И хотя гер Ру так складно и умело выражается, бдительность мистера президента не усыпить всем этим. И он всегда найдёт подводные камни в рассматриваемом предложении и к чему-нибудь обязательно прицепится.
– Добре. – В векторности одного политического продвижения дал своё согласие на этот проект мистер президент, но со своим «но». – А нет такой вероятности, что наши противники и враги и тут не вмешаются, и используют всю эту ситуацию как это им надо, организовав свой проект «Троянский конь»?
А вот такой вариант видимо даже не рассматривался гером Ру. Что за наивная душа и не стратег вообще. И он только в лице с отпавшей челюстью вытянулся и осел в себе. Что, впрочем, было от него ожидаемо мистером президентом, повернувшимся и обратившимся с вопросом к начальнику всех семи оков разведки, семизвёздному генералу Лабусу, единственному в своём роде по такому количеству звёзд генералу. Где, правда, только четыре звезды помещалось у него на погонах (они для большего количества звёзд не предназначались), а три дополнительные он носил у себя в нагрудном кармане, демонстрируя их время от времени при посещении бара со своими высоко им поставленными сослуживцами. А демонстрировал он эти звёзды следующим образом. Он их по одной опускал в наполненный алкоголем стакан. И таким образом себя тостировал, одновременно выпивая дозу горячительного и прочищая звёзды от своей затхлости.
– Что на этот счёт скажет разведка? – с вот таким вопросом обратился президент к Лабусу.
– Работаем. – Очень чётко и информировано для тех, кому положено и можно знать по доступу к секретам, ответил Лабус.
– Я другого ответа и не ожидал услышать. – С нотками похвальбы за предупредительность и дальновидность служб разведки, ответил президент. После чего он собрался продолжить то, с чего он начал это заседание совета безопасности – с требования прежде всего к себе, быть честными и чуть не откровенным, как к какой-то удивительной неожиданности для всех здесь и больше всего для самого президента, это мирное течение времени разрывает телефонный звонок стоящего перед президентом на столе телефонного аппарата. Которому, если честно про себя сказать и так здесь говорить о таких вещах только и допустимо, здесь было не самое лучшее место. Он своим видом вечно сбивал с мысли сидящих за столом людей, кто, как и всякий современник, стал заложником наличия в своей жизни телефона, без общения с которым уже никто своей жизни не представляет. И каждый сидящий за столом чиновник, глядя на этот телефон рядом с президентом, прямо чувствовал на себе зуд желания взять в руки свой телефон и просмотреть пропущенные вызовы для начала, с помощью которых растёт твоя самооценка, если их очень много и это даёт понять твою крайнюю нужность для человечества.
А тут такое, подвергающее сомнению собственное самосознание, происходит по причине наличия в этом кабинете права сильного, а именно президента, кто единственный здесь имеет право на звонок во внешние пределы. И даже будь это единственный и последний звонок, который будет суждено сделать местному человечеству, то его будет делать мистер президент. А такая дискриминация по субординационному принципу, никому здесь не нравиться.
Но сейчас речь идёт не об этом. А сейчас, как только начал звонить телефон, и не каким-нибудь модным рингтоном, а самым обычным, застарелым звонком, все здесь находящиеся люди, одёрнувшись от самих себя и от своего полусонного состояния, с неким тревожным предчувствием, что сейчас президенту будет сообщено настолько что-то важное, что потребует мобилизации всех их сообща сил, если они, конечно, хотят выжить, – а по другому поводу никто не осмелится их тревожить, – бросили свои взгляды в сторону телефонного аппарата (президент в том числе) и принялись пытаться раскрыть тайну этого звонка.
И как это всегда бывает и случается, то мысли и разумения насчёт значения и важности этого, так и неумолкающего звонка, на который мистер президент не спешит хоть как-то реагировать (он видимо и сам в шоке, что его тут потревожили и отвлекают), уж очень разнились между собой.
– И кто же это может быть? – вот таким общим вопросом задались представительницы женской гендерной идентичности. А вот мужская половина, всегда имеющая свои отдельные, подчёркивающие их шовинизм и эгоцентризм воззрения на всё, задалась другим по смысловому направлению вопросом. – И что за срочность такая, что президента решили отвлечь?
Ну а дальше последовали свои, характерные для каждого присутствующего здесь лица вопросы уточнения, которые уже кардинально разнились между собой, хоть и задавались на одной общей основе.
– Вот нисколько не удивлюсь, если это звонит Барбара. – Усмехнулась про себя вице-президентша, кто была в курсе всех информационных поводов, сообщений, разговоров и, конечно, сплетен из заслуживающих доверие источников. И как не ей не знать, что подпитывает изнутри самостоятельность и волю к жизни президента. А именно его супруга Барбара, кто, по её словам, и руководит государством, раз он, президент, вот так (здесь она показывает, как сжимает рукой шею мистера президента, в семейном быту называемый Огурчик, а на официальном уровне, если вы этого ещё не знали, будучи не в курсе того, кто будет стоять у истоков власти в том самом, перед самым началом Армагеддона году, то это Белый царь, как бы это не было колониально противно и не соответствовало повестке дня, чьё имя не так сильно важно и потому оно самое простолюдинское и обычное Навуходоносор Антоний по ветхой транскрипции, а по современному имя писанию, Джозеф) управляем её крепкой рукой.
– Не выдержала неизвестности, а если точней, то известности. Знает, что её Огурчик обязательно чего-нибудь напортачит без её присмотра, а ей потом всё заново переделывай. – Про себя рассудила вице-президентша, не первый раз сталкиваясь с железной волей супруги президента.
А вот у госсекретаря на этот счёт другие предположения, и это даже несмотря на то, что она в курсе домашней ситуации президента. А просто ей хочется создать интригу и невыносимые условия для исполнения своих президентских обязанностей президентом. Для которого она с предельным постоянством ищет поводы для объявления ему импичмента, хотя её всё на своём месте при президенте устраивает. Что поделать, вот такая у неё противоречивая натура.
– Неужто, она решилась и ему позвонила по данному мною телефону. – С задержкой дыхания и замиранием сердца в себе так провела некие параллели госсекретарь, также создающая некоторые поводы для дезинформации и введение в заблуждение президента, местами падкого на внимание в свою сторону со стороны женского пола. За что он всю жизнь и страдает, находясь в тисках семейных отношений с Барбарой.
Что же касается мужской части совета, то их мысли и рассуждения насчёт этого звонка были с одной стороны более что ли по делу, а с другой стороны ещё больше далеки от реальности.
– Президента на столь важном совещании могут отвлечь только по самому, критично важному делу. – Вполне резонно рассудил начальник всех штабов, объединённых одной целью – выжить чего бы это не стоило, генерал МакБрут. – Неужели звонит тот, кому не ответить на телефонный звонок себе дороже. Но почему он звонит прямо сейчас? – задаёт обрекающий на уныние и внутренний озноб вопрос МакБрут и находит тут же на него ответ, который вгоняет его в ещё большую обструкцию. – Он определённо знал, когда было запланировано провести заседание нашего совета по безопасности. И он специально выбрал это время, преследуя несколько важных целей. «Я тебе, Джожичь, звонил, как ты и просил, и требовал от меня. Мол, хорош, там из себя строить демократию, и давай уж слушай меня, Влад. Вот я и прислушался к твоим словам и позвонил. А ты, падла такая, не берёшь трубку. Так что сам виноват в том, что я буду продолжать курс на дестабилизацию наших отношений», – вот так будет оформлено достижение первой цели, разрыв отношений.
Вторая цель в себя будет включать внесение беспорядка в ход нашего рассуждения на совете безопасности из-за появления новых обстоятельств, которые внесёт этот беспардонный президент не партнёрской отныне нам никогда страны. – На этом генерал МакБрут не остановился никогда бы, если бы его не перебило трудно скрываемое нетерпение своего соседа по столу, генерала МакТиберия, начавшего недовольно сопеть себе в нос и ёрзать на стуле в сторону такого малодушия президента. Чего-то тянущего время и не берущего трубку телефона. И мысль о том, что мистер президент подспудно чего-то опасается от этого звонка (а что это тогда может быть? Вот только не то, о чём все тут подумали – власть в стране, наконец-то, взяли демократы по весьма успешной по своему продвижению в массы причине: говорят, что мистер президент демократ не настоящий), совсем не утешала и не подавала надежд.
