Личико у Сони было почти детским, и пухлые губы бантиком только усиливали этот кукольный образ.

Женщины говорили на иврите, и я понимала лишь отдельные слова. Изи наклонялась к моему уху, и рассказывала, о чём идет речь. Невесту одели в тонкую сорочку ниже колена, опустили в бассейн. Она и плакала и смеялась, и я никак не могла взять в толк, счастлива она или нет?

- Изи? – Бочком и переставным шагом я дошла до Изольды, смешивающей в железной миске благовония. – Изи!

- Тааак… горсть розовых лепестков, несколько капель перечной мяты… Что такое? – Шёпотом ответила женщина, и пригладила выбившиеся из тугого пучка завитки волос, не оборачиваясь.

- А Соня была не против этого брака? – Словно у болванчика, голова повернулась. Карие глаза любимой соседки расширились, и она шагнула ко мне. Она оттянула край моего сарафана, и приобняла за талию.

- Мириам, вот мне всегда было интересно, зачем тебе были даны глазоньки, если ты не замечаешь элементарных вещей? – Я хмыкнула, отбирая подол.

- Ну… она же плачет?

- Учи язык своих предков… может тогда в твоей голове что-то да прояснится. – В этот момент я получила легкий подзатыльник. Рядом с Изи было легко почувствовать себя нерадивым ребенком.

- Это все от большой и нескрываемой радости? Реветь в три ручья? – Недоверчиво зашипела я в ответ.

- Соня влюбилась в Яшу еще лет в тринадцать. Смотрела с обожанием, ходила хвостиком, и притворялась, что любит ловить рыбу, и спать в палатке, лишь бы старший брат Ян брал её с собой, когда ходил в походы с Дэви и Яшей!

- Это как в анекдоте: «Ищу девушку, любящую рыбалку, и имеющую лодку…»

- На кой ему её лодка! Там чувства! – Изи начала краснеть, и, по всей видимости, придумывать как «развлечь» меня или попросту расправиться.

- Разница большая у них… - Попыталась я придать лицу заинтересованный вид. - Что же было потом? – Раз Яков друг Давида, то они примерно одного возраста.

- А потом ей исполнилось семнадцать, и она распустилась, как майская розочка! Яша стал смотреть на нее не только как на младшую сестренку друга, но и как на девушку. Очень привлекательную девушку! И тут Сонечка поехала в Европу учиться! – Изи вытерла руки о маленькое полотенце. - Четыре года приезжала только на летние каникулы на пару месяцев, неизменно ходила ловить рыбу, а потом вновь уезжала. Наверное, все мы уже заранее знали, что как только она получит свой диплом, будет свадьба! Яша – наш Яков Моисеевич, уж как рад! Вернулась внучка, будет рядышком!... Теперь иди, дочка! – Изольда всунула мне в руки миску, и подтолкнула к бассейну.

Время её расплаты пришло.

Соня сидела на бортике, и женщины промывали ей длинные волосы. Я втянула голову в шею, абсолютно не имея никакого желания привлекать к себе чужие взгляды. Многие помнили, как Дэви нес меня по улице, словно куль с картошкой. И они не промолчат. До сих пор сдерживающим элементом была Изольда, но она надулась на меня, как еврейская мышь на крупу своей соседки.

- Что мне делать, Изи? – Соседка хохотнула, и ответила на иврите. Сильно надулась.

- Давай я покажу… - Из темноты укромного уголка вышла девушка. Кудрявая, резная, как вазочка. С круглым покатым лбом, маленьким носиком, пухлыми губами… Изабелла. На ней был белый сарафан, шея и декольте лоснились от пота, как и у всех нас. Температура в Микве была запредельной.

Женщина взяла мисочку с другого края, и вместе со мной, практически касаясь, пошла к Соне.

- Садись, Мириам. – И прекрасное видение грациозно опустилось у невесты. Я села по другую сторону. Меня захлестнул интерес. – Ближе. - И она улыбнулась уголками губ.

Интересно, а она меня съест?

Озираться по сторонам было бы слишком с моей стороны… как проявление страха или слабости. И я просто слушала краем уха шепот женщин, и пробивающийся взволнованный голосок Изольды.

- Давно не виделись. – Иронично заметила я, переходя на «ты» без предложения. Сколько ей потребуется, что бы сбросить фейский лик и показать зубки?

- Да и знакомство выдалось у нас коротким.

- Нужно обязательно наверстать это упущение. – Мои губы тоже растянулись.

Вместе, мы умащивали волосы невесты. Изабелла рассказывала истории и легенды. Не для одной меня конечно. Соня тоже внимательно слушала, и, казалось, прекрасно понимала возникшее между мной и Беллой напряжение.

- Говорят, вы с Дэви живете вместе и здесь? – Мягкий и сладкий голос. Пропитанный ядом.

- А кто говорит? – Удивилась я. Я стояла на коленях, и после этого вопроса тоненькая ручка Сони легла на мое бедро. Она повернулась ко мне, и пристально посмотрела в глаза. Предупреждение так и не слетело с её губ, она продолжила хранить молчание.

- Разве что хромая собака не знает еще… - Голос Беллы дрогнул. По лицу пробежала тень.

- Не думаю, что это кого-то касается, кроме меня и Давида. – Я подняла руку Сони и тоже намазала ее маслом. Не была уверенна, что стоило это делать по традиции.

- Напрасно. Очень даже касается, так как он глава нашей общины.

- Это же не значит, что всех вас касается его личная жизнь?

- Всех, может быть, и нет. Но вот меня…

- А тебя – в особенности не касается.

- Ты можешь подумать, что я враг вам, но это не так… Мириам, поступая не всегда хорошо и честно, я лишь хотела проявить заботу…

Я хотела подскочить на ноги, но сдержалась. Решила всмотреться в это красивое лицо.

Смесь из боли, страха, злости и безысходности…

- Что сделал твой отец, когда узнал, что ты подбросила мне в машину наркотики? – Соня вздрогнула.

- Сегодня мы готовим невесту к свадьбе… не время и не место. Но если ты захочешь услышать от меня эту историю, или какую либо еще… То я полностью к твоим услугам. Мы можем подружиться.

- Очень в этом сомневаюсь.

Потом мы обедали всей дружной компанией, и разошлись по домам. Изабелла постояла на крыльце Миквы, провожая меня взглядом, но больше не заговаривала со мной. Подошла только Соня. Она сказала, что была рада со мной познакомиться, поблагодарила за этот день, как всех других женщин, и потом, импульсивно обняла меня.

Этот жест был странным и обескураживающим. Я застыла на месте и не смогла даже заставить себя обнять девушку в ответ.

Я дошла до дома отца, прошлась по дорожкам вокруг, размышляя, и вернулась к Давиду.

Он еще не освободился, поэтому мне пришлось самой позаботиться об ужине, запечь овощи и рыбу, нарезать сыр.

Потом я сделала набросок на конверте с коммунальными счетами простой шариковой ручкой. Несколько раз обвела черты Изабеллы, потом замалевала, скомкала и, выбросив конверт в мусорную корзину, принялась выбирать фильм.

Ужастики, мелодрамы, комедии… папка без названия с видеозаписями. Если бы я не самовольно не приняла сухой закон, то открыла бы бутылку вина…

Я открыла первую наугад папку, и экран заполнился образами людей.

Оцифрованные пленочные домашние съемки.

Шумели волны, заползающие на песчаный берег. Кудрявый мальчик лет четырех, забегал в воду по колено, потом со звонким смехом, отбегал, обдавая брызгами молодую женщину в голубом хлопковом платье.

- Дэви! – Возмущалась она, шутя, и закрывали лицо руками.

- Мама, мама! Попробуй, какая теплая! – И ребенок запускал руки, дотрагиваясь до дна и поднимая подводные облака песка. Он смотрел на мать, Анну, как я догадалась, и его взгляд был ясным, пронзительным. – Вот – ракушка! Розовая! Кто-то отломал от нее уголок!

- Сынок, возможно, она такая и была!

Безумно красивый малыш… такой любознательный.

Я забыла про еду, и открывала папки с видео одну за другой. В школу он пошел в клетчатом пальто и кипе, которая прижимала кудряшки, и которую он отказался снимать. Его голубые глаза внимательно следили за одноклассниками и искали в толпе родителей. Он слегка щурился.

В десять он выбирал себе очки. Ездил на первую операцию на глаза, и родители снимали его в палате, читающим книжку, и рассматривающим яркие картинки.