах, без дыры во лбу, со всеми зубами.

Ада лежит на своей кровати и видит, как мать огромным гвоздодером пытается вырвать из стены гвоздь.

– Сученыш, держисься, – говорит.

«Вроде зубы все на месте, а все равно шепелявит», – думает Ада, глядя на мать.

– Есть, собака, едрить твою налево.

Мать вытащила гвоздь из стены и, потрясывая им в руке, начала приближаться к Аде. Ада знала, что все это сон, что все скоро оборвется. Она не могла пошевелить конечностями, была словно парализована.

«Сейчас мать вобьет в меня гвоздь», – думала Ада, а сама уже готовилась. Как гвоздь будет вбит, так сон сразу и кончится. Но мать не стала мстить дочери. Она присела у Адиной кровати и сказала елейным голосом:

– Идиотка, ты на кого стала похожа, а? Возьми себя в руки! Сама не живешь и других жизни лишаешь. Мужика я тебе с того света послала. Зачем убила его, зачем по бубенцам?.. Как он без них? Зачем он без них?

– Он приставал ко мне. Вот и убила. А вообще, он первый начал. Сам себя убил.

– Но ведь поцеловал тебя, идиотку, перед этим. Да потом проверил по моей просьбе. Сжалится ли у тебя сердце? Нет, ты еще три раза провернула палку, добила его таки. Как и меня.

– Мама, дак у тебя все уже, я смотрю, заросло и следа не осталось.

– Тьфу на тебя. Что с тебя взять, с идиотки? Благодари мать, что мужик тебе неубиваемый достался. Ждет тебя мужик в парке, ждет. Люби его так сильно, так горячо, как ты меня ненавидишь. И он будет тебя так же любить. Пейте кровь друг друга. А гвоздь я себе заберу. Крепкий, длинный, сученыш. Играться с гвоздем буду, забавляться.

И мать исчезла.

Вот такой сон вышел. Ни дать – ни взять.

А вообще, спать под шум дождя полезно.

Снимает нервное напряжение.

Сами проверьте…

кап-оэйрист

кап-италь

кап-ча

кап-отировать

кап-риоль

кап-ризничанье

кап-итализируемый

кап-рифолия

кап-илляроскопия

кап-ролактам

кап-рифолий

кап-тировать

кап-итализатор

кап-ельдинерский

кап-отец

кап-ельножидкий

кап-ерц

кап-па-частица

Вот в это время Аде приснился сон. В начале третьего часа.

кап-италоотдача

кап-ительный

кап-ээсэсовец

кап-реализм

кап-тированный

кап-сида

кап-ость

кап-тон

кап-труд

Ну как?

Чуток легче?

Зонт сломан, палка лыжная держится на соплях, дождь идет, и Ада идет.

Взяла большой целлофановый пакет, надела на голову, взяла новую сумку.

Идет Ада на работу, как на Голгофу, – каждый шаг свинцовый.

Видит издали, мужик на парковой дорожке стоит, ждет. Ада далеко лучше видела.

Точно, мужик. Неубиваемый который. Стоит целехонький. А вокруг него птицы: голуби, вороны, воробьи, утки. Все живы, в добре и мире, клюют пшено, которое мужик им сыплет из своих больших мозолистых ладошек. Дождь идет, а птицам и мужику нипочем. Одна Ада, как дура, с пакетом на голове, с сумкой наперевес и с лыжной палкой.

– Брось ты это все, – сказал Аде мужик, когда та подошла к нему. – И палку брось, и пакет этот идиотский с головы сними. Разве тебе холодно?

– Нет, – ответила Ада и отбросила пакет в сторону.

А мужик протянул ей свою ладонь и отсыпал горстку пшена.

– М-мне п-птиц надо собирать. Я же на работе, а вы… – сказала Ада.

– Ты что, убивать их, что ли, будешь? Ты ведь добрая, пальцем никого не тронешь. Смотри, какие! Воркуют.

Ада нервничала оттого, какая она «добрая», и от этого нерва очень хотела есть.

Пшено пришлось кстати. Ада заглотила всю пригоршню, предназначенную птицам. Когда работала челюстями, становилось легче. Учила ее мать, не говори с набитым (пшеном) ртом, учила, без толку. Ада спросила мужика: «А вы че бороду сбрили?» И закашлялась. Пшено не в то горло попало. Ада думала, что на этом месте она и кончится. Как птица. В сумку ее тогда и в контору к начальнику снесите. И ведь никто не хватится, не вспомнит.

Мужик сильной мозолистой рукой долбанул Аду по спине. Застрявшее пшено выскочило из Адиной глотки и попало мужику прямо на щеку. Туда, где раньше борода колосилась.

– Вот запейте! – Мужик протянул Аде бутылочку с красной жидкостью.

– Это еще что? – просипела Ада.

– Кровь. Шучу. Гранатовый сок. Сам выжимал. – И мужик сжал руки в кулаки. И Аде показалось, что вместо кулаков у мужика два спелых граната, которые вот-вот треснут.

– Это мой любимый сок. Спасибочки, – поблагодарила Ада и даже сделала идиотский реверанс.

– Знаю…

– Откуда?

– Мне мама ваша сказала. И чтоб бороду сбрил тоже…

– Да, да, вам так лучше, – заметила Ада. – У вас пшено на щеке. Я уберу?

– Почту за честь.

И Ада притянула мужика к себе. Так же, как он ее когда-то. И целовала его, целовала. Так упрямо, так горячо, так смело, как свою подушку поцелуйную не целовала. И не только в губы, а по всему лицу мужика рассыпала поцелуи, прямо как зерно рассыпают птицам, благодарно так, не думая наперед, освобождаясь от всего наносного.

Мужик поначалу обомлел от такого напора, а потом принял Аду в объятия и ответил поцелуйной очередью.

Он и она целовались. Дождь здесь был явно лишним. Он ушел: то ли на перекур, то ли вообще с концами. Ну зачем он здесь, спрашивается? Губам скользко, неудобно, и звук такой хлюпающий появляется, нехорошо это все, не по-людски как-то.

Он и она целовались. Стояли как монумент. Памятник любителям гранатового сока. Лыжная палка и пакет валялись бесхозно на газоне. Ворон и ворона уселись на памятник. Ну, то есть на головы целующихся. Ворон на мужика, ворона на Аду. Любители гранатового сока не почувствовали птичьего вторжения. Ворон с вороной сначала стучались клювами, радовались бездождевой жизни, а потом зачали на головах Ады и мужика потомство и тут же испражнились от нахлынувшего счастья так мастерски, что на памятник даже не попало.