Это замечание дает ей еще один повод нахмуриться. Она с отвращением поджимает губы и бросает в мой адрес еще одно оскорбление.

— Может, если бы ты не был психопатом, помешанным на причинении вреда людям, у меня вообще не было бы причин убегать.

Я лишь улыбаюсь. Ее непокорность — это все, на что я мог надеяться, и даже больше. Ее колени стучат друг о друга, и я провожу ладонями вверх-вниз по ее рукам, чтобы согреть.

— Позволь мне немного привести тебя в порядок, цветочек.

Достаю из кармана маленькую аптечку, которую всегда беру с собой в такие вечера, как сегодняшний. Большую часть времени она остается неиспользованной, но, к счастью для моей тихони, я забочусь о том, чтобы она не подхватила инфекцию.

Достаю спиртовую салфетку, и она морщит нос от запаха антисептика, ее темные глаза следят за каждым моим движением, пока я протираю порез на ее лице. Возможно, дело в инстинкте самосохранения или в чем-то еще, но она позволяет обработать и заклеить рану, это заставляет поверить, что мое присутствие не вызывает у нее такого уж сильного отвращения. Когда опускаюсь перед ней на колени, она шевелит ногами, словно хочет меня пнуть, но я сжимаю ее колени вместе и шлепаю по бедрам.

— Не делай того, о чем потом пожалеешь.

Она фыркает.

— Здорово. Ты можешь делать со мной все, что захочешь, но я не могу ничего делать с тобой?

— Никто этого не говорил. Ты правда можешь делать со мной все, что захочешь. Правила для тебя такие же, как и для меня, но позволь внести ясность. Не имеет значения, что ты со мной сделаешь. Ничто, кроме гребаной смерти, не помешает мне забрать то, что мое по праву.

Словно окончательно сдавшись, она опускается на землю. Я наклоняюсь и подхватываю ее под мышки, крепко прижимая к себе. Ощущение ее тела, как оно сливается с моим… Блядь. У меня было много женщин, но ни к одной из них я не испытывал такого опьяняющего влечения. Когда она замечает, что моя эрекция упирается ей в бедро, то снова начинает сопротивляться, но я сжимаю ее крепче.

— Нет, этого не произойдет. Чувствуешь это? Эта маленькая погоня, в которую ты меня втянула, так измотала, что я даже не могу ясно мыслить.

Она тихонько всхлипывает.

— Я ничего не делала.

— Ты… — я провожу рукой по ее бедру и забираюсь под платье, чтобы почувствовать обнаженную кожу. По ее телу пробегают мурашки, пока я не просовываю руки между ее бедер и не сжимаю лоно поверх трусиков. Она снова хнычет, и мне нравится этот звук, слетевший с ее губ.

— Скажи мне, цветочек, ты будешь кричать для меня?

Она издает леденящий кровь крик, и, подобно раскату грома в небе, энергия внутри меня превращается в электричество.

— Ты такая хорошая девочка, цветочек. Подчиняешься моим правилам и делаешь то, что я хочу, но я не удивлен. У меня такое чувство, что ты всегда следуешь правилам.

— Заткнись и перестань прикасаться ко мне!

Я смахиваю капельки пота, стекающие по ее шее.

— Я могу делать с тобой все, что захочу. Ты согласилась на это, когда вошла в этот лес. Теперь я просто беру то, что уже принадлежит мне. Не моя вина, что ты до сих пор этого не поняла.

— Я ни на что не соглашалась! — рычит она, и я впиваюсь зубами в то место, которое облизывал минуту назад. Из ее нежного горла вырывается еще один визг.

— Осторожно, дорогуша. Я еще хочу услышать твои крики позже, так что пока не срывай голос.

Чувствую губами, как она тяжело сглатывает. Меня одолевает желание укусить сильнее, но я не поддаюсь, пока нет. Я хочу от нее гораздо большего.

Несу ее к большому бревну и усаживаю на него.

— Расслабься на секунду. Позволь мне позаботиться о тебе и убедиться, что ты не слишком себя извела.

Она отшатывается.

— Почему?

— Несмотря на то, что ты до сих пор обо мне думаешь, я хочу твоего удовольствия так же сильно, как и боли. Планирую добиться этого любым доступным способом… хочешь ты того или нет. Если захочешь, облегчишь задачу, но я всегда готов к борьбе, в которой возьму это.

У нее перехватывает дыхание, и она обхватывает себя руками, как будто это спасет ее. Я раздвигаю ее колени, а она пытается снова свести их вместе, за что получает еще один шлепок по бедру.

— Нет, цветочек. Если я раздвигаю тебя, ты так и остаешься, или пожалеешь, когда я поставлю тебя в гораздо худшее положение.

На ее кристально-зеленых глазах наворачиваются слезы и начинают стекать по грязным щекам. Медленно, так медленно, что я почти теряю терпение, она разводит для меня ноги.

Наклонив голову, провожу руками по гладкой коже и прижимаю большие пальцы вдоль линии мышц у краю трусиков.

— Очень хорошо, цветочек. Ты быстро учишься. Мне это нравится.

— Я ненавижу тебя. — Ее слова вырываются с вибрацией.

Ммм.

— Скажи мне больше. Хочу услышать, как ты кричишь, как сильно ты ненавидишь меня, когда я внутри тебя.

Ее глаза за стеклами очков комично расширяются.

— Ты… ты…

— Я что?

— Ты планируешь…

— Трахать тебя до тех пор, пока ты не закричишь на разных уровнях? Да, именно это я и планирую. — Я смотрю на ее исцарапанные и окровавленные колени. — Но сначала мне нужно привести тебя в порядок. Не хочу подвергать тебя риску подхватить инфекцию и умереть. Ты не сможешь быть добровольным… или, лучше сказать, невольным участником, если умрешь.

БЕЛ

Черт возьми, во что я вляпалась?

Мало того, что привлекла внимание законченного психопата, так еще и подписалась на одну из его дурацких игр. Выражение его глаз говорит о том, что он абсолютно серьезен и не собирается уходить или отпускать меня…

Он упомянул, что будет трахаться, как и все эти люди, в грязи, на холодной лесной поляне. Что-то мне подсказывает, что он тоже не станет облегчать мне задачу, и у меня нет возможности сказать нет.

С трудом сглатываю, когда его большой палец касается царапин на моем колене. Прикосновение нежное, полная противоположность мрачному выражению его глаз. Они находятся на уровне моей киски, и я не знаю, что чувствую по этому поводу. Здесь темно, поэтому не могу сказать, смотрит ли он на меня на самом деле. Зачем раздвигать мои ноги, если он не собирается смотреть?

— Чего ты хочешь? — спрашиваю снова— ―Почему я?

Ненавижу дрожь в своем голосе, но он, кажется, наслаждается этим. Всякий раз, когда я издаю хоть малейший звук, он закрывает глаза, словно упиваясь им.

Он так долго не отвечает, что я начинаю думать, что вообще не ответит.

— Буду честен. Я не знаю. Просто в тебе есть что-то… необычное. Я буду разбираться в этом.

— Пока…?

— Пока не закончу.

Я сглатываю.

— Закончишь, просто используешь меня и выбросишь, закончишь?

Он фыркает и поднимает глаза, чтобы встретиться с моими в темноте.

— Пока все, что очаровывает меня в тебе, не отпустит. Будет проще, если до тех пор ты просто сдашься.

— Но… почему? Ты меня даже не знаешь. В кампусе полно других девушек, которые готовы пройти от одного конца площади до другого, отсасывая тебе на публике… А ты хочешь меня… дев… — я останавливаю себя, пока не рассказала слишком много.

К счастью, он, кажется, не замечает, что я осекаюсь. Будет ли для него важно, если скажу, что я девственница? Скорее всего, нет. Он воспринял бы это как поощрительный приз. Оставаясь на коленях у моих ног, он снова раскладывает аптечку. Достает еще одну салфетку с антисептиком, и я вздрагиваю, когда он протирает порезы, а затем наносит немного антибактериальной мази. Доброта, которую он проявляет, в данный момент слишком велика для моего хрупкого разума, а если добавить ко всему этому тишину, то становится вовсе невыносимо. Прямо сейчас я предпочла бы его грязные слова молчанию.

— Ты права. На свете есть много девушек, но ни одна не привлекает меня так, как ты. Никто из них не притягивает меня и не вызывает желания обладать ими, не отпускать их.